Страница 78 из 78
Пакет завернут в свежую газету. Я оставляю его перед шатром Картика и ускользаю назад, за деревья, чтобы подождать. Картик возвращается скоро, он несет какой-то пухлый узел, перевязанный бечевкой. Он замечает длинный сверток и резко оборачивается, чтобы выяснить, кто мог его там оставить. Никого не обнаружив, он разрывает газету — и видит полированную биту для игры в крикет, принадлежавшую моему отцу. Я не понимаю, обрадовался ли он подарку, или же счел его оскорбительным.
Пальцы Картика пробегаются по гладкой древесине, словно лаская ее. Улыбка трогает уголки его рта — самого прекрасного в мире рта, как я понимаю только теперь. Картик поднимает с земли палое яблоко и подбрасывает его в воздух. Бита взлетает, легко ударяет по яблоку — и оно мчится к небесам, в счастливом единении верного направления и возможностей. Картик издает возглас удовольствия. Я, прячась за деревьями, смотрю, как он швыряет вверх яблоко за яблоком, пока наконец в моей голове не оформляются две мысли: «Крикет — прекрасная и всепрощающая игра» и «В следующий раз надо принести ему мяч».
Прощение. Хрупкая красота этого слова утверждается во мне, когда я возвращаюсь обратно через лес, мимо пещеры и оврага, где земля приняла плоть убитой лани, где остался лишь небольшой холмик над сооруженной Картиком могилкой, — холмик, напоминающий о том, что все это действительно случилось. А вскоре и он исчезнет, размытый дождями.
Но прощение… Я держусь за эту тонкую нить надежды и всматриваюсь в нее, напоминая себе, что в каждом из нас таится и добро, и зло, и свет, и тьма, красота и боль, выбор и сожаления, жестокость и готовность к самопожертвованию. Каждый из нас — всего лишь игра света и тени, всего лишь обрывок иллюзий, пытающийся стать чем-то устойчивым, чем-то реальным. И мы должны простить себе все это. И я должна помнить, что мне следует простить себя. Потому что мне нужно справиться с огромными тенями, но при этом помнить, что никто и никогда не может жить в одном только чистом свете.
Ветер меняется, неся с собой запах роз, сильный и сладкий. И на другой стороне оврага я вижу ее, хрустящую копытцами по сухим листьям. Олениха. Она замечает меня и бросается за деревья. Я бегу за ней, но не для того, чтобы догнать. Я бегу потому, что могу бежать, потому, что должна.
Потому что я хочу узнать, как далеко могу зайти, прежде чем мне придется остановиться.
ВЫРАЖЕНИЕ ПРИЗНАТЕЛЬНОСТИ
Эта книга не была бы написана без мудрых советов и бескорыстной помощи многих людей. И я в огромном долгу перед теми, кого сейчас перечислю.
Легендарная троица: мой агент Барри Голдблэт; мой редактор Вэнди Логгия; мой издатель Беверли Горовиц.
Триш Парсел Уэтс, создавшая изумительную обложку; Эмили Якобс, которая внесла неоценимый вклад; Барбара Перрис, невероятный литературный редактор.
Неутомимые сотрудники Британской библиотеки и лондонского Музея транспорта, в особенности Сюзанна Рэйнор.
Профессор Салли Митчелл из университета в Темпле — она подсказала мне некоторые направления в исследованиях, и за это я перед ней в долгу. Всем, кто интересуется викторианской эпохой, я усиленно рекомендую ее книги «Новая женщина» и «Повседневная жизнь в викторианской Англии».
Объединение литераторов Манхэттена.
Щедрая и добросердечная семья Скробсдорфов: Мэри-Энн, которая предоставила мне для изучения настоящие костюмы викторианской эпохи;
Ингализа, обладательница огромной коллекции фотографий;
Неподражаемая Сюзанна, подбодрявшая меня и исправлявшая мой ужасный французский.
Франчиза Бью, еще более усердно занимавшаяся со мной французским.
Франни Биллингслей, читавшая первые наброски романа.
Анджела Джонсон, твердившая мне, что я просто должна написать эту книгу.
Лора Алли, помогавшая мне выразить суть замысла.
Мои друзья и родные, постоянно поддерживавшие меня и не обижавшиеся за то, что я не отвечала на телефонные звонки, и поздравлявшие меня с днем рождения только по почте, потому что «она ведь пишет эту книгу!».
И в особенности я благодарна Джошу, проявлявшему огромное терпение.
ОБ АВТОРЕ
Либба Брэй — автор пяти с половиной пьес, нескольких коротких рассказов и эссе и множества всякой всячины, которой, по ее собственным словам, «никогда не следует увидеть дневной свет». Либба Брэй была официанткой, няней, пекла лепешки с начинкой, училась в издательском колледже, составляла тексты для рекламы. Выросла она в Техасе, на строгой диете из британского юмора, авангардной музыки, пригородных нравов и дурного телевидения, но как-то умудрилась выскочить из всего этого с относительно небольшими потерями. Она живет в Бруклине, в Нью-Йорке, с мужем и сыном.