Страница 12 из 64
Ей объяснили, где он живет. Но и только. И при этом Анне показалось, что собеседники как-то странно на нее поглядывали.
* * *
Дом, вросший в землю, покосился. И был пустой, с запертой дверью. Аня прислонилась лбом к мутноватым стеклам окон, но ничего не увидела.
Было что-то крайне неприятное в этом пустом неухоженном доме, в этой звенящей тишине заброшенности. В жутковатом прикосновении паутины к лицу, когда Анна заглядывала в темноту раскрытого настежь сарая.
Там тоже никого не оказалось. Хотя совсем недавно еще явно водилась какая-то живность. Об этом говорили резкий запах и куриные перья, застрявшие в соломенной подстилке.
Она уже собралась было уходить, когда за спиной послышался шорох.
Светлова резко обернулась…
Но это был явно не Николаев.
Из раскрытого настежь пустого сарая, постукивая копытцами, вышел жилистый рябой поросенок расцветки далматинца.
«Надо же, а я, когда заглядывала, и не заметила его! Поросенок ты этакий! Притаился! Не поросенок, а партизан какой-то».
Свин остановился невдалеке и уставился на Светлову маленькими, злыми и, как показалось Анне, довольно умными глазами.
— Кис-кис… — позвала его Аня.
Светлова понятия не имела, какими словами следует подманивать свиней. Но тут, по-видимому, не угадала. Свин не шелохнулся. Он стоял, растопырив короткие крепкие ножки, твердо упершись ими в землю, и иронически — ну так, во всяком случае, Ане казалось — разглядывал незваную гостью.
Понятно было, что это свободолюбивое существо давно не признает над собой человеческой власти. И никакими подачками, лакомствами, приманками, а уж тем более наивным «кис-кис» человек его к себе не подманит. Так смотрят беглые каторжники или разбежавшиеся во время пожара рабы и «в бегах крепостные».
«Дудки…. Накоси — выкуси! — означал этот твердый взгляд. — Больше вы меня не заполучите…»
Вот как? Светлова задумчиво потерла виски, пристально разглядывая поросенка.
Что бы это могло означать? Свин явно привык к свободе, одичал. Для этого требуется время. Значит, хозяина в этом доме нет уже довольно давно?
Он ушел, исчез — или что там еще? — притом какое-то время назад.
На все Анины вопросы жители Ковды пожимали плечами и смотрели на нее по-прежнему, долгим и странным взглядом. Взглядом, в котором была заключена вековая тайна, связывающая их с этими дремучими сырыми лесами, глубокими озерами, топким непроходимым болотом. «Ну на нет — и суда нет. Спасибо, хоть больше не душат!» — благодарно думала Светлова, познакомившаяся с «косицей» ядреной девки Тимофеевны.
* * *
Как все горожане, крайне сентиментально относящиеся к животным, Светлова принесла свину поесть.
Но на хлеб хрюшка посмотрела равнодушно. Правда, явно оценила тягу Светловой к общению.
"Так… Что мы знаем об этих животных? — рассуждала Анна, задумчиво разжевывая хлебный ломтик, отвергнутый с такими высокомерием свином. — Говорят, например, что это очень близкое человеку существо. И не только по косвенным признакам.
То есть в том смысле, насколько много в самом человеке свинства! Но по вполне объективным. Например, самые подходящие — родственные! — органы для трансплантации — это органы свиньи…"
Животное неодобрительно хрюкнуло, словно прочитало Анины мысли — не понравившиеся ему! — о трансплантации.
Вот, мол, мало того, что веками использовали нас для эскалопов, так теперь еще додумались и для трансплантации тоже!
Свин хрюкнул — и отвернулся. И в гордой, с упитанным брюшком, свинской фигуре его сквозило такое неприкрытое торжество… Просто памятник на ВДНХа, в бронзе отлитый, — ни больше ни меньше… Мол, уж меня-то вы точно не заполучите! Ни для эскалопов, ни для чего-либо другого…
— А чего ты такой упитанный? — задумчиво поинтересовалась Аня. — Не боишься? Я имею в виду, не боишься выглядеть таким аппетитным? Слыхал ты, может быть, легенду о древних китайцах Хо-Ти и Бо-Бо? Великие древние китайцы! Они впервые в истории человечества приготовили блюдо под названием «жареный поросенок»! Как-нибудь я расскажу тебе эту легенду…
Свин презрительно хрюкнул и неожиданно двинулся со двора.
Это было похоже на приглашение.
И Светлова, будто загипнотизированная, потянулась за ним.
Упитанный и умный, он трусил чуть впереди, а Светлова шла неторопливо, но неотступно следом.
Раскраска далматинца и некоторая странная для свиньи отзывчивость и контактность удивительным образом роднили пятнистое существо с собакой.
Ну, да! Именно такая, почти телепатическая связь — когда понимают не только слова, а даже мысли, не произнесенные вслух! — бывает у человека с собакой…
«В общем, может быть, это просто случайность эволюции, что человек приручил и одомашнил волка, — рассуждала Светлова, — а не, скажем, кабана… Ручная домашняя свинья.., какая прелесть».
А ведь и шерсти в доме было бы меньше.
Но так или не так это… А то, что далматинец из николаевского свинарника явно не отвык от человека, было очевидным. Все его поведение говорило об этом.
Поросенок сначала спрятался в сарае… Замаскировался там, как снайпер на передовой. Затаился.
И правильно сделал! Ведь, как говорится, бдительность излишней не бывает. Кому же хочется стать эскалопом? К тому же, судя по куриным перышкам, тех, кто не предпринял соответствующих мер предосторожности, участь постигла довольно печальная.
А потом, когда Светлова, не заметив свина, собралась уходить, он вышел! Явил тельце, свинское, упитанное, яркому свету. Стало быть, тяга к общению была не только у Анны.
Да, пожалуй, что так. Он вел себя, как собака, хозяин которой исчез. А привычка и интерес к людям у свина сохранились.
* * *
Между тем, топоча копытцами по тропиночке, пробитой в высокой траве, краем безбрежного поля, свин привел Светлову — ну ни дать ни взять прогулка с песиком! — к лесочку.
Лес не лес, а точнее, роща. Собрание деревьев, стоящих купно и отдельно.
Над ними кружилась стая черных птиц.
Возможно, это были вороны. А возможно, и нет.
Ничего определенно Светлова знать не могла. Пребывание в Ковде прибавляло ей, разумеется — и очень споро! — знаний о природе. Но все-таки их было все еще по-прежнему недостаточно. К натуралистам же Анюта явно никогда не относилась.
По мере приближения к роще этой пары — лжедалматинца и Светловой — пернатые неохотно, но все-таки разлетались.
* * *
Наконец они вступили под, что называется, благодатную сень рощицы. А точнее, это была дубрава.
Да какая!
Неохватные деревья. Могучие кроны. Поблескивающая, посверкивающая и хрустящая от обилия желудей земля была попросту усыпана ими. Поверхность под деревьями казалась почти лакированной, так их было много.
— Свин тут же принялся за трапезу.
Вот и ответ, отчего ты такой упитанный. Спросила — объяснил! Молодец, хрюшка, соображаешь!
Схватываешь, можно сказать, на лету.
Понятно, почему хлебушек тебе мой был ни к чему. И правда, зачем скромные мои подношения?
Поросенок целеустремленно кормился, а Светлова оглядывалась по сторонам… Притоптанная, примятая трава, засохший веночек, зацепившийся за ветку…
Здесь явно бывали люди. Что они здесь делали?
Отдыхали? Выезжали на пикники, гулянья?..
Между тем птицы, потревоженные появлением Анны и разлетевшиеся было, потихоньку собирались и опять подтягивались к дубраве: что-то словно притягивало их туда, как магнитом.
Они кружили над дубами, явно недовольные тем, что их спугнули, в их стремлении вернуться сюда было что-то решительное и неприятное.
Аня задрала голову наверх, невольно все-таки прикрыв ее руками.
Только Хичкока тут и не хватало.
«Однажды в Кисловодском парке, — вспомнила Светлова, — такая же сумасшедшая ворона спикировала мне на голову».