Страница 51 из 67
О самой смерти Сталина, о классически боярской борьбе вокруг трупа вчерашнего царя и конечной победе Никиты Хрущева написано достаточно, да и не это главное.
Куда любопытнее фигура победителя и его трансформация: внутренний дрейф Никиты Сергеевича от сталинизма (он сам совершенно трезво называл себя "продуктом сталинского времени") к ленинизму.
По понятным причинам именно XX съезд произвел на страну неизгладимое впечатление и остался в людской памяти. Многие люди до сих пор благодарны Хрущеву за уничтожение ГУЛАГа. Как сказала в свое время Анна Ахматова, "я "хрущевка", потому что он вернул мне самое дорогое — сына".
И тем не менее.
Дрейф Хрущева от сталинизма к ленинизму — сложный и противоречивый процесс — хотя бы потому, что все равно это дрейф от одного зла к другому.
Напомню о трех краеугольных камнях, на которых, с точки зрения Ленина, стоял марксизм и без чего была невозможна успешная борьба с мировым империализмом: беспощадное насилие по отношению к идеологическим и политическим противникам, пролетарский интернационализм и воинствующий атеизм. Иосиф Виссарионович внес в ленинские постулаты свои коррективы. Системное насилие Сталин распространил на товарищей по партии и вообще любого гражданина страны Советов.
Пролетарский интернационализм на знамени партии формально оставили, но на практике его заменил национал-большевизм. Сегодня уже мало тех, кто читал короткую речь Сталина на последнем в его жизни XIX съезде партии. Поэтому напомню, какими словами завершал свою идейную карьеру сталинизм:
Раньше буржуазия считалась главой нации… Теперь буржуазия продает права и независимость нации за доллары. Знамя национальной независимости и национального суверенитета выброшено за борт. Нет сомнения, что это знамя придется поднять вам, представителям коммунистических и демократических партий, и понести его вперед, если хотите быть патриотами своей страны, если хотите стать руководящей силой нации. Его некому больше поднять.
Ясно, что к марксизму-ленинизму и пролетарскому интернационализму все эти идеи не имеют ни малейшего отношения, а вот к национал-большевизму — самое прямое. Понятно и то, почему в рядах сегодняшних патриотов-радикалов, на манифестациях, ничуть не соперничая между собой, дружно поднимаются как монархически-черносотенные, так и сталинские лозунги. Столь, казалось бы, разные полюса надежно скрепляет национализм. В самой худшей его разновидности.
Наконец, в 1943 году, придя к выводу, что можно извлечь немалую выгоду от примирения с Церковью, Сталин отошел и от другого ленинского постулата — воинствующего материализма. Хотя и под неусыпным присмотром органов госбезопасности, но православие начало в стране постепенно оживать.
Возвращение Хрущева к ленинизму означало возвращение ко всем постулатам в совокупности. Борьба Хрущева за возвращение к "ленинским нормам партийной жизни" разрушила ГУЛАГ, но были и другие составляющие.
Именно при Хрущеве из страны снова стали утекать безумные средства на поддержку даже не мирового пролетариата, а вообще всего, что, как казалось Никите Сергеевичу, движется в сторону от мирового империализма.
Когда Хрущева снимали, ему, например, напомнили, что в Ираке он зачем-то взялся за строительство 600 километров железных дорог, в то время как все годовое строительство железных дорог в Советском Союзе в ту пору не превышало тех же 600 километров. Причем товарищ Суслов, известный партийный ханжа, интриган и лжец, делавший на октябрьском Пленуме 1964 года доклад, в данном случае не соврал, а просто поймал Хрущева на очевидной ошибке.
Безумные деньги тратились в то время на Кубу, на Египет, да мало ли еще на что. В Индонезии только потому, что президент Сукарно очень любил выступать перед большими скоплениями народа, Хрущев соорудил для него грандиозный стадион. С его точки зрения, и это было проявлением пролетарского интернационализма.
Взамен советский народ в лучшем случае получал кубинский сахар, отказываясь при этом еще и от своего свекловодства, а в худшем довольствовался тем, что на груди советского лидера появлялся новый орден, например "Ожерелье Нила", врученное Хрущеву Насером. В ответ египетский лидер тут же получил золотую звезду Героя Советского Союза, что вызвало немалое возмущение в стране, победившей гитлеризм. Новость о том, что Насер сотрудничал во время Второй мировой войны с фашистской Германией, распространилась быстро.
Возвращаясь к ленинизму, Хрущев неизбежно сделал шаг назад и к воинствующему атеизму. Именно во времена хрущевской оттепели власть возобновила гонения на православие, о чем многие сегодня уже забыли. Чтобы выводы автора не показались кому-то чрезмерными, процитирую Роя Медведева, историка, известного своим подчеркнуто доброжелательным отношением к Никите Сергеевичу. Что, впрочем, не мешает исследователю быть объективным. О новом наступлении Хрущева на Церковь Рой Медведев пишет:
Как показали события начала 60-х годов, речь шла не только о мерах идейного и воспитательного характера, но и административных. Широкую огласку получила, например, история, связанная со сносом в Москве церкви Преображения на Преображенской площади. Местные власти сообщили церковной общине, что храм подлежит сносу в связи со строительством линии метрополитена. Все просьбы об изменении проекта отвергались. Тогда в последний день отведенного срока верующие заперлись в церкви во время службы. Пришлось прибегнуть к помощи милиции и дружинников. Церковь была снесена.
То, что произошедшее не было случайностью, доказывает тот же Медведев, приводя цифры уничтожения православных храмов, например, на Украине. Полтавская епархия, имевшая к 1958 году 340 храмов (и их не хватало), к концу 1964 года насчитывала уже только 52 православных храма. И это тоже цена хрущевского возврата к ленинизму.
Примерно к тем же выводам приходишь, если анализируешь и внешнюю политику Хрущева, где переплетаются самые разные мотивы, от апокалиптических (Карибский кризис) до анекдотических (хрущевский башмак на трибуне ООН). Кстати, это башмачное удовольствие стоило СССР не так уж и дорого — всего десять тысяч долларов, так что просто удивительно, что Хрущев при его-то темпераменте воспользовался своим ботинком лишь единожды.
Убеждения и боевой задор Никиты Сергеевича постоянно толкали этого ленинца на битву против мирового империализма если не на поле Куликовом, то хотя бы на экономической или пропагандистской площадке.
"Мы с радостью предоставим истории судить, какая система лучше для человечества и какая выживет". Это Хрущев. Или слова, брошенные советским лидером Никсону: "Мы вас похороним!"
И здесь утопическая вера Ленина в мировую революцию вполне сопоставима с не менее утопическими мечтами и обещаниями Никиты Сергеевича: "нынешнее поколение будет жить при коммунизме", "догнать и перегнать Америку". Чего стоит одна его убежденность в том, что с помощью кукурузного початка можно изменить экономические законы!
Все, что есть в Хрущеве привлекательного, следует искать не в его политике, а в его человеческой натуре, в его характере, который не сломался за годы сталинизма.
Ясно, что человек, стоявший так долго в непосредственной близости от Иосифа Виссарионовича, не мог не быть запачкан грязью того времени. Если верить мемуарам Хрущева, он долго и слепо верил Сталину, искренне его любил и каждое его поручение воспринимал как знак высочайшего доверия. Не важно, шла ли речь о строительстве общественных туалетов в Москве (кажется, это первое серьезное задание, которое Хрущев получил лично от вождя) или о чистке партийных рядов на Украине.
Росчерк Хрущева есть под расстрельными приговорами той поры. Он подписывал эти страшные бумаги даже не глядя. Сначала потому, что полностью доверял первой сталинской подписи, потом потому, что боялся бывшего кумира. В чем честно и признавался позже. Хрущев был не очень образован, но от природы умен, хитер и осторожен; знал, когда говорить и когда молчать. Так и выжил.