Аромагия

Если муж погуливает, его ругают — чуть-чуть, но виноватой все равно считают жену… А вот измена жены — явный вызов обществу. Неверную супругу осудят все.

Прощаясь, Гуда явно испытывала неловкость. Надо думать, обо мне придумали очередные гадости. И отсутствие шляпы тоже наверняка заметили.

Боюсь, в ближайшее время мне не захочется снова выходить в свет…

Я смогла глубоко вдохнуть, только оказавшись в автомобиле.

— Домой, — велела я, откидываясь на мягкую спинку, прикрыла глаза… и едва не выругалась вслух. От Петтера несло ядреной горчицей — жгучей ревностью — и желчью.

— Как прикажете, — откликнулся он, заводя мотор. В запахе промелькнула обиженная нотка аниса.

«За что мне такое наказание?!» — тоскливо подумала я, чувствуя бесконечную усталость. События последних дней совсем меня вымотали, а две бессонные ночи кряду добили окончательно.

— Петтер, прекратите! — попросила я, не открывая глаз. — Между мной и господином Исмиром дело не зашло дальше нескольких поцелуев.

И тут же поняла, что последнее брякнула зря. От юноши резко потянуло горячей смолой и раскаленным металлом. Жгучая боль.

— Петтер, — я вздохнула и нехотя распахнула глаза. Петтер на меня не смотрел, якобы полностью поглощенный дорогой. Темные глаза прищурены, челюсти сжаты… — Ну что за глупости? К мужу вы меня не ревнуете, а из-за крохи внимания Исмира встаете на дыбы!

— Господина полковника вы не любите! — возразил Петтер резко. Надо думать, все это время он наблюдал за мной из автомобиля.

Я принялась на ощупь поправлять прическу.

— Успокойтесь, я и господина Исмира не люблю! — заверила я.

Это чувство слишком дорого мне обошлось, чтобы рискнуть еще раз.

Юноша отвернулся, а к запаху его добавилась полынная горечь.

«И меня вы не любите тоже!» — хотел сказать он. Но промолчал…

Тихая нежность Петтера — как негромкие аккорды, когда музыкант осторожно и задумчиво перебирает гитарные струны. А потом резкий удар — и звон словно отдается в позвоночнике.

И так жаль, что давно смолкло то, что звучало во мне когда-то…

Я помотала головой, досадуя на себя. От усталости путаются мысли, вот я и думаю о глупостях!

Петтер высадил меня возле «Уртехюс». Держался он отстраненно и подчеркнуто вежливо. Даже сухой и горячий аромат ветивера словно подернулся ледком.

Что же, возможно, это к лучшему? Я давно замужем, и мой сын младше Петтера всего лет на семь-восемь! Ну что там может быть у нас?!

Почему же тогда мне так горько?..

Так и не найдя ответа на этот вопрос, я проводила взглядом рванувший с места автомобиль и медленно пошла в «Уртехюс».

Руки привычно нашарили ключ, зажгли свечу, открыли замок. Я вошла, заперла дверь и прислонилась лбом к прохладному гладкому дереву.

Простите меня, Петтер…

Я заставила себя успокоиться. Заварила мятный чай, съела немного кураги, припрятанной в одном из шкафчиков на черный день, накапала в аромамедальон масла нарда.

А потом занялась приготовлением давно заказанных духов.

Парфюмерию воспринимают по-разному. Для кого-то это банальное желание приятно пахнуть, для кого-то случайная прихоть, а для кого-то настоящее волшебство.

Казалось бы, волшебству положено возникать по мановению руки. Не знаю, как обстоит дело с настоящей магией, а при изготовлении духов требуется малая толика вдохновения и много-много терпения.

Идея аромата может быть передана разными компонентами, например, ванильную ноту дает как собственно ваниль, так и бензоин или лабданум.

При этом разная их концентрация придает духам разные оттенки. И понять, как будет пахнуть готовая композиция, можно только на практике.

Сначала делаются пробы, для которых используют сильно разбавленные масла. В нескольких флакончиках с маслом или спиртом смешиваются задуманные составы. В этом пузырьке — на каплю больше ладана, вот в этом — чуть-чуть меньше грейпфрута, а тут вместо жасмина самбака — более низкий и густой аромат жасмина грандифлорума.

Далее пробам предстоит настояться от месяца до полугода, и лишь можно определить, какой состав «звучит» гармоничнее и больше соответствует задуманному.

В описании, разумеется, все это выглядит скупо и сухо. Рецепты, пропорции, пробы…

В реальности же натуральные духи — это не просто приятный запах.

Парфюмерия — отличный инструмент. Друг, готовый поддержать и поднять настроение. Сообщник, мягким шепотом заманивающий любимого в спальню. Начальник, заставляющий собраться и работать…

Это занятие настолько меня увлекло, что тоска и боль почти сразу отступили. Только где-то внутри словно застряла заноза…

Я увлеклась ароматной алхимией настолько, что не сразу услышала стук в дверь.

Оставив в сторону очередной пузырек, я крикнула:

— Пожалуйста, подождите минутку! — и торопливо сняла рабочий фартук (некоторые эфирные масла оставляют на одежде темные пятна, не говоря уж о жирных следах от масел растительных).

За дверью обнаружился Исмир. От многочисленных безделушек он уже избавился, только покачивалась в ухе серьга и виднелась в разрезе рубашки подвеска, похожая на голубоватую слезинку, заточенную в бисерную оправу.

Я так увлеклась разглядыванием украшений, что очнулась только от многозначительного покашливания.

— Вы не пригласите меня войти? — поинтересовался Исмир, приподнимая брови.

— Ох, простите! — спохватилась я и посторонилась. — Пожалуйста, проходите.

— Благодарю! — он церемонно склонил светловолосую голову, и только остро-сладкий аромат литцеи кубебы выдавал иронию.

И нежнейший, деликатный, кремовый сандал словно коснулся кожи мягким шелком.

Я улыбнулась, чувствуя невыразимое облегчение. Кажется, дракон наконец пришел в себя.

Однако от того безмятежного спокойствия, которым от него веяло в нашу первую встречу, остались лишь жалкие крохи.

— Присаживайтесь, — предложила я. — Хотите чай, кофе? Или… — я помедлила, вспомнив запах крепкого алкоголя от Исмира в нашу последнюю встречу в «Уртехюс». И не удержалась: — Может быть, хельского самогона?

Чудесный напиток годился для чистки двигателей (недавно Петтер выпросил себе немного), а также делал мыло прозрачным, как вода (в чем вполне заменял спирт). Так что подарком благодарных хель я очень дорожила, но ради Исмира готова была расщедриться. Хотя бы ради того, чтобы вживую увидеть употребление им этой гадости. Зрелище обещало стать незабываемым: утонченный Исмир, хлещущий самогон и закусывающий салом с луком…

От представившейся картинки я развеселилась.

Исмир усмехнулся хищно, и по шелку сандала словно заструилась шелковая же вышивка нероли.

— На свидании неучтиво пить такие крепкие напитки. Холодной воды, будьте добры.

На что он намекал? Что кавалер может набраться и приставать, или что приставания эти из-за выпитого могут обернуться пшиком? Или что дама может обидеться, вспомнив известное изречение насчет некрасивых женщин и водки…

Впрочем, меня куда больше интересовало другое.

— Разве у нас свидание? — удивилась я, делая вид, будто сильно занята вытиранием стакана.

— Но ведь вы меня пригласили! — Исмир развалился в кресле, закинув ногу на ногу, и следил за мной с видом кошки, искоса наблюдающей за мышкой.

— Я вас не приглашала, — запротестовала я, ставя перед ним затребованную воду. Хотелось добавить в нее лимона, чтобы немного подкислить медовую улыбку дракона, и удержалась я с некоторым трудом. — Я всего лишь передала вам записку.

— От другой женщины! — воскликнул Исмир, мелодраматично прижав руку к сердцу. Пахло от него мандарином, перцем и сладко-горько-кислым грейпфрутом — насмешливым весельем. — Вы разбили мне сердце!

— Вы шутите, — констатировала я с облегчением. — Думаю, Сольвейг ждет вас с нетерпением. Вам показать дорогу?

Исмир разом посерьезнел, выпрямился и как-то подобрался.

— Видите ли, я не хочу идти в ваш дом, — признался он негромко. — Если Сольвейг действительно знает что-то важное, то мое появление может спугнуть убийцу.