Индекс страха

Выключив фонарик, он вернулся обратно. В дальнем конце приблизил лицо к сенсору, стараясь сохранять спокойное выражение, и дверь в соседнюю комнату открылась. Там оказалось огромное пустое пространство с высоким потолком, электронными часами, показывающими время в разных часовых поясах, и большими телевизионными экранами — копия операционного зала в Лез-О-Вив. Здесь же имелась панель управления с шестью экранами и мониторами, подключенными к внешним камерам наблюдения. А перед экранами, вместо аналитиков, находились ряды материнских плат, работающих на полную мощность, судя по быстро мелькающим огонькам дисплеев.

«Должно быть, это кора головного мозга», — подумал Александр.

Некоторое время он стоял, пораженно глядя по сторонам. Было что-то трогательное в этой сцене — так родитель смотрит на первые шаги своего ребенка, выходящего в большой мир. ВИКСАЛ был механическим и не обладал сознанием и эмоциями, у него не имелось других целей, кроме эгоистического стремления к самосохранению и накапливанию денег; однако если предоставить его самому себе, то в соответствии с логикой Дарвина он будет стремиться к расширению до тех пор, пока не станет доминировать над всей землей. Тем не менее Хоффман был ошеломлен самим фактом его существования. Он даже простил ему все несчастья, через которые из-за него прошел: в конечном счете ВИКСАЛ делал все это в исследовательских целях. Машина могла быть подвергнута моральному осуждению не в большей степени, чем акула. Она вела себя как хедж-фонд. На некоторое время Хоффман даже забыл, что пришел, чтобы ее уничтожить.

Склонившись над экраном, он изучал торговлю, которую вел ВИКСАЛ. Сделки свершались с невероятной быстротой — миллионы акций находились в его распоряжении доли секунды, — стратегия, носившая название «снайпинг» или «сниффинг»: заказ и мгновенный отказ от него, проверка рынка в поисках скрытых ликвидностей. Но никогда прежде Хоффман не видел, чтобы такое делалось в столь колоссальных масштабах. В этом не могло быть прибыли, и Хоффман не понял, какие цели преследует ВИКСАЛ.

Затем на экране появился знак тревоги.

Такой же сигнал возник одновременно во всех операционных залах мира — в половине девятого вечера в Женеве, в половине третьего в Нью-Йорке и в половине второго в Чикаго.

«ЧБО[65] в половине второго объявила Самопомощь против нью-йоркской фондовой биржи, которая находится вне ЛНСП.[66] И с ним невозможно связаться. Все остальные системы Чикагской биржи опционов работают нормально».

Спецтермины маскировали масштаб возникшей проблемы, делая ее не такой страшной, как и положено жаргону. Но Хоффман прекрасно понимал, что это значит. «Самопомощь» равносильна предупреждению для всех, что нью-йоркская фондовая биржа переживает системный сбой — настолько серьезный, что ее блокируют для исполнения Комиссии по ценным бумагам, даже если она и предоставляет более выгодные цены для инвесторов, чем Чикаго.

Это объявление имело два мгновенных следствия. Чикагская биржа должна была вмешаться и предоставить ликвидность, которую прежде давала нью-йоркская биржа — в тот самый момент, когда ощущалась большая ее нехватка. Ну а во-вторых, это еще больше способствовало возникновению паники на и без того переживающем не лучшие времена рынке.

Когда Хоффман увидел тревожное сообщение, он не сразу связал его с ВИКСАЛом. Но когда он отвел взгляд от экрана, его внимание привлекли мерцающие огоньки работающих процессоров; и тогда Хоффман почти физически почувствовал феноменальную скорость приказов, которые они отдавали; а когда вспомнил огромные, уже нехеджированные ставки ВИКСАЛа, ему стало очевидно, что машина работает на падение рынка — и Александр окончательно понял замысел алгоритма.

Он поискал на консоли пульт управления для телевизоров. Бизнес-каналы начали меняться, шли живые включения — в наступающих сумерках демонстранты вступили в схватку с полицией на большой городской площади. Горели груды мусора, где-то что-то взрывалось, голос за кадром рассказывал о беспорядках. На «Си-эн-би-си» появилась бегущая строка: ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ: СРАЗУ ПОСЛЕ ОДОБРЕНИЯ ЗАКОНА ЖЕСТКОЙ ЭКОНОМИИ НА УЛИЦЫ АФИН ВЫШЛИ ПРОТЕСТУЮЩИЕ ЖИТЕЛИ.

«Вы видите, как полицейские разгоняют демонстрантов, пущены в ход дубинки…» — говорила женщина-комментатор.

А в нижней части экрана высвечивался Доу, упавший до 260.

Материнские платы неумолимо продолжали работать. Хоффман направился в грузовой отсек.

В этот момент шумный кортеж, состоящий из восьми патрульных машин женевского департамента полиции, свернул на пустынную улицу Рут-де-Клерваль и притормозил возле здания склада. Распахнулась дюжина дверей. Леклер находился в первой машине вместе с Квери. Жену приехал во второй, Габриэль — в четвертой.

Когда инспектор выбрался с заднего сиденья и осмотрелся, у него возникло ощущение, что он видит крепость. Высокий металлический забор, колючая проволока, камеры наблюдения, ничейная земля парковки, да и сами стальные стены сооружения вздымались в меркнувшем свете, словно серебристый за́мок. Его высота составляла никак не меньше пятнадцати метров. За спиной Леклера из машин выходили полицейские, некоторые надели кевларовые жилеты, другие несли щиты, защищающие от взрывов — все были готовы к самому худшему. Жан-Филипп понимал, что, если они не будут соблюдать осторожность, все закончится очень плохо.

— Он не вооружен, — сказал инспектор, проходя мимо полицейских с рацией в руках. — Помните, оружия у него нет.

— Сто литров бензина, — ответил один из полицейских. — Это оружие.

— Ничего подобного. Вы, четверо, заблокируйте другую сторону. Никто не должен пытаться проникнуть внутрь без моего приказа, никто не должен стрелять — все меня поняли?

Леклер подошел к машине, в которой приехала Габриэль. Дверца была распахнута; женщина оставалась на заднем сиденье и все еще находилась в шоковом состоянии.

«А ведь худшее ей еще предстоит», — подумал инспектор.

Пока патрульная машина мчалась по улицам Женевы, он продолжал читать в ноутбуке переписку Хоффмана с мертвым немцем. Интересно, что подумает Габриэль, когда узнает, что ее муж пригласил этого человека, чтобы он на них напал?

— Мадам, — сказал он. — Я знаю, все это стало настоящим испытанием для вас, но вы не против… — Леклер протянул ей руку.

Она удивленно посмотрела на него, взяла протянутую ладонь и сильно сжала его руку, словно инспектор не просто помогал ей выйти из машины, а был единственным шансом выбраться из полосы ревущего прибоя.

Когда холодный вечерний воздух коснулся ее лица, Габриэль немного пришла в себя и удивленно заморгала, глядя на собравшихся полицейских.

— И все они здесь из-за Алекса? — спросила она.

— Я сожалею. Стандартная процедура для подобных ситуаций. Вы мне поможете?

— Да, конечно, все, что потребуется.

Он отвел ее в переднюю часть колонны, где Квери стоял рядом с Жену. Глава безопасности компании только что не встал по стойке «смирно», когда они подошли.

«Какой отвратительный тип», — подумал Леклер. Тем не менее он постарался вести себя вежливо — стиль в общении, которого он всегда придерживался.

— Морис, — сказал Леклер, — насколько я понимаю, вам известно это место. С чем нам придется иметь дело?

— Три этажа, разделенные деревянными каркасами. — Жену был готов выскочить из штанов, чтобы помочь; к утру он будет отрицать даже знакомство с Хоффманом. — Фальшивые двери, фальшивые потолки. Это сборное сооружение, каждый модуль заполнен компьютерным оборудованием за исключением центральной управляющей части. Когда я в последний раз сюда заезжал, помещения были заполнены едва ли наполовину.

— Верхний этаж?

— Пуст.

— Доступ?

— Три входа. Один — большой грузовой терминал. С крыши вниз ведет внутренняя пожарная лестница.

65

Чикагская биржа опционов.

66

Термин, относящийся к требованию Комиссии по ценным бумагам, которое заключается в том, что брокеры должны прилагать все усилия, чтобы предлагать клиентам наилучшую из доступных цен продавца, когда они покупают ценные бумаги, и наилучшую из доступных цен покупателя, когда они продают ценные бумаги.