Страница 8 из 21
– У вас что-то с памятью. Я ничего вам не предлагала. Вы будете смотреть фильм или нет?
– Да. – Все это начинает меня раздражать. – Я буду смотреть фильм.
– Тогда зачем тратить время? – Она приподнимает занавес.
В зале с сильно наклонным полом ровно три человека. В переднем ряду я вижу Акико Като. Рядом с ней какой-то мужчина. Внизу, в дальнем проходе, в инвалидном кресле сидит третий человек; судя по всему, он мертв: шея резко отогнута назад, челюсть отвисла, голова болтается, к тому же он совершенно неподвижен. Проследив за его взглядом, я вижу ночное небо, нарисованное на потолке кинозала. Я крадусь вниз по центральному проходу, надеясь подобраться к парочке поближе и подслушать разговор. Из проекционной доносится громкий хлопок. Приседаю на корточки, чтобы меня не увидели. Выстрел из дробовика или неумело открытый пакет чипсов. Ни Акико Като, ни ее спутник не оборачиваются – ползу дальше и останавливаюсь в паре рядов позади них. Свет гаснет, поднимается занавес. Идет реклама курсов вождения – она или очень старая, или на курсы принимают только тех, кто одет и причесан под семидесятые. Саундтреком служит песня «YMCA»[17]. Следующий рекламный ролик – пластический хирург по имени Аполлон Сигэнобо дарит вечные улыбки всем своим клиентам. Поют о лицевой коррекции. В кинотеатре Кагосимы мне нравится смотреть анонсы «Скоро на экране» – это избавляет от необходимости смотреть саму картину,– но здесь их не показывают. Громовой голос объявляет о начале фильма «Пан-оптикон» – режиссер, имя которого невозможно произнести, удостоен награды на кинофестивале в городе, которого уж точно нет на соседнем континенте. Ни титров, ни музыки. Сразу действие.
В черно-белом городе, где царит зима, сквозь толпу едет автобус. Пассажир, мужчина средних лет, смотрит в окно. Деловито падающий снег, разносчики газет – действие происходит в военное время,– полицейские, избивающие чернокожего торговца, голодные лица в пустых магазинах, обгоревший остов моста. Выходя, мужчина спрашивает у водителя дорогу – и получает в ответ кивок в сторону громадной стены, заслоняющей небо. Мужчина идет вдоль стены, пытаясь найти дверь. Вокруг воронки от бомб, сломанные предметы, одичавшие собаки. Развалины круглого здания, где заросший волосами душевнобольной разговаривает с костром. Наконец мужчина находит деревянную дверь, поднимается на крыльцо и стучит. Ответа нет. Он видит консервную банку, висящую на куске провода, торчащего из каменной кладки, и произносит в нее:
– Есть тут кто-нибудь?
Внизу субтитры на японском, сам же язык состоит из шипения, хлюпанья и треска.
– Я доктор Полонски, начальник тюрьмы Бентам ждет меня.
Он прикладывает консервную банку к уху и слышит гул. Дверь открывается, за ней продуваемый ветром двор перед каким-то зданием. Доктор спускается вниз по ступенькам. Ветер доносит странное пение.
– Тоудлинг к вашим услугам, доктор.– Человечек очень маленького роста буквально вырастает у него из-под ног, и доктор отпрыгивает.– Сюда, пожалуйста.
Под ногами скрипит снег. Атмосфера ирреальности сгущается, отступает, снова сгущается. У Тоудлинга на ремне позвякивают ключи. Лабиринт тюремных коридоров; надзиратели играют в карты.
– Вот мы и пришли,– каркает Тоудлинг.
Доктор холодно кивает, стучит и входит в грязный кабинет.
– Доктор! – Начальник тюрьмы на вид полная развалина и к тому же пьян.– Присаживайтесь, прошу вас.
– Спасибо.
Доктор Полонски ступает осторожно – половицы не только голые, половина из них просто отсутствует. Доктор садится на стул, который размером больше подошел бы школьнику. Начальник тюрьмы фотографирует земляной орех, плавающий в высоком стакане с жидкостью.
– Я пишу трактат, посвященный поведению закусок в бренди с содовой,– объясняет начальник тюрьмы.
– Вот как?
Начальник тюрьмы сверяется с секундомером.
– Что будете пить, док?
– Спасибо. На работе не пью.
Начальник тюрьмы выливает последнюю каплю из бутылки бренди в рюмку для яйца и избавляется от бутылки, бросая ее в дыру между половицами. Отдаленный вскрик и звон.
– Чин-чин! – Начальник тюрьмы стучит по своей рюмке – Дорогой доктор, если позволите, я буду резать крякву матку. То есть я хотел сказать, правду. Наш доктор Кениг умер от чахотки перед Рождеством, и из-за войны на Востоке или нет, но нам еще не прислали никого взамен. Тюрьмы во время войны не являются вопросом первостепенной важности, в них сажают только политических. А у нас были такие планы. Тюрьма будущего, как в Утопии[18], где мы бы повышали умственные способности заключенных, чтобы освободить их воображение, а стало быть, и их самих. Чтобы…
– Мистер Бентам,– прерывает его д-р Полонски.– Правда?..
– Правда в том,– начальник тюрьмы подается вперед,– что у нас трудности с Воорманом.
Полонски ерзает на крошечном стульчике, боясь последовать за бутылкой.
– Воорман – ваш заключенный?
– Именно так, доктор. Воорман – заключенный, который утверждает, что он Бог.
– Бог.
– Каждому свое, как я говорю, но он так убедителен, что теперь все население тюрьмы разделяет его иллюзию. Мы изолировали его, но что толку? Слышали пение? Это псалом Воормана. Я боюсь беспорядков, доктор. Бунта.
– Я понимаю, вы в трудном положении, но как…
– Я прошу вас обследовать Воормана. Выяснить, симулирует он сумасшествие или у него действительно съехала крыша. Если вы решите, что он клинически ненормален, я отошлю его в сумасшедший дом, и мы разойдемся по домам пить чай с волшебным печеньем.
– За какое преступление осудили Воормана?
Начальник Бентам пожимает плечами.
– Все папки с личными делами пошли на топливо еще прошлой зимой.
– Как же вы определяете, когда освобождать заключенных?
Начальник тюрьмы в недоумении.
– «Освобождать»? «Заключенных»?
Акико Като оглядывается. Я ныряю вниз – надеюсь, успел. В конце ряда в лужице серебристого света, отбрасываемого экраном, встает на задние лапки крыса и смотрит на меня, собираясь залезть за обивку стены.
– Надеюсь,– вполголоса говорит спутник Акико Като,– что это действительно срочно.
– Вчера в Токио появилось привидение.
– Вы вызвали меня из Министерства обороны, чтобы рассказать историю о привидениях?
– Это привидение – ваш сын, конгрессмен.
Мой отец ошеломлен не меньше, чем я.
Акико Като встряхивает волосами.
– Уверяю вас, он – очень живое привидение. Он в Токио и ищет вас.
Очень долго мой отец ничего не говорит.
– Он хочет денег?
– Крови.– Я выжидаю, в то время как Акико Като нарезает веревки для подвесного жертвенника.– Я не могу скрывать. Я должна сказать. Ваш сын – наркоман, он заявил, что убьет вас за то, что вы украли у него детство. За свою жизнь мне приходилось встречать много испорченных молодых людей; боюсь, ваш сын – просто слюнявый психопат. И ему нужны не только вы. Он сказал, что сначала разрушит вашу семью, чтобы наказать вас за то, что случилось с его сестрой.
В камере Воормана полно всякой мерзости.
– Итак, мистер Воорман…-Доктор Полонски перешагивает через фекалии с роем мух над ними.– Давно вы считаете, что являетесь Богом?
На Воормана надета смирительная рубашка.
– Позвольте задать вам тот же вопрос.
– Я не считаю себя Богом.
Под его ботинком что-то хрустит.
– Вы считаете себя психиатром.
– Верно. Я являюсь психиатром с тех пор, как окончил медицинский колледж – с наградами первой степени – и начал практиковать.
Доктор поднимает ногу – к подошве прилип дергающийся в конвульсиях таракан. Доктор соскребает его о выпавший кусок каменной кладки.
Воорман кивает:
– Я тоже являюсь Богом с тех пор, как начал практиковать в своей области.
– Понятно.– Доктор отрывается от своих записей.– Из чего же состоит ваша деятельность?
17
Песня группы «The Village People» (1978).
18
По названию книги Томаса Мора (1478-1535) «Утопия» (место, которого нет), страна с идеальным общественным устройством.