Громов

На эту тему я беседовал с Шеварднадзе, он был тогда министром иностранных дел, и говорил ему, что наше правительство должно потребовать, чтобы Соединенные Штаты и Пакистан тоже прекратили или хотя бы сократили свое участие в гражданской войне.

У нас в Афганистане существовало 183 военных городка, а на территории Пакистана, нам точно известно, имелся 181 лагерь для подготовки моджахедов. Странно, но именно так пропорционально сложилось. Вполне можно было договориться, чтобы по ходу вывода войск мы покинули свои военные городки, а Пакистан расформировал бы эти базы для подготовки моджахедов. И за этим процессом должны были бы следить наблюдатели ООН.

Предложение мое было принято МИДом вроде бы даже с энтузиазмом. Но словесным одобрением и ограничились. Ничего не было сделано. Наблюдателей из ООН послали, но они следили только за нашим выходом. Я генерала, руководившего международными наблюдателями, спрашивал: почему вы не следите за Пакистаном? Он ответил, что их туда просто не пускают.

Состоялась у меня встреча и с секретарем ООН Кордовесом. С ним я эту проблему пропорционального взаимного сокращения обсуждал. И тоже было понимание. На практике же получилось так, что мы вывели войска, а Пакистан и американцы свое участие в конфликте только усилили. Результат не трудно предсказать.

Несчастий, которые пережил афганский народ, можно было избежать только в том случае, если параллельно уничтожалась бы и военная инфраструктура поддержки оппозиции, а также медресе, предназначенные для подготовки боевиков. Именно там были выращены талибы, которые принесли неисчислимые страдания народу Афганистана и были близки к тому, чтобы по завету Гульбеддина Хекматияра перенести священную войну на территорию советской Средней Азии.

Что касается американцев, то у них в этом конфликте имелись особые расчеты. Они были заинтересованы, чтобы советские войска максимально долго пребывали в Афганистане. Такое положение развязывало им руки и позволяло делать не только в Афганистане, но и во всем мире что угодно, пользуясь при этом поддержкой международного сообщества.

Как известно, Генеральный штаб последовательно выступал против ввода войск в Афганистан. Но когда приказ был отдан, мы его выполнили, потому что обязаны были это сделать.

Американцы постоянно следили за всеми передвижениями наших войск, предшествующими столь крупной операции. Они отслеживали ситуацию самыми разными средствами, в том числе и из космоса. Все видели и знали, но сидели тихо, как мышки, боясь неосторожным движением спугнуть нас. Им крайне необходимо было введение советских войск в Афганистан, прежде всего для того чтобы снять с себя весь негатив, связанный с их агрессией во Вьетнаме. Только после этого они могли развернуть мощную международную кампанию осуждения вторжения советских войск на территорию Афганистана и освободить себе руки для развертывания полномасштабной гражданской войны.

В Афганистане нами сделано немало ошибок, в том числе в социально-политическом плане. Насаждались, например, оргядра — так назывались органы власти на местах. Как это делалось?

Проводится боевая операция советских и афганских войск, очищается от мятежников какой-то район и в главном населенном пункте остается оргядро местной власти. Это представитель партии, органов КГБ, МВД Афганистана, администрация, охрана и небольшая группа войск. Понятно, что это абсолютно инородное тело для местных жителей. Они, до сего дня жившие в условиях общинно-родового строя, привыкли формировать свою власть из тех, кого они знают, кто всю жизнь находился рядом с ними.

Это наши предложили такую организацию власти на основе собственной традиции — присылать на периферию руководителей из центра. Наши престарелые мудрецы просто не учли, что Афганистан — это не Курская область, а горные племена — не забитые российские крестьяне. Ну а Бабрак Кармаль, вместо того чтобы от этого неумного предложения отказаться, наоборот, ухватился за него и только на этом стоял. Это совпадало с его желаниями внедрить во все провинции своих людей, ну а спокойствие пусть обеспечивают советские войска, для того их сюда и позвали.

В конце 1984 года меня послали в Афганистан вместо Соколова, который был назначен министром обороны. Первое, что я сделал, настоял на том, что необходимо менять политику. То немногое (из этих оргядер), что сумело хоть как-то выжить, следовало сохранить, но ничего нового больше не создавать. В руководство же на местах выдвигать тех людей, кого хотели видеть местные жители. Мое предложение было принято и оказало положительное влияние, особенно когда была объявлена политика национального примирения.

В то время я стал присматриваться к Ахмад-шаху Масуду. Его ни в коей мере нельзя было сравнить с какими-то другими полевыми командирами. Очень способный военачальник, политически грамотный и активный, он имел надежных информаторов в правительстве, в Генеральном штабе афганской армии. Всегда не хуже нас знал, что против него замышляется. В свое время маршал Соколов готовил операцию в Пандшере. Я тогда работал в Генштабе. И меня предупредили, что Ахмад-шаху наверняка известно, что против него готовится операция. Я позвонил Соколову и предупредил об этом. Соколов с обидой спросил: что, мол, вам там в Москве лучше известна обстановка, чем мне здесь на месте?

Что же в итоге получилось? Ахмад-шах во время проведения операции ушел из Пандшера, и весь массированный удар авиации и артиллерии пришелся по пустому месту. Когда войска захватили соответствующие районы, оказалось, что там нет ни живых, ни убитых, ни раненых. Предположили, что боевики ушли через снежные перевалы и ледники. Начали их преследовать, набегались по скалам и ледникам, как говорится, досыта. Оказалось, что боевики Ахмад-шаха по ночам выходили тайными тропами как раз в нашу сторону. Вот такой этот Ахмад-шах.

Надо признать, что он не только умел воевать, он заботился о народе. Строил жилье, дороги, мечети, образованием занимался. Торговал с Индией. Горными тропами на ишаках вывозили лазурит, который там очень ценится.

Я видел в этом человеке очень перспективную фигуру. Считал, что нам нужно не отталкивать его, не делать еще большим врагом, а приблизить, потому что в перспективе нам придется с ним иметь дело. Так оно и получилось. Очень сожалею, что этот способный и полезный для своей родины человек погиб.

Б. В. Громов:

— Вывод 140-тысячной группировки советских войск из Афганистана представлялся делом весьма трудным. Мы должны были уйти из страны, где воевали почти десять лет, и не просто уйти, а достойно покинуть ее, не допуская потерь. Наша разведка докладывала, что моджахеды планируют массированные операции с целью превратить вывод советских войск в позорное отступление. Эти планы мы сумели сорвать.

Труднее всех было тем, кто уходил из Афганистана в числе последних, и самая, пожалуй, трудная задача пришлась на долю 350-го гвардейского парашютно-десантного полка: обеспечить безопасный выход последних колонн и самому уйти без потерь.

Приводим здесь воспоминания рядовых участников знаменитой операции. Офицеров того самого 350-го полка, который последним выходил из Афганистана. Из их слов становится ясно, что командование и рядовые были едины в стремлении к цели, хотя там, внизу, все выглядело несколько иначе, чем в штабах.

— Перед самым выводом у многих наших бойцов закончился срок службы, — вспоминает Иван Замотаев, бывший начштаба 350-го полка, — они подлежали увольнению в запас. Вместо них прибыло молодое необстрелянное пополнение. Но для того чтобы избежать потерь, командирам нужны были опытные бойцы. Мы обратились к нашим демобилизованным, каждого персонально спрашивали: «Можешь остаться, чтобы помочь всем выйти без потерь?» Не было ни одного отказа. Все остались!

А ведь каждый из них мог сказать: «Я свое отвоевал. Остался жив и не хочу больше рисковать». На самолет — и домой.

Во время выхода войск у меня была особая задача — я отвечал за боевое знамя полка. Я за него головой отвечал. Сшили специальный брезентовый чехол, в него упаковали знамя, я надел его на себя, как лифчик. В БТР, на котором я ехал, стояли ящики с взрывчаткой. На самый крайний случай. Если что — взрываю БТР и себя вместе со знаменем. Слава богу, обошлось.