Гавани Луны

Значит, еще целый день – вдобавок к пяти проведенных без Рины, – у меня не будет женщины.

При мысли об этом меня бросило в слабость, и я прислонился к окну лбом. Оставил отпечаток. Подумал о том, что неплохо бы проверить, нет ли отпечатков вокруг кровати, если, конечно, я не затоптал их своими босыми ногами. Легавые… Я буквально слышал диалог, который прозвучит в этой комнате.

В качестве собеседника я представил себе местного легавого, который иногда приходил к нам с Риной в гости, и, кажется, разочек присунул ей.

Я понимаю, что это звучит как в дурного сорта детективах… – скажу я.

Вы, кстати, пописываете эти детективы, да? – спросит легавый.

Да, время от времени, – смущенно скажу я.

Только они не дурного сорта. – отобью подачу я.

Надо будет почитать, – скажет он.

Я подарю вам экземпляр, – скажу я.

Кофе хотите? – спрошу я.

Ага, – скажет он и мы, по просьба эксперта, покинем комнату.

Мы пройдем на кухню, я заварю кофе под скептическим взглядом легавого, оказавшегося на кухне дома, который стоит двенадцать его жизненных окладов. Кофе станет закипать медленно, потому что кофеварка постоянно забивалась. А почистить ее времени у Рины никогда нет. Торопиться я не стану, нет.

Кстати, ваша жена, – скажет он.

Мы разъехались, – скажу я, и отчасти буду прав.

Она в курсе, что вы водите домой девушек? – спросит он.

Я не вожу девушек домой, – скажу я.

Она в курсе, что в ее постели лежит мертвая девушка, которую вы не приводили домой, и которая, видимо, пришла сама? – спросит он.

Она не приходила сама, – скажу я.

Стало быть, вы ее принесли мертвую? – спросит он.

Увидели у дороги, пожалели и подобрали? – спросит он.

Не нужно на меня давить, – скажу я.

Господи, – скажет он.

После чего отставит в сторону кофе, и скажет:

Знаешь я тебе что скажу, приятель.

Все вы, парни– засранцы, которые пишут детективные истории, – скажет он.

… ни хрена не понимаете в том, как происходят настоящие убийства, – приговорит нас он.

Вы говорите прямо как литературные критики, – скажу я.

Которые, кстати, понятия не имеют, как все это бывает на самом деле, – скажу я.

К тому же, – продолжит он, не обращая внимания на мою иронию, – все вы составляете представление об убийствах из книжек других таких же задротов, и понятия не имеете, как оно бывает По правде.

Вы повторяетесь, капитан, – скажу я.

Лейтенант, – скажет он.

Такими темпами вы им еще долго останетесь, – скажу я.

Угрожаешь знакомствами, парень? – спросит он.

Вот мы и подружились, – скажу я.

Вот мы уже и на «ты», – скажу я.

Зови меня «милый», – скажет он, ухмыльнувшись.

Да, милый, – скажу я.

И я налью ему еще кофе.

14

У меня осталось совсем мало времени.

Посветлело, и где-то на краю городка, отхаркиваясь, захрипел старый петух. Рину всегда раздражала эта старая птица, которую мы ни разу не видели. Она даже хотела, чтобы я, рано утром, прокрался в дом, где держат этого петуха, и укокошил его. Она считала, что я обязан совершить этот подвиг ради своей любимой жены. Ради ее сна.

По мне, так она просто боялась петуха, как и положено всякой нечисти.

Я подумал о том, что Люба, должно быть, уже в пути. Но я не двигался. В странном оцепенении, стоя у окна, я продолжил представлять, что произойдет, если я вызову в дом полицию. Кажется, мы остановились на кофе.

Да, спасибо, – скажет он мне.

Значит так, дружище, – скажет он.

Специально для тебя я сейчас открывают курсы писательского мастерства для новичков-детективщиков, – скажет он, и закурит, не пропустив мой жадный взгляд, брошенный на сигарету..

Стоя у окна, лбом в стекло, я буквально почувствовал запах сигарет, которые он курит.

Рассмотреть название я не успел, потому что давно уже близорук. Крепкий, достойный дым с легким ароматом чернослива. Вальяжный, и уверенный в себе дым – словно член клуба избранных с золотой бабочкой на шее. Улыбающийся дым.

Кажется, «Ротманс».

Интересно, хватает ли ему зарплаты лейтенанта полиции на дорогой сорт сигарет каждый день. И уловил ли я в этом дыме некий намек на привкус не только чернослива, но и лежалого запаха старых банкнот, запашка коррупции и продажности? Наверное, все эти мысли у меня на лице написаны, так что он перейдет к делу. Резко рубанет воздух рукой.

Я объясню тебе, как все бывает на самом деле, а ты за это окажешь мне услугу, – скажет он.

Просто расскажи мне, как это случилось, и мы оформим это как явку с повинной, и получишь ты за это не больше десяти лет, – пообещал он.

Располосованное горло мы выдадим за приступ безумия, а убийство за результат ссоры, – скажет он.

Аффект, ты был трезв, у тебя проблемы с женой, семь лет, – скажет он.

Пять ты отсидишь, а потом тебя выпустят за отличное поведение, – пообещает он.

И я уловлю в его обещаниях неуловимый запах разложения. Все легавые на предварительной стадии расследования готовы ноги перед тобой раздвинуть, лишь бы ты признался. На словах, конечно, о, лишь на словах. Это я как автор детективов знаю.

Вы ведете себя прямо как легавый из детективов, – скажу я.

Много ты о нас знаешь, – скажет он.

Как-то я написал книгу, в которой главная героиня на первой странице блюет и умирает, – скажу я.

О боже ты мой, – скажет он.

Продолжай, – скажет он, уловив мою паузу.

Ну, и после выхода меня сразу же обвинили в том, что я очерняю действительность, – скажу я. – Кровь, пот, все такое.

Ага, – согласно кивнет он.

Но никому из этих придурков, – скажу я, – обвиняющих меня в «чернухе» и в голову не пришло, что человек, умирающий от потери крови, Действительно блюет, его на части просто разрывает, так его тошнит…

Верно, – скажет он.

И, получается, в каждой моей строке больше знания жизни, чем во всех этих критиках долбаных, – скажу я и попрошу сигарету.

Тебя это так зацепило, ну, то, что книжку твою поругали, что ты уже даже посторонним людям об этом готов рассказывать? – спросит он.

Это я к тому, – скажу я, так и не прикурив, – что девушка-то умерла от потери крови.

Разрезанное горло, – напомню я ему то, о чем мы оба все это время и так думали.

Располосованное просто, – скажу я.

Все до капли сцежено, – скажу я.

Ну и? – скажет он.

Ну и где ее блевотина? – спрошу я.

Кто-то убил ее где-то, где она блеванула, – скажу я.

И уже потом принес ее обескровленное тело сюда, – скажу я.

И суну сигареты в рот, испытав невероятное чувство Узнавания. Голова закружится от одной лишь не зажженной сигареты во рту.

Тогда-то он и даст мне прикурить.

О нет, – скажет он, держа руки с огнем у моего лица.

Я до последнего надеялся, что мы избежим этих неприятных процедур, – скажет он.

Надеялся, что ты не станешь отпираться и усугублять свою положение, – скажет он.

Ты прямо как книжный легавый сейчас, – скажу я.

Что ты знаешь о легавых, – скажет он.

Немало, – скажу я.

После чего его отзовут в соседнюю комнату, и после трели мобильного он помолчит немного, осторожно дыша. Потом вернется. Нальет себе еще кофе. И меня не забудет.

Тебе крупно повезло как-то раз, – скажет он.

Тебя использовали как приманку, чтобы выйти на дилера, – скажет он.

… не посадили в тюрьму и ты после этого решил, что схватил Бога за яйца, – скажет он.

… написал об этом книжонку, купил домишко на курорте, и стал потрахивать девчонок тайком от жены, – скажет он.

… пока одна из них тебе не дала, и ты не обезумел, и не укокошил ее ножом для вскрытия консервов, – скажет он.

Вскрыл, как сгущенку, – сплюнет он на пол.

Здесь убирают, – скажу я.

Тут полно грязи, – скажет он, глядя мне в глаза.

Мы помолчим.

Но на этот раз все значительно хуже, – скажет он.

На этот раз ты попадешь в тюрьму и надолго, – скажет он.