Страница 70 из 95
«Его недостаток — в слабости характера»
Одной из причин шаткости самодержавной власти в России было то, что государь попал в полную зависимость от ближайшего окружения, чиновников и слуг.
В свое время еще де Кюстин в книге «Россия в 1839 году», говоря о тирании бюрократии в России, писал (и, видимо, справедливо): «Из своих канцелярий эти незаметные тираны, эти деспотичные пигмеи безнаказанно угнетают страну, даже императора, стесняя его в действиях; тот хоть и понимает, что не столь всемогущ, как о нем говорят, но, к удивлению своему (которое желал бы сам от себя скрыть), порой не вполне сознает, насколько ограничена его власть. Болезненно ощущая этот предел, он даже не осмеливается сетовать, а ставит ему этот предел бюрократия, страшная всюду, ибо злоупотребление ею именуют любовью к порядку, но в России более страшная, чем где-либо».
Итог очевиден: от Николая II, как от зачумленного, готовы были отшатнуться даже свои. Нелицеприятную оценку правления Николая II и самодержавия давал и известный царский генерал К. Дитерихс. Он утверждал, что, начиная с Екатерины I, русские цари, помазанники Божий все дальше и дальше отдалялись от простоты общения с народом. Это отчуждение от народа привело к тому, что царь стал уже не отцом народа, а политиканом, личным самодержцем. Иначе говоря, он превратился в инородное тело для России, утратил «духовное обязательство служения людям». Он был не нужен уже никому, кроме своей семьи.
Вот что говорила о Николае II К. Битнер, учительница царских детей в Тобольске (в свидетельских показаниях следователю Н.А. Соколову): «Государь производил на меня чарующее впечатление. Он был человек образованный, весьма начитанный. Он хорошо знал историю. Он производил впечатление человека необычайно доброго и совсем простого. В нем не было ни малейшей надменности, заносчивости. Он был замечательно предупредительный человек. Если я иногда по нездоровью пропускала урок, не было случая, чтобы он, проходя утром через нашу комнату, не расспросил бы меня о моем здоровье, с ним я всегда чувствовала себя просто, как век знала, привыкла к нему. Он вызывал у меня чувство, что хочется сделать ему что-нибудь приятное. Так он относился ко всем окружающим его. С офицерами нашего отряда он был прост, вежлив, корректен. У него была поразительная выдержка характера. Его недостаток, мне думается, заключается в его бесхарактерности, в слабости характера. Он, видимо, сам не решал никаких вопросов, не посоветовавшись с Александрой Федоровной. Это была его обычная фраза: “Я поговорю с женой”. Он, мне думается, не знал народа. У него было такое отношение к народу: добрый, хороший, мягкий народ. Его смутили худые люди в этой революции. Ее заправилами являются “жиды “. Но это все временно. Это все пройдет, народ опомнится, и снова будет порядок».
Ускорило его падение отсутствие у Николая сильной гражданской воли, без которой на Руси на престоле делать вообще нечего. Весь трагизм ситуации состоял в том, что правящие слои всячески препятствовали получению права остального народа на достойную жизнь и в конечном счете и довели Россию до революции. Полагать, что империя «столетиями стояла скалой» — и рухнула «в три дня» или «слиняла в два дня», — конечно, пустое объяснение, непозволительное даже неразумному дитяти, не то что серьезному ученому или политику.
Показательно, что с именем Николая II стали связывать все беды в России. Такова психология народа — во всех бедах винить царя-батюшку. Царь давно уже выглядел в глазах российской, мировой общественности как позор России, как ее наказание и даже проклятие.
Интересные воспоминания о Николае II оставил А. Ф. Кони: «Перебирая впечатления, оставленные во мне павшим так бесславно Николаем II и, быть может, обреченным на гибель, и воспоминания о его деятельности как человека и царя, я не могу согласиться ни с одним из господствующих о нем мнений. По одним — это неразвитый, воспитанный и укрепившийся в безволии человек, соединявший упрямство с привлекательностью в обращении: ип charmeur (франц. — очарователь). По другим — коварный и лживый византиец, признающий только интересы своей семьи и их эгоистически оберегающий, человек, недалекий по кругозору, неумный и необразованный. Большая часть этих определений неверна… Можно сказать, что из пяти (качеств) мыслительной способности человека: инстинкта, рассудка, ума, разума и гения, он обладал лишь средним и, быть может, бессознательно первым. Мне думается, что искать объяснения многого, приведшего в конце концов Россию к гибели и позору, надо не в умственных способностях Николая II, а в отсутствии у него сердца, бросающемся в глаза в целом ряде его поступков».
Добавим сюда и еще одну характеристику, составлявшую, на мой взгляд, главную суть его натуры. Как сказал один из правых членов Государственного совета о Николае II в 1906 г.: «Это трусость, он — трус!» («Cest un lache, et un lacheur!»). Если мы соединим две эти половинки, мы получим, как мне представляется, и самую точную характеристику последнего царя, Николая Романова — трус и бессердечный эгоист!
Важно то, что Николай стал ассоциироваться в сознании общества как полное ничтожество и «баба». Народ рассуждал просто, обсасывая иные «подвиги» Распутина в кругу Анны Вырубовой и царицы: «Как царь такое похабство у себя в доме терпит?!»
Кто владел монархией?
Среди множества причин поражений России заметную роль играл и личностный фактор. Можно сказать, две «особы дамского пола» погубили старую Россию — Европа и Александра Федоровна… Роль царицы оказалась роковой. Всем женщинам свойственно желание повелевать. Если умные ограничиваются чаще лишь сердцем и кошельком мужчин, иным подавай еще и царство. Это была нервная, психически не уравновешенная женщина, склонная к гипнотизму. Как сказала об Александре Федоровне одна из дам, Занотти: «Государыня была больна, как мне кажется, истерией… Чем именно питалась истеричность императрицы, я не могу сказать. Может быть, у нее была какая-либо женская болезнь (вокруг нее все время вились гипнотизеры, целители, шушера)».
Русская царица, что случается с недалекими, но властными женщинами, чувствуя слабость мужа, решила выступить, видимо, в роли то ли Клеопатры, «жены Цезаря», то ли Екатерины Великой. Александра Федоровна решила подчинить себе почти полностью деятельность правительства и монарха.
Современник писал: «В сущности, известно только одно лицо, сумевшее вполне овладеть личностью последнего русского монарха. Это была жена, императрица Александра Федоровна, Алике, как звали ее император Николай и неофициально вся царская семья. Эта полубольная женщина постепенно завладела умом, сердцем, всеми поступками и мыслями мужа, который перед ее волей стушевался окончательно. Впитав в себя преклонение перед самодержавием и веру в какую-то неземную связь русского царя с его народом, она приблизила к своей царственной семье Распутина, простого сибирского мужика, который вследствие своего крайнего невежества и аморальности явился проводником к царскому престолу самых темных влияний, сгубивших в конце концов Россию».