Агентурная сеть

Интуиция подсказывала мне, что ни в коем случае нельзя давать «Ринго» такой возможности! Единственный способ одержать над ним верх — лишить его душевного равновесия, заставить в ограниченное время, находясь под жестким психологическим прессингом, принимать сложные решения!

И я решил рискнуть, отказаться от предложенного Центром плана, от накатанной схемы и начать с того, чем я собирался заканчивать беседу, если она не даст желаемого результата.

— Вы правы, Майкл, — сказал я, стараясь придать своему голосу побольше душевности. — Я последовал вслед за вами, чтобы помочь вам выпутаться из очень опасной для вас ситуации.

— Из опасной ситуации? — переспросил «Ринго» и костяшки его стиснутых пальцев побелели. — Что может угрожать мне в этой стране?

— Очень многое, Майкл. И вы это отлично знаете.

— Вы не могли бы выражаться яснее? — явно нервничая, спросил «Ринго», и в его голосе послышалось нарастающее беспокойство.

— Подойдите, пожалуйста, к окну и посмотрите вниз, — попросил я.

«Ринго» удивленно посмотрел на меня, помедлил несколько секунд, анализируя услышанное и решая, стоит ли выполнять мою просьбу, потом поднялся с кресла, подошел к окну и отдернул штору.

— Обратите внимание на кубинского офицера и вооруженных солдат, — подсказал я.

— Обратил, — явно не понимая, к чему я клоню, ответил «Ринго». — Ну и что это означает?

— А это означает, что если мы с вами не договоримся, то вас немедленно арестуют и предадут военно-полевому суду за участие в убийстве Эрнесто Че Гевары.

Я блефовал. Внизу действительно стояли два зеленых «уазика» с автоматчиками, а прохаживавшийся вокруг офицер периодически посматривал наверх. Но никто, даже в случае, если «Ринго» послал бы меня ко всем чертям на свете, не стал бы его арестовывать, а тем более предавать военно-полевому суду! Более того, кубинский офицер, не говоря уж о солдатах, даже не знал, с какой целью их при полном вооружении заставили торчать под окнами отеля «Мирамар». Они выполняли приказ своего непосредственного командира, тот выполнял приказ командующего кубинским военным контингентом, командующий в свою очередь выполнял приказ резидента кубинской разведки, а тот — дружескую просьбу Елагина. И просьба эта была проста и бесхитростна, как шомпол от автомата Калашникова, коими были вооружены солдаты: с четырнадцати часов тридцати минут и до особого распоряжения кубинский военный патруль в количестве десяти человек во главе с офицером на двух «уазиках» должен находиться у входа в отель — и все! Для чего это нужно, не было сказано даже резиденту кубинской разведки. Истинную цель этого мероприятия знали всего два человека — Елагин и я.

«Ринго» несколько минут наблюдал за действиями кубинского патруля, явно используя эту возможность для того, чтобы обдумать свое положение. Наконец он отошел от окна, снова сел в кресло и сказал:

— Арест американского гражданина в другой стране вызовет международный скандал. Куба никогда на это не решится!

— А разве вы американский гражданин? — теперь настала моя очередь ехидно улыбнуться. — У вас же мексиканский паспорт.

— Рано или поздно выяснится, что я гражданин США, и скандала не избежать, — стоял на своем «Ринго».

— Тогда вас арестуют за незаконный въезд в страну по фальшивому паспорту. Этот факт вызовет еще больший международный скандал, чем ваш арест! Я думаю, Мексике очень не понравится, что ЦРУ использует мексиканские паспорта для прикрытия своих сотрудников, участвующих в проведении подрывных акций на территории суверенного государства, с которым у США нет дипломатических отношений, а у Мексики есть! И тогда вы будете отвечать не по кубинским, а по местным законам. И не только за незаконный въезд, а за более серьезные преступления. Вы лучше меня знаете, что вас есть в чем обвинить!

В номере работал кондиционер, но я увидел, что лоб «Ринго» покрылся крупными каплями пота.

— И какой выход вы можете мне предложить? — после продолжительной паузы спросил он.

— А какой выход видите вы? — в свою очередь спросил я с тем, чтобы втянуть его в дискуссию и выяснить, какие варианты собственного спасения он может предложить. Вдруг его предложение окажется более перспективным, чем то, которое приготовился сделать я?

— Я давно подумывал над тем, чтобы уйти из ЦРУ, — после некоторого раздумья ответил «Ринго». — Я могу ускорить решение этого вопроса, а также дать вам или кому потребуется обязательство немедленно покинуть страну и никогда здесь больше не появляться.

Он предложил самый неприемлемый для нас вариант. Нам как раз меньше всего хотелось, чтобы «Ринго» увольнялся из ЦРУ!

— Дорогой Майкл, — как можно проникновеннее произнес я, — это слишком малая плата за убийство Че Гевары и совершенные при вашем непосредственном участии террористические акты. Я не думаю, что кубинские и местные власти на это согласятся.

— Ничего другого я предложить не могу! — сухо ответил «Ринго» и отвернулся, давая понять, что предпочитает на этом закончить разговор.

— Я вижу, вы не до конца осознали всю тяжесть вашего положения и ожидающие вас последствия, — сказал я, посмотрев при этом на часы. — У меня слишком мало времени на уговоры. Поэтому скажу прямо: от неминуемого ареста и многолетнего тюремного заключения вас может избавить только сотрудничество с советской разведкой!

— Об этом не может быть и речи! — воскликнул «Ринго», вскочил с кресла и нервно заходил по комнате. — Я связан присягой и не могу ставить на карту свою жизнь и благополучие своей семьи!

— Вы их уже поставили, — заметил я и тоже встал. — Подумайте, что будет с вашей семьей, пока вы будете в тюрьме. И что станет с вами.

Я был уверен, что «Ринго» никогда не читал бессмертных произведений Ильфа и Петрова, и потому не ведал, что в похожей ситуации сказал Остап Ибрагимович Бендер подпольному миллионеру Александру Ивановичу Корейко. А поэтому, не опасаясь обвинения в плагиате, я позаимствовал у великого комбинатора его крылатую фразу:

— Пожалуйста, не выходите из номера. За вами придут.

Мои слова произвели на «Ринго» не меньшее впечатление, чем слова Бендера на Корейко. Чтобы еще больше усилить их воздействие, я посмотрел на часы и от себя добавил:

— Я искренне хотел помочь вам. Теперь мне остается только посочувствовать вашей участи. Прощайте, Майкл.

В отблесках славы великих юмористов я демонстративно направился к двери. Конечно, это была лишь тактическая уловка. На самом деле я и не думал уходить, имея все основания рассчитывать на продолжение разговора.

— Одну минуту, мистер Вдовин, — остановил меня «Ринго», когда я уже взялся за ручку двери. — Почему бы нам не обсудить ваше предложение?

Могу только догадываться, что повлияло на «Ринго» и заставило его меня остановить. Возможно, он представил себе все «прелести» местной тюрьмы и пришел к выводу, что не стоит искушать судьбу: пока американское правительство добьется его освобождения (если ему это вообще удастся!), он превратится в живой труп, если к тому времени вообще не отправится к праотцам. Не исключено, что он вспомнил одну недавнюю историю, которая была хорошо известна в ЦРУ и могла заставить призадуматься самого стойкого сотрудника.

За несколько лет до нашей беседы один из сотрудников ЦРУ, работавший, как и «Ринго», под «глубоким прикрытием», не имея на то соответствующего разрешения местных властей и действуя исключительно на свой страх и риск, отправился в отдаленный район одной африканской страны, где шли ожесточенные бои между правительственными войсками и формированиями сепаратистов, добивавшихся территориального отделения.

Резидентура КГБ заблаговременно узнала о том, что американец собирается в эту опасную поездку, и во взаимодействии с местными спецслужбами решила воспользоваться благоприятной возможностью и попытаться привлечь его к сотрудничеству.

Американца задержали и до установления его личности и выяснения причин появления в зоне боевых действий поместили в одну из местных тюрем. Его содержали во вполне сносных условиях, даже кормили из армейской кухни. Но то, что он там увидел, а, главное, перспектива надолго задержаться в этом заведении произвели на американца такое сильное впечатление, что на третий день, еще до того, как с ним была проведена вербовочная беседа, его рассудок замутился, да так, что вести с ним серьезные беседы уже не имело смысла.