Прекрасное далеко

Я перевожу дух.

— Я уверена, это Цирцея.

— А, теперь ты в это поверила, — говорит Фелисити.

Я не обращаю внимания на укол.

— Мы должны отправиться в сферы, вернуть Евгении кинжал и заключить союз…

— Ты хочешь сказать, отдать им магию? — спрашивает Энн.

— Она нам не принадлежит. Она лишь взята на время…

Фелисити перебивает меня:

— А как же Пиппа? Мы должны ей все сказать!

— Фелисити, — начинаю я, — мы не можем. Если она — одна из них…

— Неправда! Ты же сама только что сказала — это Цирцея!

Фелисити прищуривает глаза.

— А как ты обо всем этом узнала, Джемма?

Я лишь теперь, с большим запозданием, осознаю свой промах.

— Я ходила в сферы. Чтобы все увидеть.

— Одна? — допытывается Фелисити.

— Нет. С Картиком.

Энн смотрит на меня во все глаза.

— Ты взяла его с собой, не сказав нам ни слова?

— Мне необходимо было показать ему…

— Сферы принадлежат нам, а не ему! — сердится Фелисити. — Ты только вчера заявляла, что мы не должны ходить в сферы друг без друга! И тут же сделала такое!

— Да, и мне очень жаль, но тут было совсем другое дело, — возражаю я, хотя и сама понимаю, как неубедительно это звучит.

— Ты лгала! — кричит Фелисити.

— Выслушайте меня, прошу! Можете вы послушать минуту спокойно? Я попросила горгону собрать хаджинов и лесной народ у Храма, чтобы мы могли разделить с ними магию. Мы должны отправиться туда сегодня же вечером. Неужели вы не понимаете?

— Я только то понимаю, что тебе безразлично, что думают твои подруги. Чего они хотят.

Фелисити в своем костюме выглядит самой настоящей девой-воительницей. Ее глаза сверкают от боли.

— Пиппа меня предупреждала, что такое может случиться.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я. — Что она говорила?

— Да с какой стати я должна тебе рассказывать? Может, тебе лучше Картика расспросить? Ты ему доверяешь куда больше, чем нам, своим подругам.

— Но сейчас-то я здесь, с вами, — напоминаю я, и во мне разгорается гнев.

— Она говорила, что ты не захочешь делиться магией, — рассказывает Фелисити. — Что ты никогда и не собиралась этого делать, а она сама поступила бы совсем по-другому.

— Это неправда.

Но я не могу отрицать, что наслаждалась, обладая тем, чего нет ни у кого.

Фелисити берет Энн за руку.

— Это все ерунда, — говорит она, увлекая Энн к двери. — Ты забыла, что мы теперь можем делать, что нам вздумается. Мы можем сами войти в сферы, когда захотим. С тобой или без тебя.

Я бреду в толпе, как охваченная лихорадкой. Бальный зал наполнен яркими красками, люди беспечно веселятся. Но я не в том настроении, чтобы танцевать. Я вижу тех ужасных тварей, вижу Амара, подводящего души к дереву, чтобы принести жертву. Я вижу боль в глазах Картика. Я гадаю, куда он пошел и когда вернется. Если вообще вернется.

Гости выделывают сложные па, ни разу не ошибаясь, и я завидую им. Потому что для меня никто не разработал правильных шагов на пути; я должна сама нащупывать дорогу. Я не могу стать частью этого беспечного сборища принцесс и фей, шутов и бесенят, призраков и духов. Я слишком устала от иллюзий. Мне нужно, чтобы меня кто-то выслушал, помог мне.

Отец. Я могла бы рассказать ему обо всем. Пришло время для полной правды. Я быстро иду по комнатам, пытаясь найти его. В углу затаился Фоулсон. Он ухмыляется при виде меня.

— А, Жанна д'Арк! Она ведь плохо кончила?

— Ты можешь плохо кончить прямо сейчас, — бешено шепчу я и иду дальше.

Наконец я замечаю отца, углубленного в беседу с миссис Найтуинг, Томом и… и лордом Денби. Я решительно подхожу прямо к этой мерзкой змее.

— Что вы здесь делаете? — резко спрашиваю я.

— Джемма Дойл! — рявкает на меня отец. — Немедленно извинись!

— И не подумаю. Он настоящее чудовище, отец!

Том отчаянно краснеет. Вид у него такой, словно он готов убить меня. Но лорд Денби смеется.

— Вот какими становятся наделенные властью женщины, старина! Опасными!

Я утаскиваю отца в гостиную и закрываю за нами дверь. Отец опускается в кресло. Он достает из кармана трубку, мой подарок на Рождество, и маленький кисет с табаком.

— Я весьма тобой разочарован, Джемма.

Разочарован. Это слово — как нож в сердце.

— Да, отец, понимаю. Мне очень жаль, но это действительно важно и срочно. Потому что ты должен кое-что узнать обо мне. И о матушке.

Слова застревают в горле и обжигают его. Я могла бы проглотить их, как подступившую желчь, ведь я так много раз делала это прежде. Но нельзя. Они вернутся, и тогда я просто задохнусь.

— Что, если я скажу тебе: матушка была совсем не тем человеком, каким казалась? Что, если я тебе скажу: ее настоящее имя — Мэри Доуд, и она была членом тайного общества чародеек?

— Я отвечу, что это не слишком удачная шутка, — мрачно произносит отец, набивая табак в чашечку трубки.

Я качаю головой.

— Это не шутка. Это правда. Мама училась в школе Спенс за много лет до меня. Именно из-за нее случился тот пожар, который разрушил восточное крыло. Она состояла в сообществе женщин-магов, которые называли себя Орденом. Они воспитывались здесь, в школе Спенс. Матушка могла проникать в мир, лежащий за пределами нашего, он называется сферами. Это прекрасное место, отец. Но временами и пугающее. Там она была частью особой магии. И мне передалась эта магия, она живет в моих венах. И как раз поэтому они и хотят меня убить… чтобы завладеть магией.

Лицо отца затуманивается.

— Джемма, это совсем не смешная сказка.

Но я не могу остановиться. Как будто все, что я так долго хранила в тайне, должно вырваться наружу.

— Она не случайно погибла. Она знала того человека в Индии, Амара. Он был ее защитником. И они оба погибли, пытаясь защитить меня от чародейки-убийцы по имени Цирцея.

Взгляд отца становится жестким, но я не умолкаю. Я не могу. Не сейчас.

— Я видела ее там, в сферах, после того, как она умерла. Я с ней разговаривала! Она тревожилась о тебе. Она сказала…

— Довольно!

Это звучит тихо, но напряженно; хлыст уже наготове.

— Но это правда! — говорю я, задыхаясь от слез. — Она никогда не навещала больных в госпиталях, она не ухаживала за несчастными! Она никогда этого не делала, папа, и ты это знаешь!

— Но я хочу помнить ее именно такой.

— И неважно, какой она была на самом деле? Неужели ты никогда не удивлялся, что ничего не знаешь о ее прошлом? Почему она была такой загадочной, почему все скрывала? Неужели ты даже не спрашивал?

Отец встает и направляется к двери.

— Наша беседа закончена. Ты принесешь лорду Денби извинения за свою грубость, Джемма.

Я, как малое дитя, бегу за ним, пытаясь удержать.

— Лорд Денби — как раз часть всего этого! Он состоит в братстве Ракшана, и он намерен привлечь в свое общество Тома, чтобы завладеть моей магией. Он…

— Джемма! — предостерегающе произносит отец.

— Но папа!

Мой голос звучит сдавленно из-за подступивших к горлу рыданий, которым я не осмеливаюсь дать свободу.

— Разве не лучше сказать правду, узнать…

— Я не желаю ничего знать! — ревет отец, и я умолкаю.

Он не желает знать. О матушке, или о Томе, или обо мне. Или о самом себе.

— Джемма, детка, давай забудем всю эту ерунду и вернемся на бал, хорошо?

Он тяжело кашляет в носовой платок. Похоже, ему никак не вздохнуть. Но спазм проходит; кровь отливает от лица, как гаснущий закат.

Я не в силах ответить. Мне как будто бросили на грудь что-то тяжелое, твердое. Все вокруг считают отца таким очаровательным человеком. Если бы только мне достаточно было его очарования, если бы мне не было нужно нечто более глубокое, я была бы счастливой девушкой. Мне хочется ненавидеть его за его легкое обаяние. Мне хочется, но я не могу, потому что он — все, что у меня есть. И если придется, я заставлю его видеть.

— Отец…

Прежде чем он успевает ответить, я беру его за руку, и мы становимся едины. Глаза отца округляются. Он пытается вырвать руку. Он не может оставаться рядом со мной — ни на мгновение! И я вдруг это осознаю, и это понимание ранит меня самым страшным образом.