Страница 20 из 78
Фелисити расцветает в улыбке, ожидая похвалы. Она воистину достигла высот в искусстве ловких ответов.
Мисс Мур кивает.
— Точная оценка, хотя и бездушная.
Улыбка Фелисити мгновенно угасает. Мисс Мур продолжает:
— Но что вы думаете о происходящем на этой картинке? Какие чувства у вас возникают, когда вы смотрите на нее?
«Какие чувства у вас возникают?» Мне никогда прежде не задавали подобного вопроса. Да и остальным девушкам тоже. От нас вовсе не ожидают каких-то там чувств. Мы ведь британки! В комнате воцаряется глубокая тишина.
— Это очень милая картинка, — предполагает Элизабет, и я понимаю, что она на самом деле пытается выразить отсутствие собственного мнения. — Хорошенькая.
— Она заставляет вас чувствовать себя хорошенькой? — спрашивает мисс Мур.
— Нет… да… А что, я должна почувствовать себя хорошенькой?
— Мисс Пул, я и не предполагала, что вам нужно объяснять, как воспринимается произведение искусства.
— Но живопись бывает или красивой, или милой, или иногда просто ерундой. Разве не так? И разве мы не должны научиться рисовать хорошенькие картинки? — вмешивается Пиппа.
— Совсем не обязательно. Давайте попробуем по-другому. Что происходит на этом рисунке в данный момент, мисс Кросс?
— Женщина смотрит в окно на сэра Ланселота? — вопросительным тоном произносит Пиппа, как будто сама не уверена в том, что видит.
— Да. Вы все читали поэму Теннисона. Что происходит с леди Шелот?
Теперь заговаривает Марта, радуясь, что хоть что-то она знает наверняка.
— Она покидает замок и отправляется вниз по реке в своей лодке.
— И?..
Уверенность Марты тает.
— И… она умирает.
— Но почему?
Раздается несколько нервных смешков, но ответа ни у кого не находится.
Наконец тишину нарушает дерзкий, ровный голос Энн:
— Потому что она была проклята.
— Нет, она умирает ради любви, — возражает Пиппа, впервые ощутив себя знающей. — Она не могла жить без сэра Ланселота. Все это ужасно романтично!
Мисс Мур сухо улыбается.
— Или это романтический ужас.
Пиппа смущается.
— Я думаю, это романтично.
— Можно было бы поспорить о том, романтично ли умирать ради любви. Ведь когда вы мертвы, вы не можете отправиться в свадебное путешествие в Альпы вместе с другими следящими за модой молодыми парами, а это просто стыд!
— Но она ведь была обречена на смерть из-за проклятия? — говорит Энн. — Так что любовь тут ни при чем. Леди Шелот ничего не могла изменить. Она знала, что если покинет башню, то умрет.
— Но при этом она не умерла в тот момент, когда вышла из башни. Она погибла на реке. Интересно, не так ли? У кого еще есть мысли по этому поводу? Мисс… Дойл?
Я вздрагиваю, услышав собственное имя. У меня мгновенно пересыхает во рту. Я хмурюсь и пристально смотрю на рисунок, надеясь, что ответ придет сам собой. Я ничего не могу придумать насчет этой проклятой картины.
— Прошу, не стоит так напрягаться, мисс Дойл. Я совсем не хочу, чтобы мои девушки заработали косоглазие из-за искусства.
Девицы радостно хихикают. Мне следовало бы смутиться, но я скорее чувствую облегчение от того, что мне не приходится искать ответ, которого у меня нет. И я просто снова ухожу в себя.
Мисс Мур прогуливается по комнате, мимо длинного стола, на котором стоят незаконченные холсты, лежат тюбики с масляными красками, коробки с акварелью, выстроились высокие оловянные стаканы с кистями, колючими, как солома. В углу красуется картина, водруженная на мольберт. Это пейзаж с деревьями и лужайками, и склоном холма, — то есть то, что мы видим в окна перед нами.
— Я думаю, что эта леди умерла не потому, что покинула свою башню и вышла во внешний мир, а потому, что позволила себе просто поплыть через этот мир, отдавшись течению после долгого сна.
Какое-то время все молчат, и слышен только шорох подошв по полу, — девушки нервно дергают ногами. Энн негромко постукивает ногтями по крышке стола, как будто перед ней воображаемое пианино.
— Вы хотите сказать, что ей следовало взяться за весла и грести? — спрашивает наконец Сесили.
Мисс Мур смеется.
— Ну, в общем, нечто в этом роде.
Энн прекращает стучать по столу.
— Но ведь не имело значения, гребла она или нет. Она все равно была проклята. И что бы она ни делала, она бы все равно умерла.
— Но и если бы она осталась в башне, она тоже бы умерла. Возможно, не так скоро, но умерла бы. Мы все умрем, — негромко произносит мисс Мур.
Энн не собирается сдаваться.
— Но у нее-то выбора не было! Она не могла выиграть! Ей бы этого не позволили!
Энн резко наклоняется, едва не соскальзывая со стула, и я понимаю — и все мы понимаем, — что она говорит уже совсем не о леди, изображенной на картине.
— Боже мой, Энн, да это же просто глупая поэма! — насмешливо бросает Фелисити, округлив глаза.
Прихлебалы поддерживают ее, бормоча какие-то гадости.
— Тише, тише, довольно! — предостерегает их мисс Мур. — Да, Энн, это всего лишь стихи. И всего лишь картина.
Пиппа вдруг оживляется.
— Но ведь люди могут подвергнуться проклятию? Их могут преследовать превратности судьбы, над которыми они не властны! Ведь так бывает?
У меня перехватывает дыхание. Кончики пальцев начинает покалывать. «Нет. Я не хочу, чтобы меня снова затянуло это. Прочь, прочь!»
— Нам всем приходится отвечать на вызов судьбы, мисс Кросс. И я полагаю, все зависит от того, насколько мы готовы взвалить на плечи некую ношу, — негромко произносит мисс Мур.
— Но верите ли вы в проклятия, мисс Мур? — спрашивает Фелисити.
Это звучит как вызов.
«Я пуста. Я есть пустота. Я ничего не чувствую, ничего, ничего. Мэри Доуд, или кто ты там такая, прошу, прошу, уходи прочь…»
Мисс Мур пристально смотрит в стену за нашими спинами, как будто ответ может прятаться где-то между нежными акварелями. Красные, зрелые яблоки. Роскошный, соблазнительный виноград. Освещенные солнцем апельсины. Все это медленно гниет в большой вазе…
— Я верю…
Она умолкает. Она выглядит потерянной. В открытое окно влетает порыв ветра, переворачивает стакан с кистями. Покалывание в пальцах прекращается. Пока мне ничто не грозит. Я резко выдыхаю, только теперь заметив, что сдерживала дыхание.
Мисс Мур возвращает кисти на место.
— Я уверена… что на этой неделе нам следует отправиться на прогулку в лес и осмотреть старые пещеры, где есть воистину удивительные примитивные росписи. Они расскажут вам об искусстве гораздо больше, чем это могу сделать я.
Девушки взрываются восторгом. Возможность выбраться из классной комнаты сама по себе радует, к тому же это значит, что у старших больше привилегий, чем у младших. Но меня вдруг охватывает неуверенность, потому что я вспоминаю свой поход к пещерам и дневник Мэри Доуд, все еще лежащий в глубине платяного шкафа.
— Ну, а сегодня слишком прекрасный день, чтобы потратить его на сидение в этой комнате и обсуждение разных скучных особ в лодках. Можете пораньше отправляться на отдых, а если кто-нибудь спросит, в чем дело, отвечайте, что вы наблюдаете за миром в поисках художественного вдохновения. Что касается этой картины, — мисс Мур внимательно глядит на набросок, — то ей явно чего-то не хватает.
И мисс Мур легким движением пририсовывает леди Шелот аккуратные усики.
— Все решают детали! — заявляет она.
Все, кроме Сесили, все больше и больше поражающей меня тщательно скрываемой чувствительностью, хихикают, радуясь дерзости мисс Мур и тому, что с ней можно пошалить. Лицо Мур оживает, расцветает улыбкой, и моя тревога улетучивается.
Я на всех парах врываюсь в спальню, чтобы взять дневник Мэри Доуд, и налетаю на спину Бригид, которая проверяет работу новенькой горничной, убирающей на верхнем этаже.
— О, мне ужасно жаль… — бормочу я, стараясь как можно энергичнее выразить негодование, поскольку шлепнулась на пол, и юбка у меня задралась до самых колен.