Затерянные в Полынье

– Часто ли он посещал церковь? – спросил я.

Священник смущенно кашлянул:

– Должен вас огорчить. Он был не слишком усердным прихожанином. Скажу больше: за те четыре года, что я возглавляю приход, мне довелось видеть его в храме всего несколько раз. Но приватные беседы с ним мы вели. В его доме.

Меня почему-то удивило это. Я не мог представить себе отца Владимира в таком месте, где и сам-то чувствовал себя неуютно, где таился страх и какая-то неведомая мне опасность.

– Да, да, – снова улыбнулся священник. – Должно быть, и вам этот дом внушает неприязнь. Я предлагал Арсению Прохоровичу освятить его, и коли там поселилась нечистая сила, она покинула бы те стены. Но он всякий раз отказывался… Наверное, это моя беда, что я так и не смог его убедить.

– О чем же вы с ним беседовали, отец Владимир? – спросил я. – Простите, меня влечет не простое любопытство, а желание понять: что же за человек был мой дед, какая борьба шла в его душе и кто в конце концов одержал верх?

– Его любили и уважали здесь, в поселке, – мягко отозвался священник, наблюдая, как Аленушка рвет полевые цветы. – А такие чувства плохой человек не вызовет… Плохого будут бояться, тайно презирать, но любить – никогда… Мы говорили о разном. О боге и вере, о человеческих заблуждениях, о тех силах, что тянут человека вниз, к дьяволу, об исцелении души и тела и возможно ли одно без другого. Мне искренне жаль, что он умер, так и не приняв последнего причастия. Внезапно. Жалко.

Последнее слово в его устах прозвучало почти так же, как сказала мне Аленушка при нашей первой встрече. И он словно бы повторил вслед за ней еще раз:

– Жалко.

– Мне кажется, его убили, – произнес я. Лицо отца Владимира чуть дрогнуло, он поднял на меня ясный взгляд. Глаза у него были такие же синие, как у Аленушки, в них таилась какая-то прозрачная чистота. И он просто спросил:

– У вас есть доказательства тому?

– Пока только предположения.

– Что вы намерены делать?

– Искать. Искать убийц.

– Возможно, бог уже наказал их, – задумчиво произнес он. И добавил: – Вам будет трудно справиться в одиночку.

– Но вы же ведете свою борьбу почти один, я знаю.

– То другая борьба. И протекает не только здесь, на земле. Я – всего лишь служитель божий. Ну что ж, мне пора…

Он подозвал к себе Аленушку, и она прижалась щекой к его ладони. В ее руке был уже целый букет цветов.

– Вот еще одна моя опора, – с улыбкой сказал отец Владимир, потрепав ее по льняным волосам. – Примите на прощанье мой совет: даже борясь со злом, не уподобляйтесь ему, не закрывайте свое сердце наглухо, иначе со временем и вы сами переродитесь. Вы перестанете различать границы – где ложь, а где правда, где дозволен человеческий, а где лишь божий суд, который не обратим ни для кого из нас, и это перерождение, эта мутация станет гибельна для вас. Приходите ко мне почаще, еще потолкуем.

Глава 6. Расследование продолжается

Дорога из городка N. как бы переходила в главную улицу поселка, упиравшуюся в центральную площадь Полыньи. От нее уже лучами расходились маленькие улочки, вдоль которых располагались дома жителей. Некоторые строения имели запущенный вид, другие, наоборот, говорили о хорошем достатке хозяев.

Я отправился посмотреть на озеро, в котором утонул дед. Поодаль располагались домики рыбаков. Возле каждого из них на длинных шестах сушились сети, а лодки красовались на берегу. Рядышком сидели трое мужчин, покуривая трубочки. Несмотря на довольно жаркий день, тут же дымился небольшой костерок.

Я постоял на берегу, любуясь светло-голубой гладью. Странно, но я не чувствовал вражды к расстилавшимся передо мной водам, которые поглотили моего старика. Наоборот, они манили меня к себе, словно и я должен был пройти путем деда. Постояв так некоторое время, я направился к группе рыбаков возле костерка. Они, прервав беседу, с любопытством посмотрели на меня.

– День добрый и хорошего вам улова! – сказал я. – А что здесь водится-то? Пираньи есть?

– Все есть, даже утопленники, – засмеялся один из них, с рябым лицом. – Рыбки хотите купить?

– Окуньков, пожалуй, взял бы, – согласился я. – Штучек десять.

– Как раз для вас и приплыли. – Рябой ушел в дом и вскоре вернулся с ведерком. – Забирайте. Тару только потом не забудьте вернуть. Вы ведь внук Арсения?

– Да, – ответил я, расплачиваясь. – А вы его хорошо знали?

– Кто ж его не знал! Он тут всех лечил. Особливо нас, кто, почитай, весь день и ночь в сырости проводит. А вы тоже знахарствуете? Или так, баловством пробавляетесь?

– Ага. Пробавляюсь.

– Жаль, жаль… Мы-то думали: вот, внук на смену деду приехал. Значит, оборвалась ниточка, кончилось его мастерство вместе со смертью.

Впервые я почувствовал стыд оттого, что глупо транжирил время, вместо того чтобы хоть чему-то научиться у деда. Не за теми сокровищами гонялся. А овладей я его знаниями, так, наверное, и меня почитали бы, как его самого. А так – кто я? Бесполезный актеришка. Чтобы скрыть свое смущение, я поинтересовался:

– Где обнаружили его тело?

– Вон в тех камышах, – показал рукой один из рыбаков. – Мой брат Валентин наткнулся. Пошел ранним утром, извиняюсь, по нужде и углядел. Валька сейчас в городе, вам бы с ним потолковать надо.

– Обязательно.

– Как вернется, я его к вам пошлю.

– А как он… выглядел?

– Ну как выглядят утопленники? – вмешался рябой. – Полежи недельки три в воде, так и узнаешь… Лицо у него было сильно попорчено. Раки да окуни – самые первые враги утопшим.

Я невольно поглядел на плескавшихся в моем ведерке окуньков.

– Его с трудом-то и распознали, – продолжил между тем рябой. – Если бы не перстень на пальце…

– Какой перстень?

– Серебряный такой, печатка. Он его на указательном пальце носил.

Я вспомнил: да, был такой перстень у деда, он с ним никогда не расставался, говорил, что даже снять его не может. Фамильный. Достался от его отца, моего прадеда. Помню даже, что в последнюю нашу встречу дед сказал, что оставит его после смерти мне, как единственному продолжателю рода. Намекал, что перстень этот заколдован, обладает магической силой. Я тогда как-то неумно посмеялся над ним, из-за чего он, кажется, втайне обиделся.

– И где сейчас этот перстень?

Рыбаки переглянулись, пожали плечами.

– Так ведь… его так и похоронили с ним. Да и зачем снимать? Грех это.

– А вы ничего такого странного не заметили? Может, следы какие-нибудь были на трупе? Раны.

– Нет, это вам все ж надо с Валентином поговорить. Мы тогда все далеко в озере были. А когда вернулись, его уже укрыли и увезли к доктору, на ледник. Петька Громыхайлов и двое ребят от Намцевича.

– А они-то тут при чем?

– Вот поживете подольше – узнаете, – уклончиво отозвался рябой. И добавил: – А доктор и вскрытие делал. Чего уж он там обнаружил, не знаю.

– А вам не кажется, мужики, что его… убили?

Я вновь использовал свой метод: вопрос в лоб. Рыбаки как-то притихли, отводя от меня взгляды. Казалось, они ждали этого вопроса, или он витал тут, на берегу, еще до меня. По крайней мере, они наверняка обсуждали его между собой, – это было заметно по их растерянно-озабоченным лицам.

– Темное дело, – произнес, наконец, один из них. – Чего ему в воду-то было лезть в такое время? Мы и не видели никогда, чтобы он купался. Так, окунется у берега – и обратно.

– А может быть, он… того… сам? – предположил рябой. – Иногда бывает, что жизнь тебе – вот так! – И он провел ребром ладони по горлу.

– Не-а! – возразил другой. – Точно знаю. Арсений мне сам за день до этого говорил, чтобы я ему к воскресенью хорошую щуку выловил. Ждал он кого-то к себе в гости. Сказал: хочу угостить знатно. Ежели гостей ждут – в озеро не лезут.

– Но в то воскресенье никто из посторонних в поселке не появлялся? – спросил я. – Припомните.

Рыбаки почесали в затылках.

– Нет… Кажется, нет… Сюда вообще редко кто приезжает.