Страница 48 из 65
— Может, не надо записывать? — смущаясь, произнесла Каменская. — Обычно журналисты делают пометки в блокнот…
— Мне легче писать окончательный вариант статьи, когда я слышу тех, с кем разговаривала, — ответила Вера деловым тоном. — Давайте, приступим.
— Хорошо, — вздохнула ее собеседница. — Что вы хотите о нем узнать?
— Прежде всего, — моя подружка многозначительно помолчала, — какой он в жизни?
— Андрюша хороший мальчик, — с теплотой сказала его мать. — Умный, талантливый. Он, постоянно, чем-то занят. То пропадает в институте, то уходит на репетицию.
— Значит, его часто не бывает дома? — ненавязчиво поинтересовалась новоявленная журналистка.
— Ну, Вы же понимаете, — с чувством начала Мария Ивановна. — Музыка — увлеченье серьезное. Оно требует больших затрат времени. Мой сын с раннего утра отправляется к ребятам в гараж, где они репетируют перед выступлениями в клубах. Вам известно, что группа «Турбулентность», в которой Андрей ударник, часто дает концерты?
— Конечно, — без зазрения совести соврала Вера. — А вчера утром он тоже был на репетиции?
— Нет, — женщина задумалась. — Отец попросил его съездить в гараж за машиной. Мы собирались поехать в деревню, вот он и отправился за нашими Жигулями. До гаража добираться минут тридцать. Плюс дорога обратно. Ну и… — она запнулась. — Вам, наверное, не интересно это?
— Что Вы?! — поспешно возразила подруга. — Говорите, пожалуйста. Чем больше я узнаю о Вашем замечательном сыне, тем легче мне будет о нем написать хорошую статью.
— Тогда, может, Вы лучше будете спрашивать?
Веру не пришлось долго уговаривать, она тут же засыпала вопросами собеседницу:
— Давно ли Андрей водит машину? Часто ли он ездит на ней? Чем еще увлекается?
— Папа сажал его за руль с пяти лет, — усмехнулась Каменская. — В восемнадцать наш мальчик получил права. А теперь отец, практически, отдал ему автомобиль. Вы знаете, как Андрюша водит?! — восторженно воскликнула она. — Ну, просто, как гонщик высшего класса, и очень осторожно при этом.
Я оторвала взгляд от магнитофона и удивленно посмотрела на сидящую напротив Верку, та лишь приподняла брови, дескать, мол, то ли еще будет! Голос Марии Ивановны, послышавшийся из магнитофона, вновь привлек мое внимание к медленно вращающейся пленке, глядя на которую, я представляла себе лицо незримой собеседницы.
— Мой сын по природе мальчик аккуратный. Всегда содержит свои вещи в порядке. Он и Жигули наши постоянно моет и ремонтирует, так что мы за ним, как за каменной стеной, — гордо сказала она.
— А вчера он быстро приехал? — то ли шутя, то ли серьезно, спросила девушка.
— Нет. Мы прождали его лишний час, но он объяснил свою задержку тем, что надо было заскочить к другу, чтобы помочь ему перевезти кое-какие вещи на другую квартиру. Видите, какой он отзывчивый?
— О, да! А как на счет личной жизни? Ведь у музыкантов много поклонниц. Ваш сын уже встретил свою единственную?
— Боюсь, что нет. Он очень замкнут в отношении девушек. По большей части, проводит дни за учебниками или на репетициях.
— Я слышала, что у него была подруга, погибшая от передозы, — осторожно проговорила Верка.
— Нет, нет, — отмахнулась Каменская. — Что Вы! Это всего лишь слухи. Андрюша скромный мальчик, он пока ни с кем не встречается. А Вы это тоже напишите в статье?
— Возможно. Читателей, обычно, сильно волнует данный вопрос, — тоном эксперта заявила Вера. — Ну, а институт? Как он учится?
— Очень хорошо. Даже отлично, — Мария Ивановна оживилась. — Для него будущая профессия много значит!
— Ясно, — подруга помолчала. — Расскажите мне, как он одевается. Имидж для музыканта вещь не последняя.
— И для градостроителя тоже, — подсказала мама рокера. — Андрюша предпочитает черное. Куртка, брюки, свитера и пиджаки. Даже рубашек в его гардеробе черных больше, чем цветных.
— А шапки? Головные уборы он тоже носит черные? — не унималась собеседница.
— Андрей их вообще не носит.
— А раньше?
— Раньше носил. Особенно, ему нравились «петушки». Когда был подростком, говорил, что они удобные, а сейчас отрастил волосы и ходит с непокрытой головой. Он у меня такой упрямый. И совсем взрослый. Вам бы, конечно, лучше с ним самим пообщаться, что я могу сообщить… ничего существенного. Может, подождете, когда он вернется с репетиции.
— А он сейчас там?! — Вера удивилась.
— Да. Сказал, что придет к вечеру.
— Давайте, я лучше позвоню ему. Можно взять Ваш номер?
— Лучше запишите Андрюшин. У него ведь есть мобильник. Правда, он его сегодня оставил дома, но обычно трубка при нем.
Подруга выключила кассету, и торжественно произнесла:
— Ну, как? Убедилась?
— В чем? — я не совсем ее понимала.
— В том, что твой музыкант маньяк.
— Нет, — честно призналась я.
— Как это? — на ее лбу появилась вертикальная морщинка от взлетевших вверх бровей. — Разве недостаточно доказательств?
— Каких? — я усмехнулась. — Черные брюки? Так в них пол города ходит. Любовь к «петушкам» в подростковом возрасте? Но ведь это же смешно.
— Катя, — серьезно проговорила собеседница. — Ты его защищаешь.
— Я просто стараюсь мыслить логически.
— Хорошо, тогда как насчет данной части моего импровизированного интервью? — чуть-чуть повысив голос, сказала Верка.
Она быстро перемотала кассету и, найдя нужное место, включила запись. Послышались уже знакомые слова:
«… Мы прождали его лишний час, но он объяснил свою задержку тем…»
Щелчок кнопки, поддавшейся нажиму указательного пальца собеседницы, оборвал фразу.
— Где, по-твоему, болтался Каменский столько времени на синих Жигулях с тонированными стеклами и заляпанными номерами? — с вызовом осведомилась она.
— Может, действительно, был у друга, — робко предположила я.
— Или он навещал тебя, прикрыв лицо полосатой маской, — голосом, не терпящим возражений, заявила Вера и грустно усмехнулась. — Ну, и дурочка же ты доверчивая, Катя. Как можно подпускать так близко совершенно неизвестного парня?
— И все-таки я думаю, что насильник — Валентин, — мое упрямство ее рассмешило.
— Катька, ты мазохистка! — сквозь хохот, воскликнула Вера. — Влюбилась в спасателя, а теперь еще мечтаешь, чтобы он был маньяком. Тебя подобные вещи возбуждают, что ли?
Я подарила ей укоризненный взгляд и сказала с упреком:
— Ничего веселого не вижу. Быстров, в отличие от Андрея, хромает. К тому же он сам признался, что его укусила собака.
— Ну и? Мало разве псов на улице бегает? — парировала собеседница, откликнувшись на призывное бульканье чайника, из которого она разлила кипяток в наши наполненные заваркой чашки.
— Ладно, — согласилась я с ее доводом. — А как насчет двухсторонней куртки? У рокера «кожанка», а у Вали нет.
— Это тоже не повод его подозревать.
— А брюки, которые на нем были надеты позавчера вечером? — не унималась я.
— Сама сказала, что полгорода такие носят, — весело возразил мой симпатичный оппонент.
— Тогда… — я задумалась, подыскивая очередное доказательство. — Тогда, что ты скажешь о его нервозности? Он кидает трубки, психует, рычит и…
— Ревнует, — подсказала Вера. Я удивленно уставилась на нее, потом, опустив глаза, пробормотала:
— Даже, если так, это не оправдание, — щеки мои запылали румянцем. — Разве Отелло не задушил Дездемону из ревности?
— Валентин не сумасшедший мавр, — хитро улыбаясь, высказалась в защиту Быстрова подружка. — И, вообще, я ему доверяю. Он проявляет к тебе такую трепетную заботу, что мне не позволяет совесть записать бедного влюбленного в преступники.
— А «Мистер галстук» со мной согласен, — гордо заявила я, исчерпав запас, более менее, логичных доказательств. Теперь настала очередь призвать на помощь «подсознание». — Он сказал, что во сне я видела ответ.
— Ты что, разболтала Егорову свой ночной кошмар? — хватаясь за голову, простонала Вера, я утвердительно кивнула. — О, нет!