Черный мел

Поскольку адвокаты родителей ограничили их возможность передвижения, Джолиону пришлось самому тащить тяжелый чемодан и спортивную сумку, куда он постарался напихать как можно больше книг и кассет. Плечи ныли, а руки, натруженные и обессиленные, безвольно опустились вдоль корпуса. При виде малыша Тоби в голове Джолиона мелькнула мысль: подтверждаются все дурные предчувствия насчет Питта. Так что повод для небольшого раздражения у него имелся. Точнее, не для небольшого, а для довольно сильного.

И все же, услышав американский выговор, Джолион слегка воспрял духом. До поступления в колледж Джолион решил год попутешествовать и брался за любую работу, какая подворачивалась в любых уголках мира. Он боялся, что во время учебы у него закончатся деньги и придется возвращаться к перманентно воюющим родителям. Они не могли прислать ему денег: оба были школьными учителями, а почти все скромные доходы тратили на гонорары адвокатам по бракоразводным делам. В путешествиях Джолион часто знакомился с молодыми американцами, и они ему неизменно нравились. Во Вьетнаме он подружился с ребятами из Нью-Мексико, среди них была девушка, красивее и умнее которой он в жизни не встречал. Джолион даже собирался вместе с ними отправиться в Камбоджу, хотя сам только что вернулся оттуда. Но тогда та самая умная и красивая девушка призналась ему, что дома ее ждет близкий друг. Нет, не просто друг… Она с глубоким вздохом достала из кармана обручальное кольцо. Дома ее ждал жених.

Поэтому Джолион вместо Камбоджи удрал в Таиланд. Нашел работу в пляжном баре и почти не вспоминал о своих ссорящихся родителях. Он думал только о той девушке, о том, как они брели по пляжу, увязая по щиколотку в песке, сплетя пальцы.

Спустя несколько месяцев Джолион переехал из Азии в Европу и познакомился с молодыми американцами, путешествующими автостопом. Все они держались очень непринужденно, с ними было спокойно и хорошо даже в опасных ситуациях. Американцы верили в свои права и громогласно отстаивали их, такие сторонники конституционализма. С ними Джолион всегда чувствовал себя в безопасности. Однажды ночью в Венеции он попал на площадь Сан-Марко, и ему показалось, будто он идет по шкатулке с драгоценностями какой-нибудь богатой герцогини. Рядом с ним парень из Монтаны по имени Тодд ахнул от восхищения и сказал:

— Старик, вот оно! Когда закончу свой дерьмовый колледж, непременно поселюсь в Европе. Все лучшие американцы так или иначе в конце концов оказываются в Европе.

Джолиону понравилось утверждение, что все лучшие американцы в конце концов оказываются в Европе, — обычно он очень хорошо запоминал нравящиеся ему точки зрения.

Чад напоминал его прежних знакомых американцев, славных ребят. Джолион поддразнил его насчет имени, как бы намекнул, что потенциально Чад ему нравится. Но потом Джолион вспомнил: американцы, в отличие от англичан, стараются не начинать дружбу с иронии. Он повторил про себя только что произнесенные вслух слова: «Интересно, кому пришло в голову назвать сына в честь какой-то занюханной страны третьего мира?»

Да, наверное, из-за испытываемой досады слова, призванные быть легкой шуткой в начале знакомства, прозвучали резковато.

IV(ii). — При крещении меня назвали не Чадом, — ответил Чад. — Это сокращение моего второго имени — Чадвик.

Но Джолион уже не мог остановиться. Он должен был продолжать и продемонстрировать, что действительно пошутил. Поэтому он язвительно спросил:

— Значит, ты сам предпочел такое имя, в честь страны третьего мира?

Англичане так забавно тянули гласные. В первые три месяца в Оксфорде Чаду казалось, что все кругом беспрерывно острят или хотят казаться нарочито бесстрастными. «Я иду в суперма-аркет купить сы-ыру и что-нибудь вы-ыпить». Как будто он жил в окружении сплошных Оскаров Уайльдов.

Ему никак не удавалось придумать остроумный ответ насчет третьего мира. Прошло совсем мало времени, и вдруг все снова испортилось. А ведь он первым заговорил с англичанином во дворе Питта, то есть совершил второй подвиг в жизни. Но теперь собственная храбрость казалась ему глупостью. Кровь прихлынула к щекам и запульсировала, как будто кто-то бил его изнутри маленькими горячими ножками.

— Извини, я немного устал и не хотел… Я Джолион, — продолжал Джолион, протягивая руку. — Похоже на Джулиан, но произносится «джолли-он», как «джолли», «веселый», каким бы странным тебе это ни показалось.

Чад приступил ко второму этапу своего плана.

— Джолион, — осторожно повторил он вслух, чтобы не забыть. — Джолли-он. — А потом Чад напрочь забыл о своем плане. Хотя новый знакомый извинился, ему все равно было неприятно. — Зато тебя зовут как какую-нибудь певицу кантри, — брякнул он. — Ну знаешь, такую в замшевой куртке с бахромой и огромными буферами.

Услышав последнее слово, Джолион задумался. Что такое «буфера»? Может, у Чада просто произношение такое странное? Но потом Чад сделал универсальный мужской жест, обрисовав руками контуры на груди, и загадка разъяснилась.

— Ей-богу, Чад, ты прав, — со смехом ответил Джолион, совершенно не обидевшись, и ткнул пальцем куда-то поверх плеча нового знакомого: — Видишь того типа?

Во дворе появился еще один новенький; его сопровождали родители и еще два второкурсника. Новенький заправил в черные джинсы рубашку в голубую полоску, как у бизнесмена.

Джолион нагнулся еще ближе к Чаду, тому показалось — он стал доверенным лицом нового знакомого, и они вместе вот-вот совершат государственный переворот.

— Его фамилия Прост, — прошептал Джолион. — Мы с ним познакомились в баре, когда приезжали сюда на собеседование. Наверное, тебе известно — большинство людей за год перед поступлением в университет ездят по странам Азии и возвращаются оттуда буддистами. Ну или стараются переспать со всеми встречными шведками, путешествующими по Европе автостопом…

За неимением остроумного или верного ответа Чад просто кивнул.

— Так вот. Прост решил начать учиться через годик. Угадай, чем он занимался! Работал в банке, клянусь богом, целый год работал в крупном банке! В отделе коммерческих займов! Я угостил его пивом, и он рассказывал мне о своей работе, и было видно: он считает себя гораздо лучше тех, кто хочет повалять дурака в последний год перед вступлением в огромный и страшный мир взрослых. — Джолион выпрямился и подмигнул: — Он — стопроцентный, первосортный козел!

Чад с облегчением рассмеялся, затем громко и бессвязно что-то залопотал в ответ.

Джолион хлопнул его по плечу и улыбнулся:

— А знаешь, если вдуматься, Чад — классное имя. Мне представляется неподкупный коп, шериф, который в одиночку противостоит бандитам.

В этот момент Чад почувствовал себя польщенным. А потом Джолион сказал:

— Если поможешь донести вещи, с меня пиво.

— Конечно, — ответил Чад. — Знаешь, я и сам собирался тебе предложить.

— Превосходно! — обрадовался Джолион.

Значит, они все же будут друзьями. По обоюдному согласию. Джолион так решил.

V(i). У меня в голове застряли слова, услышанные много лет назад. Хотя я точно не помню, кто именно процитировал избитую фразу, что, мол, победа — еще не все. А один из нас… я точно не помню, может, даже я… ответил: «Разумеется, победа — это все. Иначе почему мы, по-твоему, называем себя человечеством?»

V(ii). Объясните, что мы делали плохого?

Мы играли в игру. Только и всего. В игру! Разве не через игры дети учатся познавать мир? Разве не всем нам на том или ином этапе жизни приходится мириться с поражением?

Правда, были еще и задания или последствия, например цена, которую приходилось платить за поражение. Ах, эти последствия!

Да. Мы зашли слишком далеко.

Ну конечно, мы зашли слишком далеко. Иначе с какой стати я поселился бы в своей темной дыре и почему у меня так дрожат руки, когда я осмеливаюсь впервые за три года впустить в свою квартиру солнечный свет? Ведь очевидно — мы зашли слишком далеко. Но мы не рассчитывали, что кто-нибудь пострадает.