Страница 83 из 83
ЭПИЛОГ
Текут реки.
Начинается отлив, воды возвращаются в море. Собираются в стаи ржанки. Болото — их временное пристанище на пути к гнездовьям в арктической тундре, а отливы дают им обильный корм. Они перепархивают над ручьями, и тени их — как расплавленная руда в ручейках талого серебра.
Лишь теперь, мысленно оглядываясь назад, я сознаю ту роль, которую во всем случившемся неизменно играла вода. Скрюченные в бочках из-под солярки тела в Луизиане, молчаливо лежавшие в глубине. Семья, зверски убитая и укрытая под листвой в бассейне. Погребенные у озера арустукские баптисты, забытые на десятилетия. Адди и Мелия Джонс — одна убитая под немолчный шум реки, другая дважды сгинувшая в замусоренной яме с поганой водой.
И еще одна — Кэсси Блайт, найденная в прибрежной берлоге, в окружении еще пяти женских тел, с отметинами от ножа Сайруса Нэйрна на костях рук.
Вода, неустанно стремящаяся к морю; каждая из женщин, по-своему обманутая ее посулом, не способная ответить на зов ищущих и наконец пущенная в ее русло, в свой путь к конечному, общему умиротворению.
Сайрус Нэйрн стоял на одной из тропок, которые сливались перед ним в дорогу. А люди все шли и шли мимо него, мимолетными касаниями щекоча кожу, и недолгое их присутствие он не только видел, но и осязал — как они спускаются к морю, где их наконец подхватывает, вбирает прилив и они, всей своей прозрачностью сливаясь с ним, уплывают, скрываются с глаз. А он оставался на месте, к морю спиной; оно не звало его, как тех, других, что через болото идут по белым дорогам в океанский простор. Зато он видел автомобиль с лениво работающим мотором на обочине черного шоссе, идущего изгибом к побережью. Лобовое стекло в пробоинах (судя по звездчатым трещинкам, пулевых) отражало ночное небо. Вот дверца отворилась, и Сайрус понял: пора.
Он выбрался из болота — вылез, хватаясь за камни и железяки, — и подошел к поджидающему «кадиллаку купе де виль», тонированные стекла которого лишь намеком выдавали сидящих в нем. Когда он огибал машину спереди, стекло водительской дверцы медленно поехало вниз, и за рулем показался лысый мужчина с чувственным, хотя и несколько большеватым ртом. Перед замызганного плаща украшала багровая рваная дыра, как будто смерть этого человека наступила от насаживания на могучий кол. Причем эта смерть продолжала снова и снова наползать на него из вечности — на глазах у Сайруса рана то зарубцовывалась, то вдруг разверзалась, отчего человек в муке закатывал глаза. Тем не менее Сайрусу он улыбнулся и кивком велел садиться в машину. Рядом с ним, поначалу едва различимая, сидела совсем еще девочка, вся в черном. Она пела, и голос был поистине сладостным. Сайрус прежде такого и не слышал: настоящий божий дар. Но вот девчушка зашевелилась и стала женщиной — причем с пулей в горле, — а пение прекратилось.
«Мьюриэл, — подумал Сайрус. — Ее звать Мьюриэл».
Он подошел к той дверце, что была открыта, и, взявшись за нее сверху, заглянул внутрь.
Человек на заднем сиденье был опутан тенетами. По нему суетливо сновали бурые паучки, неутомимо свивая кокон, который привязывал его к сиденью. Голова была размозжена выстрелом, хотя местами проглядывали клочья рыжих волос. Глаза и складки кожи под ними были едва видны из-за паутины, но в них несомненно читалась боль, которая от неустанных паучьих укусов вспыхивала снова и снова.
И Сайрус наконец понял, что своими поступками в этой жизни мы выстраиваем свой собственный ад, в котором нам существовать при жизни следующей; это и есть оно, то самое место, в котором ему теперь пребывать вовек.
— Извини, Леонард. — Впервые со времен далекой молодости он расслышал свой собственный голос, какой-то капризный и вместе с тем неуверенный — кстати, тот единственный из всей суматошной разноголосицы, который взывал к благоразумию, жалости и раскаянию и который он потом в себе окончательно заглушил. — Извини, — повторил Сайрус, — у меня не получилось.
У Падда открылся рот, из него посыпались паучки.
— Садись, — скрипнул он. — Впереди долгий путь.
Сайрус залез в салон, и паучки шустро взобрались на него, приступая к созиданию нового кокона.
А черный автомобиль, выехав на дорогу, завихлял по грязи и болотным травам и вскоре затерялся во мгле на севере.
Снизу у камня растет длинная трава; сорняки пустили корешки в грязь. Они легко поддаются прополке. Я не был здесь с прошлого лета. Сторожу маленького кладбища нездоровится, и хотя за дорожками уход неплохой, могилы чистятся редко. Я выдергиваю пучки травы с корешками и откидываю в сторону.
Имя моей малютки почти стерлось, но мне несложно его читать. Я в задумчивости вожу пальцами по выемкам букв, после чего возвращаюсь к наведению порядка.
На меня падает тень, и рядом склоняется женщина, неловко расставив ноги, чтобы вместить большой живот. Я на нее не смотрю. Я сейчас плачу, сам не зная отчего, поскольку не ощущаю той невыносимо давящей, сокрушающей печали, столько раз прежде вызывавшей у меня слезы. Вместо этого я чувствую облегчение и благодарность, что она, эта женщина, сейчас здесь, рядом со мной. Она впервые здесь, на этом кладбище: вот и хорошо, вот и правильно. Но все равно бегут слезы, из-за них я плохо вижу сорняки, пока она наконец не склоняется, пока ее рука не направляет мою, и вместе, соприкасаясь, мы работаем, убирая то, что портит вид или смотрится неуместно.
А то, что красиво и к месту, наоборот, мы оставляем.
…Ветерок, овевающий нам лица…
…Воду, журчащую неподалеку…
…Детей, что были и что еще будут…
…Любовь, всегда пребывающую с нами.
Потерянные и найденные, живые и мертвые, они вместе на Белой Дороге.
БЛАГОДАРНОСТЬ
При работе над этой книгой я во многом опирался на труд и знание других авторов, среди которых:
Белинда Херменс («До освобождения» — «Ментор», 1990); Дэниел Литтлфилд («Рис и рабы: этничность и работорговля в колониальной Южной Каролине» — «Иллини букс», 1991); Лу Фолкнер Уильямс («Судебные процессы по ку-клукс-клану, 1871–1872» — «Юниверсити оф Джорджиа пресс», 1996); Вирджиния Миксн Герати («Гулла фу уна: путеводитель по языку гулла» — «Сэндлэппер паблишинг», 1997); Роджер Пинкни («Голубые корни» — «Ллевеллин пабликейшнз», 2000); Роджер Розен («Краткая история Чарльстона» — «Юниверсити оф Саут Каролина пресс», 1992); д-р Кеннет Хэнсон («Каббала» — «Каунсил оук букс», 1998); Джон Джордж и Лэйрд Уилкокс («Американские экстремисты» — «Прометеус букс», 1996); Рафаэль Эзекиель («Расистский ум» — «Пингвин», 1995).
Помимо этого свои время и знания мне щедро пожертвовал ряд лиц. Я особо признателен заместителю генерального прокурора Биллу Стоксу и помощнику генерального прокурора Чаку Доу из прокуратуры шт. Мэн; начальнику бывшей Томастонской тюрьмы шт. Мэн Джеффри Мерриллу и его персоналу, в особенности полковнику Дугласу Старберду и сержанту Элвину Уиксу; Хью Манну из отдела обеспечения правопорядка Южной Каролины; лейтенанту Стивену Райту из городской полиции Чарльстона; моему гиду по Чарльстону Дженис Кан; Саре Йетс из Нью-Йоркского музея естественной истории, а также всей службе Национального парка «Конгари».
Лично от себя я хочу поблагодарить моего редактора из «Атриа букс» Эмили Бестлер за ее постоянную помощь и поддержку; ее помощницу Сару Бранэм; Джудит Керр, Луизу Берк и всех из «Атриа букс» и «Покет букс» за то, что меня привечали; Сью Флетчер, Керри Худ и всех в «Ходдер эмп», Стоутон; моего агента Дарли Андерсона и его персонал; мою семью; продавцов книг, которые поддерживали мою работу; д-ра Йена Росса (пусть и задним числом) познакомившего меня с Россом Макдоналдом; а также Эллу Шанахан, выручавшую меня деньгами, когда другие не могли.