Страница 40 из 55
Лицо Мендосы выражало полнейшее спокойствие, но его глаза, испещренные красными жилками, лихорадочно бегали по сторонам. Луис невольно вздрогнул.
– Ничего. Ровным счетом ничего.
Снова наступило молчание. Луис в зеркальце наблюдал за лицом товарища, чувствуя, как учащенно бьется сердце.
– Надо купить газеты, – сказал Кортесар. – Спорю на что угодно, старикашка уже наябедничал.
Он обернулся к Анне, которая, с того момента как он сел в машину, не проронила ни слова, и тупо посмотрел на нее. На вытянувшемся, окаменевшем лице застыли ее чуть косящие глаза. Он увидел, как шевелятся ее губы.
– Какой позор…
– Что ты там бормочешь? – спросил Кортесар.
Анна сидела все так же неподвижно и даже не подумала ответить. Она говорила для себя, и губы ее снова прошептали:
– Какой позор…
Немой свидетель разговора друзей, разговора, который долетал до нее бессмысленными обрывками и походил на глухое жужжание, она вдруг поняла все. Мысль о провалившихся планах жгла ей мозг: заголовки газет, оскорбления, угрозы… Анна огляделась вокруг. «Да это же просто шайка мальчишек, которые изо всех сил стараются казаться взрослыми». Чего доброго, газеты в трех строках, как о чем-то не заслуживающем внимания, сообщат о ребяческой выходке. Буржуа смогут вдоволь повеселиться. Больше не в силах владеть собой, Анна схватилась руками за голову, А вокруг продолжалась болтовня.
Они договорились собраться в четыре часа дня и распрощались. Мендоса на первой же стоянке взял такси. Ему необходимо было повидать одного своего друга, и он боялся опоздать. Приехав на место, он велел шоферу дожидаться, а сам взбежал по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек.
– Можно видеть сеньора Кастро?
Секретарша, крашеная блондинка, с любопытством взглянула на него. Мендоса в своем артистическом кашне не походил на обычных посетителей фирмы. Закончив печатать письмо, секретарша шумно вздохнула и поднялась. Под шелковой блузкой резко выделялась ее полная грудь. Проходя по коридору мимо Мендосы, секретарша гордо выпятила ее. Агустин нетерпеливо и скучающе огляделся вокруг. Над письменным столом крикливый пестрый плакат рекламировал продукцию фирмы. Голые стены были покрыты ссадинами. На этажерке дремал неподвижный вентилятор, похожий на страшный металлический цветок с темными лепестками.
– Пройдите.
Секретарша провела Агустина в маленькую комнату, на дверях которой красовалась надпись: «Директор». Кастро сидел у письменного стола за пишущей машинкой. При виде Мендосы он встал.
– Каким ветром тебя занесло сюда?
Они перекинулись дружескими приветствиями, и Агустин сразу же приступил к делу.
– Несколько месяцев назад ты говорил мне об одном жандармском капитане, который переправляет друзей в Португалию.
Кастро удивленно поднял брови.
– Да.
– Ты мог бы дать мне его адрес?
– Разумеется.
Он достал из папки визитную карточку и четким почерком написал на ней свое имя.
– Что-нибудь случилось? – спросил он.
Мендоса улыбнулся.
– Пока ничего особенного. Но возможно…
– Надеюсь, ты не убил главу правительства? – насмешливо спросил Кастро.
– Не беспокойся. Мои запросы намного скромнее.
– С твоими идеями…
Года три назад в Барселоне Агустин помог Кастро выпутаться из трудного дела. С тех пор Кастро вполне доверял ему.
– Написать ему о тебе?
– Да, неплохо бы.
На минуту воцарилось молчание. Слышался только легкий скрип пера по визитной карточке. Вдруг Мендоса спросил:
– Ты знаешь, сколько надо давать в таких случаях?
Легкая улыбка заиграла на губах Кастро.
– Не беспокойся. Об этом я позабочусь сам.
– Что ты! Я не хочу, чтобы ты считая себя обязанным ради меня…
– Об этом не может быть и речи. Мы имеем дело с друзьями в доверяем друг другу. Я б тебе сказал.
Агустин предложил Кастро сигарету.
– Спасибо. Предпочитаю свои.
Он вложил карточку в конверт и протянул Мендосе.
– Я не написал числа.
– Благодарю.
Они снова помолчали, Агустин оглядел комнату.
– Ты неплохо устроился, – сказал он.
– Да, я прилично зарабатываю.
– Отращиваешь брюшко, понятно…
Кастро усмехнулся.
– Как видишь.
– А впридачу аппетитненькая секретарша.
– Да, в промежутках.
Они разговаривали, как два старых друга, дружба которых питается теперь только воспоминаниями.
– А как ты?
– Как всегда, на улице.
– Завидую тебе, – сказал Кастро.
– Все говорят то же.
Кастро встал из-за стола и проводил Агустина в коридор.
– Я тебе напишу из Португалии.
– Лучше, если ты уладишь все другим способом.
– Так или иначе, я тебе напишу.
Они пожали друг другу руки, и Агустин сказал:
– Спасибо.
Кортесар швырнул газеты на стол. Он бегал за ними в киоск на углу в надежде прочитать заметку о покушении. Но по его расстроенному лицу все поняли, что никакой заметки нет.
– Ни одного слова.
Он сказал это так пристыженно, точно сам был во всем виноват, и тут же поспешно добавил:
– А может, у них не было времени.
Прервав тягостное молчание, резко прозвучал голос Луиса.
– Время… Да у них было полно времени! Газету никогда не верстают раньше двух ночи.
Рауль невольно потянулся к газете.
– Дай-ка сюда. Может, в последний час…
– Нет. Там тоже ничего нет. Я уже смотрел.
Смятая газета осталась лежать на столе. Наступило молчание.
– Может быть, сейчас, – предположил Кортесар, – им выгодней умолчать об этом.
Паэс громко расхохотался. Глаза его оставались неподвижными, точно нарисованные на эмали, и смех поэтому прозвучал резко и неприятно.
– Умолчать, говоришь? Да не смеши! Какой-то мальчишка собирался укокошить какого-то старика – это не государственное преступление, уж поверь мне. А как забавный случай выглядит совсем неплохо. Сенсационная новость. У старичков слюнки потекут, когда они станут нудить о пороках, разложении и прочей дребедени. Мой дорогой папаша с огромным удовольствием читает за завтраком такую брехню. Обычно он глядит на меня поверх газеты и тянет: «Вот здесь интересное для тебя сообщение. Почитай его, обязательно почитай!» А сам потирает руки и исподлобья смотрит на меня. Особенно он распаляется, когда публикуют статистические данные о венерических заболеваниях. «Ты только погляди, какой ужас!» И требует, чтобы я высказал свое мнение на этот счет, и трется об меня как собака. У них не хватает храбрости поговорить с нами в открытую, вот они и кидаются за помощью к этим газетенкам. Говорю вам, у них слюнки потекли бы от такой новости.
– Но они не так радовались бы, – сказал Рауль, – если бы там были напечатаны наши имена.
– У моего папаши завтрак бы застрял в глотке, – сказал Луис. – А потом он, как всегда, все свалил бы на мамашу.
– Именно поэтому, – пробормотал Кортесар, – я никак но пойму, почему нет сообщения в газетах. Если это так любопытно, то тем более о случившемся должны сообщить.
Он хотел разбить аргументы Паэса, но тот прервал его на полуслове.
– Все очень просто. Если газеты молчат, значит, Гуарнер никому ничего не сообщал, а если Гуарнер не раскрыл клюва, значит, никакого покушения не было.
– Я что-то тебя не понимаю. Объясни-ка попроще.
– Пожалуйста, в двух словах. Давид попросту облапошил нас, помахав пистолетиком перед носом Рауля. Никакого покушения не было, уверяю вас. Давид и не подумал вытащить пистолет, пока не вышел из дома.
– Это какая-то нелепость, – протянул Кортесар. – То, что ты говоришь, ни с чем не вяжется. Если он побоялся выстрелить в старикашку, то с какой стати он размахивал револьвером потом?
– Да как ты вообще можешь говорить об этом? Тебя же не было там, когда он вышел. А я видел, какое у него было лицо. Я не думаю его оправдывать, черт побери, но с ним творилось что-то неладное. А что именно, я, так же как ты, не знаю. Но он вел себя как тронутый и был белее мертвеца.