Страница 76 из 90
Нацеплять на хвост осла жгуче-колючих репейников, заткнуть кухонный дымоход, подрезать столбы, между которыми была натянута веревка для сушки белья, запустить в комнату ткачих полдюжины мышей — все эти и многие другие проделки, в коих не без оснований подозревали Тартунга, кончились бы для него великим битьем, и Эврих не мог не признать, что тот давным-давно заслужил хорошую взбучку. Парнишка, однако, еще не полностью оправился от драки в «Веселой калебасе», и арранту вовсе не хотелось, чтобы труды, затраченные на излечение неугомонного юнца, пошли насмарку. Кроме того, он был твердо уверен, что битого-перебитого мальчишку новая порция тумаков не образумит, а озлобит пуще прежнего. В общем, совершенно не представляя, как повлиять на не в меру шустрого отрока, Эврих, многажды пожалев о заключенной с хозяином «Веселой калебасы» сделке, вынужден был таскать докучливого раба за собой, уповая на то, что Хамдан с Аджамом не позволят ему нанести слишком уж большой ущерб посещаемым ими особнякам недужных Небожителей.
Особенно не хотелось арранту брать Тартунга с собой именно сегодня, когда, навестив Нанигаша, он намеревался сбежать от телохранителей и отправиться в храм Мбо Мбелек, расположенный на улице Оракулов. Интуиция подсказывала ему, что парень доставит ему немало дополнительных хлопот, и так оно, разумеется, и вышло. Непонятно, каким образом Тартунг догадался о планах своего хозяина, но, выбираясь через черный ход из «Трех лилий», Эврих столкнулся с ним нос к носу, и парень нахально заявил, что ежели тот не возьмет его с собой, то он тотчас побежит предупреждать Хамдана и Аджама о бегстве их подопечного. Он, видите ли, всю жизнь мечтал посетить святилище Мбо Мбелек, да и должен же кто-то следить за сохранностью Эврихова кошеля, особенно в районе Гнилой пади.
Из этого следовало, что мальчишка пронюхал о происшедшей неподалеку от храма Мбо Мбелек стычке между его телохранителями и людьми Душегуба. Поистине, он обладал удивительной способностью вызнавать чужие секреты, ведь они с Хамданом и Аджамом договорились не болтать о случившемся! Если бы Эврих не был так огорчен и встревожен давешней беседой с Эпиаром Рабием Даором, то, конечно, расспросил бы Тартунга и допытался, откуда тому известно о драке, затеянной ради освобождения женщины, не удосужившейся даже поблагодарить своих спасителей, однако мысли арранта были заняты другим.
Весь день — и в «Мраморном логове», и в «Трех лилиях», и по дороге к улице Оракулов — ему вновь и вновь вспоминались слова Эпиара о том, будто Аррантиаде крупно повезло, что Кешо устремил свои взоры и помыслы на благословенный Саккарем. Эврих, естественно, тоже считал, что обитателям Нижней Аррантиады повезло: даже победоносная война хуже мира, ибо плодит вдов и сирот, — и все же, по его-то мнению, лучше бы Кешо напал на Аррантиаду и получил достойный отпор, чем захватил раздираемый смутами Саккарем, бывать в котором ему не доводилось, но высокую культуру коего он высоко чтил.
«Ха-ха! „Получил отпор!“ — передразнил Эпиар своего приятеля с горькой улыбкой. — Ты даже не представляешь себе, насколько твоя родина не готова к войне с Мавуно!» И принялся рассказывать такое, от чего волосы у Эвриха встали дыбом. Причем, надобно заметить, ничего нового, того, что не знал бы сам, он от аскульского купца не услышал. Просто до сих пор ему не приходило в голову подвергать сомнению издавна укоренившийся в сознании людей миф о непобедимости Аррантиады. А ведь он-то бывал в ней не раз и доподлинно знал, что могучий флот и железные, неустрашимые лагиоры продолжают существовать лишь в легендах, ибо аррантам не было нужды браться за оружие со времен Последней войны и, значит, ни у Царя-Солнца, ни у Кворума эпитиаров не возникало необходимости поднимать вопрос о введении новых налогов, на которые можно содержать по-настоящему боеспособные армию и флот.
То есть у Эпиара не возникало сомнений в том, что свободолюбивые арранты в конце концов разобьют и изгонят войска Кешо, буде те вторгнутся на их родину, но цена, которую им при этом придется заплатить, повергала его в трепет. Потрясла она до глубины души и Эвриха, стоило только ему представить сражение хорошо обученной армии с наспех набранным ополчением.
— Пошли отсюда, господин! Неужто ты еще не насмотрелся на эту уродину? Глянь, в зале и так уже, кроме нас, никого не осталось! — продолжал канючить не на шутку струхнувший Тартунг, на коего молчаливые фигуры безликих жрецов и усиливавшаяся с каждым мгновением вонь произвели самое тягостное впечатление.
Эврих был согласен, что обстановка в храме не способствовала умиротворению души, а жрецы выглядели прямо-таки зловеще, однако огромную, отлитую из серебра статую самого Мбо Мбелек уродливой бы не назвал. Напротив, было в ней что-то располагающее, явно не соответствующее ни убранству главного зала, ни поведению и облику жрецов. Неизъяснимое Божественное начало было изображено в виде человека, достигавшего в высоту шести локтей и державшего на своих плечах двух младенцев — мальчика и девочку с очень похожими лицами. Лик самого Божества, на устах коего играла таинственная улыбка, мог принадлежать как мужчине, так и женщине, а распахнувшиеся полы плаща позволяли убедиться, что Мбо Мбелек было и впрямь гермафродитом. Ну что ж, это полностью соответствовало его месту в пантеоне Богов Мавуно и уж во всяком случае не должно было смущать Тартунга, соплеменники коего поклонялись Великому Дракону — Нааму.
Вот уж чье изваяние было действительно страшным и омерзительным! А ведь Узитави, сестру Тартунга, мибу объявили супругой Наама! Любопытно, как бы отнесся к этому парень, для которого оказался недостаточно хорош весьма симпатичный и чадолюбивый гермафродит? Сидящая у его ног серебряная крыса, размером с доброго охотничьего пса, вызвала поначалу у арранта чувство острой неприязни, но, вспомнив, что любимой зверушкой Тахмаанга являлась кобра, он признал выбор Мбо Мбелек не столь уж экстравагантным и отталкивающим.
— Интересно, почему это Божественное начало благоволит к близняшкам, в то время как остальные Боги Мавуно их терпеть не могут? И нет ли тут косвенной связи с культом Богов-Близнецов? — пробормотал Эврих себе под нос, не обращая внимания на нетерпеливо переминающегося с ноги на ногу Тартунга. Удивительны и необъяснимы были многие обычаи и традиции народов, населявших различные земли. У одних, например, белый цвет считался цветом радости, у других — скорби. Арранты, нарлаки и саккаремцы ненавидели змей, особенно ядовитых. В Мавуно же убить кобру считалось величайшим грехом, а заползшая в дом змея свидетельствовала об особом расположении Богов к жившим в нем людям. Но едва ли не самым странным казалось Эвриху отношение обитателей империи к близнецам, которых они, в отличие от всех прочих племен и народов, о коих ему доводилось читать и слышать, страшились и ненавидели.
Впервые узнав о столь диком предрассудке в поселке траоре, во время первого своего посещения Мономатаны, он обещал себе когда-нибудь прояснить вопрос о его происхождении. Изучая рукописи в блистательном Силионе, а затем уже здесь, в Мванааке, беседуя со жрецами святилищ Тахмаанга, Эрентаты, Белгони и Амгуна-Солнцевращателя, он пришел к выводу, что нелюбовь к близнецам была связана с весьма любопытными, но теперь уже почти позабытыми и признанными еретическими верованиями в существование некоего запредельного мира, являвшегося зеркальным отражением зримого и воспринимаемого людьми. Согласно этим верованиям, одновременно с рождением в нашем мире младенца в зеркальном появлялся на свет его близнец, и, ежели, по недосмотру Богов, оба они выходили из чрева матери в одной и той же Реальности, это грозило ей неисчислимыми бедами.
Были ли подобные представления связаны как-то с существованием Верхнего мира и в чем суть раздвоения человека при рождении и слияния двойников в посмертии, Эврих так и не уяснил, ибо собранные им сведения были крайне обрывочны и неполны. Тем обиднее было видеть, что, даже когда вера в зеркальных двойников, проживающих в потустороннем мире, была осуждена и предана забвению, близнецов в империи продолжали убивать или приносить в жертву новым Богам. Древние предрассудки проросли, невзирая на гибель и забвение питавшей их веры, и находили оправдание своего существования в совершенно уже дурацких утверждениях, будто близняшки являются неполноценными половинками, из коих должен был возникнуть один человек. И, неукоснительно следуя этим самым предрассудкам, близнецов продолжали безжалостно уничтожать как в глухих деревушках отдаленных провинций, так и в просвещенной столице. Лишь пару веков назад храмы стали брать на воспитание одного из новорожденных, оставляя второго родителям и обязуясь, за известную мзду, умолить Великого Духа восполнить обоим близнецам недостающие для полноценной жизни качества и способности. Однако статуя Мбо Мбелек, держащего на плечах близняшек, была более древнего происхождения, и, очень может статься, это Божество являлось до недавнего времени их единственным защитником на землях Мавуно…