Страница 51 из 68
Начдив умолчал о том, что этим боем руководил лично он.
С утра начался зной. Поникли листья на деревьях, попрятались под навесы и амбары с распущенными крыльями курицы. Город казался вымершим. Но палящий зной ничуть не повлиял на настроение начдива.
— Ну, шатия, живо собирайтесь купаться, — проговорил весело Томин. — Сегодня весь день в нашем распоряжении, сегодня мы сами себе хозяева! Живо, живо пошевеливайтесь, — шутил Николай Дмитриевич.
Группа всадников, промчавшись по улицам города, спустилась к Лесному Воронежу. Берег пологий песчаный, вода теплая прозрачная. Нетерпеливые кони рвутся к реке, всадники с большим трудом сдерживают их.
Раздетые конники вскочили на лошадей — и в воду. Те от удовольствия фыркают, ржут. Кавалеристы брызгают друг в друга, ныряют с лошадей, плавают наперегонки. И не разберешь, где командир, где подчиненный. Все одинаковы!
Вдоволь накупавшись, Томин объявил:
— А сейчас поедем в гости к садоводу Ивану Владимировичу Мичурину. Чур, там вести себя культурно.
— В грязь лицом не ударим, — ответил за всех Николай Власов.
Сад Ивана Владимировича Мичурина и его дом находились за Донской слободой, на берегу реки Лесной Воронеж. Ехать всадникам пришлось недолго.
Иван Владимирович встретил Томина и его друзей радостно. Мичурину шел шестьдесят первый год, но он был энергичным и подвижным. Темно-карие глаза весело улыбаются.
— Очень рад дорогим гостям, — проговорил Иван Владимирович и пригласил всех пройти в сад. — Много у меня гостей перебывало, но военные, да еще начальник дивизии — впервые. Вот не ожидал! До вас тут был начальник, так он все присылал ко мне ординарцев с записками. А вы сами пожаловали.
— Я заехал, Иван Владимирович, поблагодарить вас, — несколько смущаясь, проговорил Томин.
— Меня? За что? Если не секрет.
— За саженцы, которые вы мне присылали в тринадцатом году. Прочитал я вашу статью в журнале «Сад и огород» и решил попробовать у себя вырастить яблони.
— Позвольте узнать, откуда вы родом? — оживившись, спросил Иван Владимирович.
— Издалека. Из Челябинского уезда, с берегов реки Тобола, — ответил Томин. — А это мои друзья. Коля Власов — москвич, а Аверьян Гибин — земляк.
— Значит, сибиряки! Да что я вас все расспрашиваю, не приглашу к столу. Прошу садиться.
Гости сели за стол под развесистой яблоней. Тяжелые, сочные плоды благоухали.
Извинившись перед гостями, Иван Владимирович на минуту отлучился.
Вернулся садовод не один, с ним шли две женщины, несли вазы с яблоками, вишнями, крыжовником, малиной. Это были ближайшие и верные помощники ученого — его свояченица Анастасия Васильевна и племянница Александра Семеновна.
Поставив вазы на стол женщины, приветливо улыбаясь, поздоровались с гостями.
— Позвольте полюбопытствовать, как прижились мои саженцы у вас? — спросил Мичурин.
— Две прижились и уже давно плодоносят, а три погибли, одна в первую же зиму, а остальные позднее, без меня.
— И это чудесно. Значит, и в Сибири могут расти яблони, могут цвести сады. Замечательно. Моя мечта вывести такие сорта, чтобы в Якутии росли, чтобы за Полярным кругом плодоносили!
Иван Владимирович провел гостей по своему чудесному саду, рассказал, каких трудов стоило ему создать все это бесценное богатство.
— Всю жизнь, вплоть до Октября, мне мешали в работе тупые царские чиновники. В России о моих работах мало кто знал, — с сожалением рассказывал Иван Владимирович. — А вот в Америке знали. Несколько раз приезжал ко мне профессор Френк Мейер. Департамент земледелия приглашал переехать в Америку. Обещали перевезти все деревья, гарантировали стопроцентную приживаемость. Не могу судить о деревьях, но что я не прижился бы в Америке, в этом даю полную гарантию.
Расставались большими друзьями.
Иван Владимирович приглашал Томина заезжать к нему еще. Николай Дмитриевич обещал и исполнил обещание.
— Приехал попрощаться, Иван Владимирович, — проговорил Томин.
— И далеко путь держите?
— На Дальний Восток.
— Далеконько, далеконько. Одну минуточку, одну минуточку, — и с этими словами Иван Владимирович ушел в дом.
А еще через несколько минут два молодых парня принесли упакованные ящики.
— Это вам на дорогу, — заговорил Иван Владимирович, — путь дальний. А вот из этого ящика попробуете ближе к Новому году, вот тогда узнаете, что это за яблоки.
Николай Дмитриевич от всего сердца поблагодарил Ивана Владимировича, и они распрощались.
Банды на тамбовщине уничтожены. Жизнь входила в мирную колею.
Восемнадцатого июля 1921 года Козловский уездный комитет партии постановил от имени уездного Исполнительного комитета наградить 15-ю Сибирскую кавалерийскую дивизию Красным Знаменем.
Приказом командующего войсками Тамбовской губернии Михаила Николаевича Тухачевского многие бойцы, командиры и политработники были награждены ценными подарками.
О Томине в этом приказе сказано:
«Начальник пятнадцатой сибкавдивизии тов. Томин за время командования дивизией зарекомендовал себя выдающимся кавалерийским начальником. За энергичную работу, умелое руководство и личное участие в операциях по подавлению и уничтожению банд Лобана, Бодова и Карася награждаю начальника пятнадцатой сибкавдивизии тов. Томина золотыми часами».
По просьбе Главнокомандующего Народно-революционной Армии Дальневосточной республики Василия Константиновича Блюхера Реввоенсовет республики приказал Тухачевскому откомандировать Томина на Дальний Восток.
НА БЕРЕГАХ АМУРА
Серым сентябрьским утром 1921 года по улице Читы шли четверо — Николай Дмитриевич Томин в традиционной кожаной куртке и кожаной фуражке, порученец Николай Власов — в длиннополой шинели, с маленьким чемоданчиком в руке. Аверьян Гибин, — небрежно перекинув вещмешок через плечо, рядом с ним вышагивал второй ординарец, высокий и хмурый Павел Томин.
Четверо подошли к штабу Народно-революционной армии Дальневосточной республики.
— Главнокомандующий в командировке, придется вам подождать до его приезда, — сухо сказали в штабе.
— Где прикажите жить и чем питаться? — спросил Томин.
— Без приказа Главкома зачислить вас на довольствие не имеем права, а квартиру поищите в городе.
Когда друзья вышли на улицу, Власов посмотрел на хмурое небо, сдвинул на глаза фуражку, почесал затылок:
— М-да! Неприветливо встречает нас Дальний Восток.
— К этому, Николай, нам не привыкать, — отозвался Томин. — Лишь бы проводы были теплыми.
На окраине города сняли у рабочего маленькую комнату — угол, отгороженный тесовой перегородкой. В доме — холодище.
Оставив Власова устраиваться в квартире, Томин с Аверьяном и Павлом пошли искать работу. Вернулись поздно вечером, лица и руки в угольной пыли, в мешке с полведра каменного угля и полено.
— Принимай, Николай, казну, казначеем будешь, — весело проговорил Томин, извлекая из кармана три серебряных рубля. — В прибавку отопление вырядили, работа хоть и пыльная, зато денежная…
Томин осмотрел, как порученец прибрал комнату. Две железные койки заправлены тонкими суконными одеялами. На гвозде висит взбухшая от воды шинель, рядом три гвоздя для одежды.
— Это ты вогнал гвозди?
Власов качнул головой.
Николай Дмитриевич попросил у хозяйки катушки из-под ниток, вытащил гвозди, и вновь их забил с надетыми катушками.
— Так лучше? — спросил Томин.
— Лучше, — ответил Власов.
Аверьян затопил лежанку, и вскоре в комнатушке запахло жильем.
Главнокомандующий Народно-революционной армией Василий Константинович Блюхер приехал через две недели. Увидев Николая Дмитриевича, он бросился к нему, и два старых боевых товарища долго не разжимали объятия. Виктор Русяев, не помня себя от радости, гремя и сбивая на ходу стулья, подбежал к Томину и тоже стиснул его.