Страница 69 из 77
— А потом она умерла, — тихо сказала Кензи и провела ладонью по векам. — Она умерла, так и не побывав в Египте, Париже или любом другом городе, который так сильно хотела увидеть. Это очень печально. Всем ее мечтам и планам никогда не суждено было сбыться.
— Мне очень жаль.
Кензи сделала глубокий вздох, успокаиваясь, и окрепшим голосом продолжила:
— Я думала, мы с папой все-таки отправимся в это путешествие. Ради нее, понимаешь? После ее смерти он был безутешен. Мне казалось, что если мы куда-нибудь поедем, только мы вдвоем, то он вспомнит все хорошее, что у нас было. Я хотела напомнить ему, что хотя мамы больше нет, у него все еще есть я.
Я вспомнил, что и раньше при разговоре об отце в голосе Кензи проскальзывали злость и горечь, и мое сердце сжалось. Было понятно, что они так никуда и не поехали.
— Но папа… — Кензи покачала головой, ее глаза потемнели. — После смерти мамы он словно… забыл обо мне. При малейшей возможности избегал меня и ушел с головой в работу. Все больше времени проводил в офисе, лишь бы не возвращаться домой. Сначала я думала, что это из-за того, что он сильно скучает по маме, но дело было не в этом. Дело было во мне. Он не хотел видеть меня. — Поймав мой разгневанный взгляд, она пожала плечами. — Может быть, я напоминала ему о маме. Может быть, он отстранялся, страшась того, что и меня может потерять. Я пыталась с ним поговорить — иногда я безумно скучала по маме — но он лишь откупался от меня деньгами, запирался в офисе и пил. — Ее глаза заблестели. — Мне не нужны были деньги. Мне нужно было, чтобы кто-нибудь поговорил со мной, выслушал меня. Мне нужен был отец.
Меня сжигала злость. И чувство вины. Я думал о своей семье, о том, как столько лет назад мы потеряли Меган, и мои родители в страхе, что подобное произойдет и со мной, наоборот, крепко держались за меня. Невозможно было представить, чтобы они не обращали на меня внимания и забыли о моем существовании. Они параноидально опекали меня, но это не шло, ни в какое сравнение с тем, как с Кензи обращался ее отец. Да что с ним такое вообще? Как он мог игнорировать свою единственную дочь, особенно после того, как она потеряла маму?
— Безумие какое-то, — пробормотал я. — Мне очень жаль, Кензи. Твой отец — форменный дурак. Ты не должна была переживать такое в одиночестве. — Она ничего не ответила, и я погладил ее руки и мягко спросил: — Так ты, поэтому совершаешь такие невообразимые поступки? Потому что не хочешь закончить как мама?
— Нет. — Плечи Кензи поникли. Она устремила взгляд блестящих глаз в темноту. — Точнее, не только поэтому. — Она снова умолкла, а затем продолжила совсем тихим голосом: — Все стало немного лучше, когда папа снова женился. У меня появилась сводная сестренка — Александрия, и мне больше не приходилось торчать все дни напролет в большом пустом доме. Но папа все так же много работал, а когда вечерами возвращался, был слишком занят новой женой и Алекс, почти не обращая внимания на меня.
Она пожала плечами, показывая, что уже переболела этим и не нуждается в симпатии, но я кипел от злости на ее отца.
— А год назад, — продолжила Кензи, — у меня стало что-то происходить со здоровьем. Я плохо чувствовала себя, появились тошнота и головокружения. Папа, конечно, ничего не заметил. На самом деле, этого никто не замечал… пока я не потеряла сознание на середине урока истории. Я умоляла школьную медсестру не звонить отцу, потому что он разозлится, если ему придется забирать меня в разгаре рабочего дня. — Кензи фыркнула и опустила полный горечи взгляд в песок. — Чертова медсестра сказала отцу показать меня врачу. Он был зол. Будто бы я заболела назло ему, и все эти анализы и процедуры нужны мне лишь для того, чтобы обратить на себя его внимание.
В животе у меня похолодело. Кусочки мозаики встали на свои места. Синяки Кензи. То, как ее оберегают в школе друзья. Ее бесстрашие и жгучее желание увидеть все, что только можно. Кровь заледенела в моих жилах, когда я, наконец, понял, в чем дело. Между нами повисло что-то ужасное и безнадежное.
— Ты серьезно больна? — шепотом спросил я.
— Да. — Она опустила взгляд и, теребя в пальцах мою рубашку, судорожно вздохнула. — Итан, у меня… лейкемия, — ее голос оборвался, но, помолчав несколько секунд, Кензи ровно и спокойно продолжила: — Врачи мне мало что говорят, но я поискала информацию и узнала, что с моим типом лейкемии — с лечением и химиотерапией — шансы выжить, равны примерно сорока процентам. И это при условии, если я переживу первые пять лет болезни.
Было такое ощущение, словно кто-то проделал дыру у меня внутри и вытащил наружу все внутренности. Я в ужасе смотрел на Кензи, не в силах сделать вдох. Лейкемия. Рак. Кензи смертельно больна…
— Теперь ты знаешь настоящую причину того, почему я хотела получить Видение. Почему я хотела видеть фейри. — Кензи, наконец, подняла на меня взгляд, уголок ее губ изогнулся в печальной улыбке. — Месяц жизни, отданный Лэнанши — это ничто. Скорее всего, я не доживу до тридцати.
Мне невыносимо хотелось что-то сделать, все что угодно. Вскочить на ноги и замолотить кулаками по стене, заорать от отчаяния и несправедливости. Почему она? Почему именно Кензи — храбрая, добрая, упрямая и такая невозможно замечательная? Это неправильно.
— Ты должна была вернуться, — выдавил я из себя. — Ты не должна быть здесь, когда ты можешь… — Я не в силах был произнести этого слова. Меня мутило при мысли о том, что эта темная яма станет последним, что Кензи увидит в этой жизни. — Кензи, ты должна быть со своей семьей, — в отчаянии простонал я. — Зачем ты осталась со мной? Ты должна была вернуться домой.
Кензи блеснула глазами.
— К кому? — отрывисто спросила она, резко взмахнув рукой. — К отцу, который даже не смотрит на меня? В пустой дом, где все ходят на цыпочках и шепчутся о вещах, которые мне нельзя слышать, но я слышу? К врачам, которые ничего мне не говорят и обращаются со мной так, словно я понятия не имею, что происходит? Ты что, не слушал меня, Итан? К чему и кому мне возвращаться?
— Ты была бы в безопасности…
— В безопасности, — насмешливо фыркнула она. — У меня нет времени на это. Я хочу жить. Хочу путешествовать по миру. Видеть то, чего другие не видят. Прыгать с тарзанки и с парашютом. Вытворять всевозможные сумасшедшие вещи. Если мне осталось не так много времени, то я хочу использовать его по максимуму. А ты показал мне другой мир — с драконами, магией, королевами и говорящими котами. Как я могла от этого отказаться?
Я ничего не мог на это ответить, по большей части потому, что у меня перехватило горло. Не сводя с меня глаз, Кензи сцепила руки у меня на затылке и прижалась ко мне с нежностью во взгляде.
— Итан, эта болезнь, эта штука внутри меня… я свыклась с мыслью о ней. Что бы со мной не случилось, я не смогу этому помешать. Но есть вещи, которые я хочу совершить до того, как умру — у меня их целый список, и все сделать я вряд ли успею, но, черт побери, уж точно попытаюсь. Видение фейри не было в этом списке, зато в нем было «найти место, которое еще никто не видел». Так же, как и «получить первый поцелуй». — Она склонила голову, словно скрывая зардевшиеся щеки. — Правда ни один парень не вызывал у меня желания, чтобы он меня поцеловал, — прошептала она, покусывая губу, — пока я не встретила тебя.
Я все еще не пришел в себя после ее слов о болезни, так, что от ее нового признания все внутри снова перевернулось. Эта странная, упрямая, вызывающе бодрая девушка, бившаяся с линдвормом, заключившая сделку с королевой фейри и не забывающая о том, что может умереть каждый божий день, девушка, которая последовала за мной в Волшебную страну и не оставила меня, даже когда ей предложили вернуться домой — эта храбрая, самоотверженная, невероятная девушка хотела, чтобы я ее поцеловал.
Черт. Наши отношения зашли слишком далеко.
И мне уже все равно.
Кензи теперь смотрела в пол, и я вдруг осознал, что не ответил ей, ошалевший от нахлынувших на меня эмоций.