Клад стервятника

Да канца!

После этого сразу успокаиваются и живут себе дальше как ни в чем не бывало.

И тут я повел себя даже не как чудак, а совсем на другую букву. Я опустился перед изломом на одно колено — типа, посвяшен в рыцари его клешней, ага! — и проникновенным голосом произнес, с чувством, толком и расстановкой:

— Спи спокойно, чертов богомол. Больше никого ты уже не ударишь, не проткнешь и не сожрешь. Ты думаешь, тот, кто тебя послал, побеспокоился о тебе хоть на минуточку? Представил, что будет, если ты попробуешь нанести хоть малейший вред обладателю великой Карты?

Гордей и Анка смотрели на меня в полнейшем ауте. Такого изумления я давно не видел на физиономии нашего мудрого очкарика. И я им наслаждался в полной мере.

— Фигу с маслом! Вот теперь ты валяешься тут, а я стою над тобой и смеюсь тебе в твою поганую морду. А знаешь, чего я хочу сейчас больше всего на свете?

Излом, понятное дело, не ответил. Но я и не нуждался в дискуссиях.

— У меня руки чешутся исполнить свое последнее желание, ты, великий любитель подкарауливать людей под землей. И сейчас я с огромным удовольствием это сделаю.

Я протянул руку, намереваясь хорошенечко, от души щелкнуть поверженного мутанта по носу. И тем восстановить справедливость, попранную этой продажной тварью нагло и коварно.

Его глаза были неподвижны. Я не разглядел в них ни зрачка, ни белка, ни желтка, Черный Сталкер его побери.

И я без всякой задней мысли протянул руку.

Нет, его глаза не раскрылись.

И сам он остался лежать как куль тряпья в плаще аристократа.

Но кто, кто, скажите на милость, когда-то клятвенно убеждал меня, что у излома нет зубов, поскольку он — типичный представитель кровососущих мутантов?

Движение его пасти было столь молниеносным, что я еле успел отдернуть руку. Но, увы, не всю. Зубы излома, длинные и острые, глухо клацнули и ухватили меня за рукав. А точней — за шнурок фенечки.

Это был тот самый музыкальный брелок, подаренный мне еще на панковском фестивале в Ужгороде. Я всегда надевал его в Зону в качестве амулета. И он еще ни разу в жизни меня не подвел.

Анка завизжала, я заорал от избытка чувств. А Гордей хладнокровно вскинул «Калашников» и выпалил прямо в пузо ожившему-вдруг излому добрую порцию стального гороха, на полдник.

Излом всхрапнул, дернулся и по инерции сорвал с моей руки злополучный брелок. А может, наоборот — счастливый?

Его глотка вздулась, сократились горловые мышцы — и в следующий миг мой драгоценный музыкальный, суперкамертонный брелок исчез в пасти мутанта.

— Отдай! — заорал я вне себя от ярости и еще не пережитого потрясения. Верни брелок, с-с-су…

Судя по всему, это была последняя вспышка жизненных сил остывающего тела дьявольского богомола в получеловеческом обличье. По нему тотчас пробежала волна судорог, из пасти вырвался удушающий смрад — типа последний выдох убиенного, трамплинчик отлетающей в небеса его поганой сути. После чего излом дважды дернулся и затих.

А я во все глаза таращился на его пасть.

— Может, он еще застрял там, между зубов? — с надеждой предположил я. И зашарил на боку в поисках десантного штык-ножа. Да за свой брелок-амулет я ему всю пасть расковыряю, ни один-дантист потом не исправит!

— А что это было? Что он у тебя откусил? Палец? — с горячим любопытством и даже какой-то садистской жаждой кровавых зрелищ затормошил меня Гордей.

— Сам ты палец! Что надо, то и было, понял?

В следующую минуту внутри излома, между горлом и грудиной, там, где, по некоторым поверьям некоторых идиотов, у нас как раз и располагается душа, что-то невнятно булькнуло. Потом еще и еще раз.

А затем в районе отсутствующей души излома, которой у него скорей всего никогда и не было, неожиданно раздались далеко, глухо, но вполне узнаваемо моим чутким музыкальным ухом гнусавые звуки.

Шесть нот, знакомых всякому человеку, хоть раз в жизни крутившему гитарные колки в правильных направлениях.

— Ми… си… соль… ре… ля… ми.

И уже окончательно наступила тишина.

Через полчаса, когда я обрел способность вновь передвигаться, пусть охая и стоная, но в вертикальном положении, мы покинули этот мрачный подвал. Точней, Анка с Гордеем ждали меня уже на выходе из коридорчика, куда всего лишь два часа назад дернул меня излом сунуть свой нос.

На прощание я пнул лишенное признаков жизни тело мутанта и отдал ему последний наказ.

— Прощай, излом. Теперь ты — первая панк-гитара мира и окрестностей. Смотри же, не подкачай там у себя, в аду. А на земле ты свое уже отыграл.

С этими проникновенными словами прощания на устах я побрел вслед за напарниками. И следующий час нашего блуждания в подземельях согласно карте и здравому смыслу они тактично молчали.

А потом, истратив полмешка гаек и четыре фонарных аккумулятора, мы наконец добрались до конечной цели нашего путешествия. Если только старый гриб Стервятник не посмеялся над нами. А он, судя по тому, что рассказывали старожилы Зоны, вполне способен на это даже из могилы.

* Низкая, окованная железом дверь, указанная в плане прямоугольничком с буквой «V», была заперта на смешной висячий замок с проржавленной дужкой. Несколько ударов автоматным прикладом, и она со скрипом отворилась. За дверью сразу начиналась каменная лестница. Она довольно-таки круто забирала вниз. Оттуда, из непроглядной темени, кисло пахло гнилым сеном, воняло безнадежно испорченной капустой и тянуло фосгеном застарелой мочи.

А еще к этим ароматам примешивался неявный, но очень знакомый мне запах. Запах животного.

Словно вам только что прямо в лицо дохнула большая собака. Воздух подземелья был насыщен именно такими миазмами. Горячим и тошнотворным запахом зверя.

Это означало, что мы уже вступили в виварий. Конечный пункт крутого маршрута Стервятника.

Глава 20. Цапля, лягушка и все-все-все

Mind control, pain unfolds

I own all your sensations

Weakening, reasoning

Mesmeric full demolition!

«Mind Control», Slayer — Знаешь, Гош, я, кажется, только что совершил открытие, — украдкой шепнул мне Гордей, пока мы спускались по лестнице. — Очень важное для нас.

— Не удивлюсь, — пожал я плечами, осторожно ставя ногу на выщербленную ступеньку. — За последний день я и сам сделал их уже штук пять.

— Вот как? — вмешалась замыкавшая нашу группу Анка. Поистине, острый слух — верный помощник специалиста по сбору информации. — Любопыт-тно бы послушать светил науки.

— Тогда Светило говорит первый, — предложил я. — А я пусть буду Темнило.

— Хорошо, — согласился Гордеи. — Я думаю, над этой «зверофермой» висит колпак какого-то поля. И уже не один год.

— Почему так думаешь?

— Она отсутствует на йфтах Зоны Отчуждения, выпушенных после Второго Взрыва. Просто как факт. Я проверял и связывался по этому поводу специально с Синоптиком.

— Гм… Нашел тоже мне консультанта, — скептически проворчал я. — Это все равно что коту сметану доверять.

— Чудак человек, я же не спрашивал его конкретно про звероферму, — усмехнулся Гордей. — Просто подняли общие планы, отдельные карты уровней — якобы проверить разночтения и сверить масштабы.

— Ну и ну! Когда ты только нашел время…

— Пока ты дулся, — пожал плечами Гордей. — Потому что предварительно я отыскал на старых, еще советских картах постройку в районе Агропрома, в принципе совпадающую с местоположением «Зверофермы № 3».

— Откуда, интересно, у тебя эти пресловут-тые «старые советские карты»? — ехидно поинтересовалась Анка. — Речь ведь идет, как я понимаю, не об атласе физической географии Советского Союз-за?

— И даже не о глобусе Украины, представь себе, — без тени улыбки сказал очкарик. — У нас в лагере на Янтарном много чего есть, уверяю вас. В том числе и топографические карты Генштаба Советской Армии.

— Разрешит-те доложить, товарищ маршал? — Анка мигом приставила ладошку к воображаемому козырьку. — Кажется, мы уже в вивар-рии.

— Угу, — кивнул Гордей, увеличивая радиус освещения фонаря. — Но пусть сначала Гоша скажет, что у него.