Страница 17 из 42
Конечно читал, – сказал я. – Но, может быть, вы могли бы рассказать что-нибудь, о чём не писали раньше?
– Мы всё рассказали, – сказал Пайчадзе.
Камов посмотрел на него и усмехнулся:
– Откровенно говоря, мы утаили один эпизод.
– Расскажите? – попросил я.
– Не стоит, – сказал Пайчадзе. – Ничего интересного.
– Разрешите нам судить об этом.
– С удовольствием расскажу, – сказал Камов. – Арсен Георгиевич скромничает. Когда мы опустились на поверхность Луны, то были вынуждены выходить из корабля, чтобы собрать образцы лунных пород. Эти выходы мы делали по очереди, так как выйти вдвоём было очень рискованно.
– Почему? – спросил я.
– Потому что на Луне нет атмосферы.
– Всё-таки не понимаю. Я читал, что вы были одеты в костюмы вроде водолазных.
– Не в этом дело, – ответил Камов, – отсутствие на Луне атмосферы опасно в другом смысле. Вы знаете, что Земля ежедневно встречает на своём пути множество мелких тел. Только в редких случаях эти частицы вещества достигают её поверхности. Обычно они сгорают на значительной высоте благодаря трению о воздух. Мы часто наблюдаем это явление и неправильно называем его «падающими звёздами». Таким образом земная атмосфера надёжно защищает нас от этой ежедневной бомбардировки. На Луне нет такой защиты, и тысячи камней различных размеров с огромной скоростью, в десятки раз быстрее полёта пули, непрерывно падают на лунную почву. Это делает лунные прогулки очень опасными. Каждый такой камешек несёт смерть.
– И вы всё-таки выходили?
– Вернее, выбегали. Не могли же мы вернуться на Землю с пустыми руками. Так вот, во время одного такого выхода крохотный кусочек метеорита ударил меня в голову. Он пробил стальной шлем и застрял в кости черепа. Я упал, потеряв сознание. Как ни мало было отверстие в шлеме, но через него стал выходить воздух и спустя минуту я был бы мёртв, если бы не Арсен Георгиевич. Правда, он был одет в «лунный» костюм, но всё же я никак не могу понять, как он успел с такой быстротой казаться возле меня. Я очнулся уже на корабле.
– Вы упали метрах в сорока от двери, – сказал Пайчадзе. – На Луне тяжесть в шесть раз меньше, чем на Земле. Я был около вас в пять прыжков. Сразу заметил отверстие. Оно было ясно видно.
– И могли сами погибнуть вместе со мной.
– Странное рассуждение! – сказал Пайчадзе. – Не мог я не пытаться спасти вас. Был бы убийцей.
– Больше того, – сказал Камов. – Когда он перенёс меня на корабль, я долго не приходил в сознание. Время пребывания на Луне истекало. Арсен Георгиевич закончил сбор образцов. Он несколько раз выходил из корабля, рискуя жизнью.
– А вы бы не сделали так? – спросил Пайчадзе.
– Положим, сделал бы, – рассмеялся Камов.
– Но всё же ваше поведение было неблагоразумно.
Даже Белопольский не мог не улыбнуться.
– Я нигде не читал о том, что вы были ранены на Луне, – сказал я. – Почему вы умолчали об этом?
– Из осторожности! – ответил Камов. – Мы боялись, что если этот случай станет известным, нам не разрешат третьего космического рейса.
– Не думаю, – сказал Белопольский. – Мало ли что может случиться. Это не причина прекращать исследование Вселенной.
Мы долго не расходились в это утро (утро, конечно, только по часам), делясь воспоминаниями, говоря о будущем развитии звездоплавания и о нашем полёте. Астрономические наблюдения, до этого дня не прекращавшиеся на корабле ни на одну минуту, были как будто забыты.
Прошло часа три, и всё вошло в обычные рамки. Белопольский и Пайчадзе занялись наблюдениями. Камов принял дежурство у пульта. Праздник закончился.
Но судьба захотела, чтобы этот день ознаменовался ещё одним событием. Произошла встреча, которая чуть не погубила наш корабль, хотя и доставила большое удовлетворение нашим учёным товарищам. Осуществилась мечта астрономов Земли, – сказал Пайчадзе, когда всё уже кончилось. – На такое счастье даже в мыслях не смели рассчитывать. Теперь я самый счастливый астроном.
– Я тоже! – отозвался Белопольский. На его всегда хмуром лице сияла улыбка, а голос звучал непривычно мягко. – Теперь мне уже нечего желать. Кроме Марса разумеется, – прибавил он.
Для меня также это событие было исключительно интересно. Моя коллекции снимков обогатилась изумительными, уникальными кадрами. Благодаря тому, что я всегда держал мои аппараты в полной боевой готовности, мне удалось заснять всю эту необычайную, почти фантастическую встречу от начала до конца.
– Не будь вас, сказал Камов, – мы, вероятно, не успели бы сделать ни одного снимка. Это было бы большим ущербом для науки. Помните, вы сомневались, оправдает ли ваша работа участие в полёте? Одним только сегодняшним днём ваше присутствие на корабле оправдано.
Едва не ставшая роковой, встреча произошла в двадцать один час пятнадцать минут. Я только что собрался удалиться в каюту на отдых, когда неожиданно сработал автомат радиопрожектора. Дробный звон наполнил звездолёт, и сердце невольно сжалось от сознания близости внезапно возникшей неведомой опасности.
С самого отлёта с Земли ещё ни разу не раздавался на нашем корабле грозный сигнал.
Стремительно пролетел мимо меня Камов и кинулся к пульту.
Я не бросился за ним, а остался там, где меня застала тревога. Пайчадзе, находившийся в этот момент у окна застыл на месте, не спуская глаз с командира. Моё тело напряглось в ожидании команды, в готовности немедленно выполнить её, какова бы она ни была.
Но никакой команды не последовало.
Корабль неожиданно вздрогнул, и меня с силой бросило на стену. Страшный грохот тугой волной ударил в уши. Мысль о катастрофе мелькнула на короткую секунду, а в следующую я уже понял, что случилось: Камов без предупреждения включил один из двигателей. Впервые я без шлема услышал его работу.
К счастью для нас, чудовищный грохот продолжался не более пяти секунд. Снова настала тишина, и я почувствовал себя свободным от неожиданной тяжести. У меня кружилась голова и сильно звенело в ушах. Я видел у пульта сосредоточенно-серьёзное, но спокойное лицо Камова и понял, что неведомая опасность миновала.
– К левым окнам! – крикнул Сергей Александрович. – Мельников, к съёмке! – И прильнул к перископу.
Я бросился к киноаппарату, вмонтированному в левую стенку корабля, и, ещё ничего не понимая, молниеносно открыл объектив и включил ленту. Затем с лихорадочной быстротой схватил переносную камеру и открыл «своё» окно.
Сначала я ничего не увидел. Как всегда, тёмная бездна была усеяна бесчисленными точками немигающих звёзд. Всё было как всегда.
Но вот впереди нас из-за борта корабля начала выступать ярко освещённая изломанная линия края какого-то исполинского предмета. Он быстро увеличивался в размерах, вырастая на глазах, и, казалось, со страшной быстротой нёсся прямо на корабль.
Я видел причудливые нагромождения скал, острые скалы, глубокие чёрные трещины – сверкающую в лучах солнца колоссальную гору, готовую раздавить маленький звездолёт, который бесстрашно мчался ей навстречу.
Момент – и бесформенная глыба поравнялась с окном корабля, закрыв собой всё видимое пространство. До неё было так близко, что, казалось, стоило протянуть руку, чтобы дотронуться до светло-серой поверхности, по которой, прыгая на выступающие скалы и проваливаясь в глубокие ущелья, с молниеносной быстротой промчалась тень нашего корабля.
Показался неровный, ломаный край, и вся масса как бы растаяла в пространстве позади нас. Видение исчезло с непостижимой быстротой. Снова спокойно сверкала звёздная глубина мира. Необъятная пустота вновь распахнулась вокруг корабля, и казалось, что и не было никогда уродливого обломка, промчавшегося мимо и едва не прекратившего наш космический рейс.
Всё заняло не больше двадцати секунд.