Танковая атака

Словом, со всем этим надо было кончать, и чем скорее, тем лучше. Момент был вполне подходящий – весь вечер судно шло вдоль береговой линии, которая тонкой полоской синеватого тумана маячила на горизонте по правому борту. Несведущий в искусстве кораблевождения и особенностях местного фарватера Глеб решил, что капитан жмется именно к этому берегу из осторожности, инстинктивно стараясь держаться подальше от разбойничьей Сомали и поближе к относительно спокойному, цивилизованному Йемену. Так это или нет, Сиверов не знал, но это было ему на руку: он не испытывал ни малейшего желания в придачу к торговцам оружием возиться еще и с чернокожими пиратами.

Очутившись в углу трюма, где горделивый и надменный, чурающийся, как все кавказцы, черной работы и достаточно обеспеченный, чтобы позволить себе никогда не марать рук, Пагава лично ворочал тяжелые пыльные мешки, Глеб осмотрелся. Мешки с зашитыми фабричным способом горловинами были уложены плотно, один к одному, и выглядели абсолютно одинаково. Где-то под ними скрывался люк, ведущий в потайной трюм, но как узнать, где именно начинать раскопки, если все они на одно лицо?

А впрочем, нет, не все. Один мешок отличался от своих собратьев нашитой на коричневато-серый джутовый бок прямоугольной заплатой защитного цвета. Залатанный мешок – обычное дело, если им пользуются в домашнем хозяйстве или какой-нибудь влачащей нищенское существование жилищно-коммунальной конторе. Но там, где речь идет о крупных оптовых поставках зерна, заплата на мешке выглядит так же неуместно, как и завязанная пояском от старого байкового халата горловина. Большой транснациональной корпорации проще предъявить судебный иск производителю некачественной тары и купить у другого поставщика вагон новых мешков, чем содержать сотрудника, который будет выявлять и латать дырки.

«Где были мои глаза? – беря мешок за углы и откладывая его в сторону, с досадой подумал Глеб. – Вот уж, действительно, Слепой!»

Он работал торопливо, опасаясь, что в трюм заглянет еще кто-нибудь и он уже не успеет спрятаться, прикинувшись частью мертвого груза, как сделал это, когда сюда неожиданно заявился Ираклий Шалвович. Тогда ситуация обострилась бы до предела. В Мумбаи Глеб не стал рисковать, пытаясь пронести на борт оружие; поручить это стармеху дяде Пете почему-то никто не потрудился (а может, и потрудился, только стармех ничего об этом не сказал), и противопоставить автомату, особенно на таком расстоянии, которое отделяло его от верхней площадки трапа, Сиверов не мог ничего.

Теперь, когда Глеб знал, где искать, обнаружить крышку люка не составило для него труда. Она напоминала крышку устроенного в деревенском доме погреба; так же, как в погребе, к ней было прикреплено кованое железное кольцо, и точно так же, как там, вниз вела почти отвесная, наспех сколоченная деревянная лесенка. Спускаясь по ней, Глеб нащупывал в кармане миниатюрный светодиодный фонарик. Однако, заметив справа характерный стеклянный блеск, протянул туда руку и, нащупав, до упора ввернул в патрон электрическую лампочку.

Открывшееся зрелище заставило его тихонько присвистнуть. Он ожидал увидеть именно то, что увидел, и все-таки был сильно впечатлен. Два десятка танков, стоящих бок о бок в тесном для такого количества боевых машин замкнутом пространстве выглядели как-то иначе, чем порознь и на открытом воздухе – более грозно, что ли, более внушительно. В местах, куда они направлялись, таким броневым кулаком можно проломить, разбить вдребезги и развеять прахом любую оборону, остановить, опрокинуть и растоптать любое нашествие. Так, по крайней мере, казалось сейчас, когда они стояли, одинаково свернув назад башни со стальными хоботами зачехленных орудий; для настоящей войны бронесиленок маловато, но для разбойничьих набегов с целью захвата чужих огородов в краю глинобитных хижин под тростниковыми крышами этого более чем достаточно.

Вид этого железа, только прикидывающегося мертвым, а на самом деле одержимого манией убийства, для которого его и создали, развеял все сомнения: груз и впрямь стоил того, чтобы заплатить за него несколькими человеческими жизнями. Потому что, если танки вырвутся из стального чрева корабля на оперативный простор, погибнут не единицы и даже не десятки, а тысячи.

Тусклого света одной на весь фальшивый трюм лампы хватало, чтобы разглядеть на башнях бортовые номера и цифровые коды принадлежности к войсковой части, которые никто не потрудился закрасить. Глебу на мгновение стало интересно, сколько из этих списанных машин до сих пор на ходу, но этот вопрос был продиктован праздным любопытством, и он сейчас же о нем забыл. Сейчас ему пригодился бы фотоаппарат, чтобы сфотографировать номера, – желательно, в водонепроницаемом корпусе.

«Да, – не без сарказма подумал он, – желательно. А еще желательнее было бы просто спокойно перейти на борт российского военного корабля, капитан которого оказался бы настолько любезен, чтобы, сняв с этого корыта и заковав в наручники экипаж, согласился без дальнейших проволочек расстрелять посудину в упор и пустить ко дну. А то знаем мы эти официальные процедуры: семь лет следствия с участием наблюдателей от заинтересованных стран, двадцать пять томов уголовного дела, а в результате – пшик, оправдательный приговор. А вещественные доказательства в виде двадцати Т-62, отправленные для хранения и последующей утилизации на какой-нибудь местный таможенный склад, тем временем тихо испарятся, чтобы вскоре объявиться если не у нынешнего покупателя, то у кого-нибудь из его конкурентов… Милое дело! Так что лучше мы не станем ждать милостей от природы и как-нибудь обойдемся без военного корабля, международного трибунала, а заодно и без фотоаппарата – неважно, в каком именно корпусе, раз его все равно нет…»

Кое-какое техническое оборудование у него все же имелось. Запустив руку в глубокий карман промасленных рабочих брюк, Глеб извлек оттуда и задумчиво подбросил на ладони маленький предмет из черной пластмассы, похожий на брелок пульта дистанционного управления охранной системой автомобиля. Это и был пульт с небольшим прямоугольным дисплеем, парой кнопок для установки времени и круглой клавишей посередине, помеченной лаконичной надписью по-английски: «On». Клавиша с надписью «Off» отсутствовала – приборчик был одноразовый, для однократного применения. Глеб пронес его на борт, подвесив к ключу от несуществующего автомобиля, который будто бы дожидался его на стоянке в порту Находка.

В силу своей компактности данное устройство отличалось предельной простотой конструкции, ввиду чего было небезопасно: единожды включив, выключить его было уже невозможно. Вернее сказать, после включения эта штуковина превращалась в бесполезную игрушку наподобие валяющегося в ящике с инструментами сломанного выключателя: сколько им ни щелкай, люстре под потолком от этого ни жарко, ни холодно. Глеб не имел большого желания из-за случайного нажатия кнопки поменять статус, превратившись из того, кто ходит по морю, в то, что по нему плавает, где-нибудь посреди океана, в сотнях миль от ближайшего берега, и потому предпочитал хранить батарейки отдельно. Сейчас, когда путешествие близилось к концу, характер груза окончательно прояснился, а берег находился в пределах прямой видимости, осторожничать дальше уже не имело смысла.

Он вынул из другого кармана и, сдвинув крышку на корпусе устройства, вставил в гнездо плоский и круглый, похожий на новенькую никелевую монетку элемент питания. Круглая клавиша с надписью «On», как обычно и бывает в подобных случаях, разбудила беса противоречия, который вечно подстрекает человека сделать то, от чего лучше воздержаться – посмотреть, что находится внутри железного шкафчика с надписью «Не влезай – убьет», сказать шефу прямо в лицо все, что о нем думаешь, плюнуть с балкона на фуражку полицейскому или нажать красную кнопку и поглядеть, что из этого выйдет.

Убрав эту провокационную штуковину от греха подальше обратно в карман, Глеб опустил крышку люка и аккуратно пристроил на место мешки. До порта назначения оставалось меньше суток хода, уже к вечеру завтрашнего дня «Стелла» должна была бросить якорь и стать под разгрузку. При свете дня Глеб мог выполнить стоящую перед ним задачу с таким же успехом, как и глубокой ночью, вот только уйти целым и невредимым после восхода солнца будет не в пример труднее. Ждать было нечего; оглядевшись напоследок и убедившись, что мешки пребывают в полном порядке и выглядят так, словно их никто не трогал с момента погрузки, Сиверов пустился в обратный путь.