Н.С. Хрущев

Со временем правда о сталинских репрессиях все больше распространялась в обществе. Продолжался процесс реабилитации, и те немногие оставшиеся в живых, вернувшись, рассказывали о том, что им пришлось пережить. В 1955 году в Ленинграде, Баку и Тбилиси состоялись судебные процессы над «подельниками» Берии, причем дела слушались в открытых заседаниях. Нарастало давление и из сталинской «преисподней»: все чаще восставал ГУЛАГ.

В конце декабря 1955 года по предложению Хрущева была создана комиссия во главе с секретарем ЦК КПСС Поспеловым, который вместе с академиками М. Митиным и Г. Александровым еще недавно готовил «Краткую биографию» Сталина (1947). Теперь же у Поспелова задача была иной: изучить имеющиеся материалы о массовых репрессиях при Сталине. 9 февраля 1956 года подготовленный комиссией доклад заслушали на заседании Президиума ЦК.

Микоян вспоминал: «Факты были настолько ужасающими, что когда Поспелов говорил, особенно в таких местах, очень тяжелых, у него на глазах появлялись слезы и дрожь в голосе. Мы все были поражены, хотя многое мы знали, но всего того, что доложила комиссия, мы, конечно, не знали, а теперь все это было проверено и подтверждено документами».

А вот оценка Хрущева: «Материалы комиссии Поспелова, созданной нами в преддверии XX съезда КПСС, явились для многих из нас совершенно неожиданными».

Неизбежно встал вопрос: что дальше? Выносить ли правду о сталинских беззакониях на XX съезд партии, который должен был открыться уже через неделю, 14 февраля 1956 года? В примечаниях к впервые опубликованному в открытой печати только в 1989 году докладу о культе личности Сталина говорится, что предложение о проведении закрытого заседания и выступлении на нем Хрущева с докладом «О культе личности и его последствиях» было выдвинуто Президиумом и одобрено на пленуме ЦК партии 13 февраля 1956 года. Однако многие источники опровергают это утверждение.

Лазарь Каганович рассказывал писателю Феликсу Чуеву, что после обсуждения выводов комиссии Поспелова на Президиуме ЦК было решено созвать после XX съезда пленум и на нем заслушать доклад Поспелова. Хрущев тоже был «за». Однако, когда съезд уже, по сути дела, закончился, были оглашены результаты выборов центральных органов КПСС, во время перерыва членам Президиума ЦК по распоряжению Хрущева раздали красные брошюрки с каким-то текстом. Тот на них показал и говорит:

— Надо выступать на съезде.

— Но мы же договорились, что обсудим этот вопрос на специальном пленуме, в спокойной обстановке. Съезд ведь уже закончился.

— Нет, надо сейчас! — говорит Хрущев.

Каганович рассказывал, что члены Президиума даже толком не посмотрели, что было в этих брошюрах, Хрущев все торопил: съезд ждет.

— Он потом написал, что ему предложил Президиум выступить с докладом, — говорил Каганович. — Это он врет. Он сам сказал: «Я сделаю доклад».

Д. Шепилов также вспоминает, что никакого предварительного решения о докладе не было. Просто в кулуарах, в комнате отдыха президиума съезда Хрущев сказал: «Мы не раз говорили об этом, и вот время пришло доложить коммунистам правду».

Доклад Хрущева представлял собой существенно дополненную записку комиссии Поспелова. Отечественный историк Н. Барсуков обращает внимание на то, что материалы Поспелова в основном охватывали время до 1939 года и в докладе Хрущева они заняли только два раздела. К ним были добавлены еще пять разделов. Произошло это прямо в ходе работы съезда, когда над текстом доклада трудились сам Хрущев, Шепилов и их помощники.

Вопрос о культе личности, но без имени Сталина, поднимался и в отчетном докладе Хрущева на XX съезде партии:

«Борясь за всемерное развитие творческой активности коммунистов и всех трудящихся, Центральный Комитет принял меры к широкому разъяснению марксистско-ленинского понимания роли личности в истории. ЦК решительно выступил против чуждого духу марксизма-ленинизма культа личности, который превращает того или иного деятеля в героя-чудотворца и одновременно умаляет роль партии и народных масс, ведет к снижению их творческой активности. Распространение культа личности принижало роль коллективного руководства в партии и приводило иногда к серьезным упущениям в нашей работе».

О необходимости преодоления негативных последствий культа личности на съезде также говорили Г. Маленков, А. Микоян, В. Молотов, Л. Каганович, М. Суслов. По словам Микояна, «в течение примерно 20 лет у нас фактически не было коллективного руководства, процветал культ личности, осужденный еще Марксом, а затем и Лениным, и Это, конечно, не могло не оказать крайне отрицательного влияния на положение в партии и на ее деятельность».

Именно выступление Микояна стало наиболее острым. Авторханов даже полагает, что он как бы запустил первый пробный шар по критике сталинских догм на XX съезде, и люди, до этого поклонявшиеся «вождю и учителю», проводили оратора «бурными, несмолкающими аплодисментами». Но имени Сталина ни в одном из выступлений не было названо.

И вот наступил «звездный час» Хрущева. 25 февраля первый секретарь ЦК поднялся на трибуну и начал читать свой знаменитый «секретный» доклад. Хрущев, наконец, объединил культ личности и Сталина:

«После смерти Сталина Центральный Комитет партии стал строго и последовательно проводить курс на разъяснение недопустимости чуждого духу марксизма-ленинизма возвеличивания одной личности, превращения ее в какого-то сверхчеловека, обладающего сверхъестественными качествами, наподобие бога. Этот человек будто бы все знает, все ведает, за всех думает, все может сделать; он непогрешим в своих поступках. Такое понятие о человеке, и, говоря конкретно, о Сталине, культивировалось у нас много лет».

Наверное, только сейчас от Хрущева многие из делегатов узнали и о ленинском письме к съезду с нелестными характеристиками Сталина, и о записке Ленина Сталину с требованием, чтобы тот извинился перед Крупской за нанесенное ей оскорбление. Зал слушал в мертвой тишине, потрясенный словами Хрущева. И только когда тот сказал, что семьдесят процентов членов и кандидатов в члены ЦК, избранных на XVII съезде, было расстреляно, стенограмма зафиксировала «шум возмущения в зале».

А когда Хрущев стал приводить страшные факты, называть фамилии погибших от топора террора, стенограмма буквально пестрит замечаниями «движение в зале», «шум возмущения в зале». Постепенно воспринимая энергетику аудитории, Хрущев все больше «заводился». Он нередко отрывался от подготовленного текста, с негодованием и возмущением обращаясь к потрясенным слушателям и к своим соратникам:

«Ты, Клим, откажись, наконец, от своего вранья об обороне Царицына. Сталин прос… Царицын, как и польский фронт, — кричал Хрущев, обращаясь к Ворошилову. — Неужели у тебя, старого и дряхлого человека, не найдется мужества и совести, чтобы рассказать правду, которую ты сам видел и нагло исказил в подлой книжонке «Сталин и Красная Армия»?»

Со страниц доклада Хрущева вставал страшный образ Сталина-диктатора, тирана, всячески способствовавшего созданию своего культа, организатора массовых репрессий, в ходе которых погибло множество безвинных коммунистов. Хрущев обвинил Сталина в некомпетентном управлении страной. Однако подход Хрущева был избирательным. К примеру, к числу жертв «культа личности» были отнесены только коммунисты, но не простые граждане, и лишь те, кто придерживался «генеральной», т. е. сталинской линии.

Хрущев также пытался снять вину со Сталина за все совершенное до 1934 года, прежде всего — насильственную коллективизацию и голод начала тридцатых годов. Он заявил, что Сталин сыграл положительную роль в борьбе с троцкистами, зиновьевцами и бухаринцами.

Авторханов о Хрущеве эпохи XX съезда партии говорил:

«Волевой, темпераментный, внутренне свободный от догматических оков собственной идеологии, он склонен к экспериментированию в политике, чтобы перехитрить историю. Первый эксперимент всемирно-исторического значения и был проделан Хрущевым над «культом Сталина» Целью Хрущева была десталинизация методов и форм, но не существа системы, развенчание личности, но не ликвидация практики, сжигание символа, но не пересмотр учения. Словом, проклиная Сталина как личность, идти по сталинскому пути как учителя. В этом кардинальное противоречие в разоблачении Сталина».