Аромагия

Петтер снял меня с медведя, и я наконец получила возможность оглядеться.

— Но это же то самое место! — воскликнула я, обнаружив неподалеку знакомые скалы. На выступ одной из них был наброшен повод Хельги, который при виде меня заворчал и рванулся вперед, надо думать, надеясь мной закусить. Узда не дала ему это осуществить, из-за чего медведь обиженно зарычал и угрожающе махнул лапами.

— Ша! — шикнула на него Мать, и Хельги мрачно лег на снег.

Хм, пожалуй, я бы не отказалась от такой шкуры. Постелить в «Уртехюс» и тепло обеспечено!

От сладких, хоть и несбыточных мечтаний меня отвлекла Мать, которая с тяжким вздохом принялась стягивать с себя ярко-зеленую шубу. Этой символ респектабельности хель меньше всего подходил для того, чтобы в нем красться по снегу.

— Куда вы? — поинтересовалась я. Обнаженная Мать внушала почтение монументальностью фигуры. Три метра красоты, иначе не скажешь.

— На разведку! — весомо ответила Мать, кивая в ту сторону, где, как я помнила, находилась статуя Хель.

Я с сомнением покосилась на скалы. Защитные руны давно стерли, но воспоминания стереть оказалось не так просто.

— Постойте, давайте сначала я, — со вздохом предложила я и, не слушая возражений, объяснила спокойно: — Вдруг здесь снова ловушка для ледяных?

— Тогда пойду я! — выступил вперед Петтер. — Я не позволю вам рисковать!

Умиление во мне боролось с раздражением.

— Хм, — я улыбнулась ему, не скрывая скептицизма. «Вы не вправе что-либо мне запрещать!»

Юноша сжал челюсти, прекрасно поняв мою мысль.

— Пожалуйста, Мирра! — попросил он тихо, словно через силу. Гладкий и плотный кожаный запах — путы долга и чести.

— Лучше идите со мной, — голос мой звучал негромко, подчеркнуто мирно.

— Почему? — он отвел взгляд, поддел сапогом ближайший сугроб.

— Потому что вы не знаете, что здесь произошло и при каких обстоятельствах, — объяснила я, втихомолку потирая ладони. Несмотря на теплые рукавицы, пальцы у меня уже замерзли. — Боюсь, вам будет сложно так быстро сориентироваться.

Наконец Петтер нехотя кивнул и подставил мне локоть.

— Не злитесь, — осторожно погладить колкую шерсть шинели, заглянуть в темные глаза. — Вы не сможете защитить меня от всего.

— Я понимаю, — ответил он ровно. Богатый и мягкий тон меда окутывал его теплым облаком. «Но я хотя бы попытаюсь!»…

Пробираясь через ущелье, в котором свистел ветер, я вдруг уловила запах, которого здесь быть не могло. Пахло… карболкой!

— Стойте! — прошептала я, придерживая Петтера за рукав. — Там люди!

— Вы уверены? — недоверчиво уточнил он.

Да уж, сложно представить, чтобы люди так легко шастали в этих землях.

Альг-исса объясняла, что с недавних пор хель постоянно патрулируют свои угодья, даже за небом наблюдают. Кстати, именно так она отыскала нас с Петтером после аварии.

Я закрыла глаза, чтобы ничто не отвлекало, и принюхалась. Ветивер, липовый цвет, нагретые на солнце стволы сосен — это Петтер. А из-за скал тянуло… жареным беконом, карболкой и лимонной травой!

— Уверена! — подтвердила я, открывая глаза. Что-то мне этот запах напоминал…

— Давайте я выгляну, — юноша отодвинул меня и осторожно высунулся из-за скалы.

Бесшумно ступая, вернулся, потянул меня прочь.

— Что там? — спросила я, впрочем, не сопротивляясь.

— Альг-исса сидит на снегу у подножия статуи, — добросовестно отрапортовал Петтер, — а рядом с ней какой-то тип с кинжалом. — И добавил, упреждая вопрос: — С ней вроде пока все нормально.

Он хмурился, и резкий пряно-холодный аромат чайного дерева вперемешку с горячей камфарой выдавал затаенный гнев.

Но это было ничто по сравнению с буйством, в которое впала Мать, услышав новости.

— Люди! — словно выплюнула она, воинственно потрясая ломом. — Снова люди! Везде люди!

И это так ярко напомнило мне гневное «люди — как тараканы» Исмира, что я отвернулась, прикусив губу.

Петтер бросил на меня обеспокоенный взгляд — густой аромат ветивера поплыл вокруг — и потребовал властно:

— Прекратите! — и, не давая поперхнувшейся хель что-то ответить, заметил здраво: — Сейчас не время ругаться. Что будем делать?

— Да! — влез юный Вет-исс, надо думать, в силу возраста и пола испытывавший солидарность с Петтером. — Надо спасать Альг-иссу!

Мать наградила его тяжелым взглядом (м-да, Вет-исс все же смелый паренек!), но вынужденно согласилась.

— Мы пойдем с моря! — решила она, снова разоблачаясь. — А вы отвлеките!

— Договорились! — кивнул Петтер…

Отвлечь таинственного мужчину удалось без труда: разглядев его, я не сдержала вскрика.

— Господин Гюннар?!

Фотограф резко обернулся, сверкнув стеклами пенсне. Даже на расстоянии от него чувствовался аромат безумия — густой, темный и засасывающий, как трясина.

— О, старая знакомая! — он раскинул руки, словно собираясь меня обнять, и улыбнулся настолько сумасшедшей улыбкой, что меня передернуло. — Соскучились, госпожа Мирра?

От ужаса и воспоминаний меня затрясло. Но нельзя, нельзя поддаваться панике!

— Разве я такая уж старая?! — улыбнуться кокетливо, похлопать ресницами. Только бы он не обернулся, не увидел показавшиеся в море макушки хель!

Петтер позади излучал непонимание, но отвлекаться на него было некогда. Пахло от юноши раздражением — шершавой занозистой древесиной — однако у него хватило ума не спорить.

Близко подобраться к Альг-иссе нам не удалось, но это и к лучшему. Сочтя нас серьезной угрозой, господин Гюннар мог взять ее в заложники. И, судя по блаженно-отсутствующему выражению лица подруги, она не оказала бы ни малейшего сопротивления. К тому же сложно сопротивляться, будучи привязанной к ледяной статуе! Буквально в двух шагах от нее весело полыхал костерок, однако даже это не беспокоило одурманенную Альг-иссу.

— Нет! — возразил фотограф, не отрывая от меня плотоядного взгляда. Казалось, сейчас он бросится на меня, как коршун. — Вы по-прежнему сгодитесь!

Петтер со свистом выдохнул сквозь зубы, чуть не обжигая меня коричным ароматом. Ему было невдомек, что интерес господина Гюннара ко мне сродни гурманским мечтам Хельги.

— Тогда отпустите Альг-иссу! — наивно предложила я, делая шаг к нему. — Разве я хуже?

— Ничуть! — заверил он, сглотнул и непроизвольно шевельнул кинжалом.

И запах, ядовитый, как волчьи ягоды. Надо думать, фотографу не терпелось располосовать меня — до исступления, до зуда в кончиках пальцев.

Стараясь ни о чем не думать, я подошла еще ближе, с трудом сохраняя внешнее спокойствие. Если понадобится, Петтер обязательно меня защитит, как когда-то защитил его отец. Вот только страх мой от этого меньше не становился. Я боялась за себя, за Петтера, за Альг-иссу…

— Отпустите! — потребовала я, остановившись шагах в десяти, и капризно топнула ногой.

Разумеется, я не рассчитывала, что он согласится. Зачем упускать добычу?

Только бы у Петтера хватило выдержки не испортить игру!

Школа домашнего притворства не прошла даром: фотограф поверил, нетерпеливо двинулся вперед, больно схватил меня за руку… И упал прямо мне под ноги, оглушенный ударом Матери. Вид ее был страшен: седые косы короной венчали голову, мышцы бугрились, глаза сверкали тьмой, а в крепких зубах тонкой тросточкой держался лом.

А я, стараясь унять бьющееся сердце, подобрала выпавший из безвольной руки фотографа кинжал и бросилась к Альг-иссе. Я принялась пилить неподатливые веревки, однако кинжал словно сопротивлялся моим намерениям, не желая освобождать ненавистное создание Льда.

— Давайте я, — предложил Петтер и, отодвинув меня, ловко разрезал путы складным ножом.

— Альг-исса, ты как? — начала я, однако она не слушала.

— Любимый! — вскричала она, рванувшись вперед. Но не к радостно вскинувшемуся Вет-иссу, а к неподвижно лежащему господину Гюннару.

Лицо у нее при этом сияло такой безграничной преданностью, что Вет-исс взревел и ринулся к безвольному телу соперника. Альг-исса пронзительно закричала, по-кошачьи выставила когти… и забарахталась в крепких объятиях Матери.