Смертельное путешествие

– Они рыжие и живут не в горах, а в заповеднике, дальше на восток.

– Вижу, ты большой специалист по фауне Северной Каролины.

– Как они держали хвосты?

– Что-о?

– Хвосты у этих зверей были задраны или опущены?

Пришлось напрячь память.

– Опущены.

– Волк всегда держит хвост прямо. Койот ходит с опущенным хвостом, но в угрожающей позе поднимает его параллельно земле.

– Хочешь сказать, это были койоты?

– Или дикие собаки.

– В Аппалачах водятся койоты?

– Они водятся по всей Северной Америке.

– И что? – Я мысленно дала себе задание проверить эту информацию.

– Да ничего, собственно. Просто подумал, что тебе захочется это узнать.

– И все равно я перепугалась до чертиков.

– Правильно перепугалась. И это еще не самое худшее, что могло с тобой произойти.

Райан был прав. Случай с койотами нагнал на меня страху, но его нельзя было назвать самым ужасным, что мне довелось пережить. Зато на звание самых ужасных вполне могли претендовать последовавшие дни. С рассвета до заката я копалась в раздробленных ошметках человеческой плоти, разделяла перемешанные останки разных жертв и воссоединяла части тел. В числе других патологоанатомов, стоматологов и прочих специалистов по посмертному опознанию я определяла возраст, пол, расовую принадлежность и рост, анализировала рентгеновские снимки, сравнивала прижизненные и посмертные данные скелетной структуры и истолковывала характер повреждений. Это была жуткая, тягостная работа, и ужасней ее дела ло то, что почти все объекты исследований были почти детьми.

Для многих это напряжение оказывалось невыносимым. Одни, стиснув зубы, держались до последнего, пока не брали свое слезы, дрожь в руках, кошмарные сны. Были такие, кому требовалась усиленная опека психологов. Некоторые просто укладывали вещи и без лишних слов уезжали домой.

Все же в большинстве случаев разум сумел приспособиться к ситуации, и непостижимое стало обыденным. Мысленно отстранившись от происходящего, мы попросту выполняли свою работу. Каждый вечер, лежа в постели, одинокая и обессиленная, я находила утешение в том, сколько всего было сделано за прошедший день. Думала о семьях погибших и заверяла себя, что система работает четко. Мы сумеем хоть что-то сделать для них.

И тут на мое рабочее место прибыл образец под номером 387.

5

Я не вспоминала про эту ногу до тех пор, пока мне не доставил ее собиратель трупов.

С того самого совместного завтрака наши с Райаном пути почти не пересекались. Ежедневно я покидала «Дом на холме» еще до семи утра, возвращалась затемно и, приняв душ, мешком валилась в постель. Мы только и успевали бросить друг другу «доброе утро» или «всего хорошего» и пока что ни словом не обмолвились ни о работе Райана под прикрытием, ни о том, какую роль он играет в расследовании крушения. Поскольку на борту самолета был сотрудник квебекской полиции, правительство Канады просило подключить Райана к расследованию. Просьба была удовлетворена – вот, собственно, и все, что я знала.

Отогнав подальше мысли о Райане и койотах, я вывернула содержимое мешка на рабочий стол. За последние дни мне довелось иметь дело с десятками оторванных конечностей и расчлененных тел, и вид найденной ноги уже не вызывал, как прежде, содрогания. По правде говоря, травмы лодыжек и голеней встречались настолько часто, что эта тема обсуждалась на сегодняшнем утреннем собрании. Патологи и патологоанатомы дружно сошлись на том, что характер всех этих повреждений не может не вызывать беспокойства.

Мало что можно сказать о конечности по одному только ее внешнему облику. Все, что я увидела: утолщенные желтые ногти, крупный бурсит и боковой сдвиг большого пальца, указывавший на то, что нога принадлежала пожилому человеку. Судя по размерам – женщине. Кожа темно-коричневая, цвета прожаренного тоста, но я-то знала, что это ничего не значит. Мертвая ткань может значительно потемнеть или, наоборот, побледнеть даже при кратковременном воздействии внешних факторов.

Я вставила рентгеновские снимки в негатоскоп. В отличие от большинства пленок, которые мне довелось просмотреть за эти дни, на этих изображениях отсутствовала инфильтрация ноги инородными предметами. Я отметила это обстоятельство на бланке, прилагавшемся к контейнеру.

Трубчатая кость истончилась, и явственно было заметно видоизменение межфаланговых суставов.

Ясно. Нога принадлежала старушке. Артрит и истончение кости вполне сочетались с бурситом.

И тут меня ждала первая неожиданность. На рентгеновском снимке отчетливо были видны крохотные белые облачка между фалангами пальцев и изъеденные очагами повреждений края первого и второго плюснефаланговых суставов. Я мгновенно распознала эти симптомы.

Подагра вызывается нарушением пуринового обмена в организме, которое приводит к отложению мочекислых солей в тканях, преимущественно в суставах рук и ног. Гранулы кристаллов облепляют суставы, в хронических случаях наблюдается эрозия кости. Подобная ситуация не смертельно опасна, но подагрики страдают от повторяющихся приступов острой боли, которая сопровождается отеками. Подагра – относительно распространенная болезнь и в девяноста процентах случаев поражает мужчин.

Почему же я вижу признаки подагры на ноге женщины?

Я вернулась к столу, взяла скальпель – и наткнулась на вторую неожиданность.

В условиях заморозки мертвая плоть может иссохнуть и съежиться, но этот экземпляр выглядел совсем иначе, нежели останки, с которыми мне пришлось иметь дело до сих пор. Даже обугленные трупы и части тел, попадавшие ко мне на исследование, внутри оставались твердыми и красными, в то время как мышечная ткань этой ноги размягчилась и обесцветилась, словно что-то ускорило процесс разложения. Я сделала пометку и об этом, решив позже посоветоваться с другими специалистами.

Пользуясь скальпелем, я раздвинула мышцы и сухожилия, чтобы захватить скользящим циркулем самую крупную кость – кальканеус, или пяточную. Измерила ее длину и ширину, а затем длину плюсны. Результаты записала на сопроводительном бланке и скопировала в блокнот со спиралью.

Стянув перчатки, я вымыла руки и с блокнотом направилась в ординаторскую, где остался ноутбук. Запустила программу «Fordisc 2.0», ввела данные и запросила дискриминантный функциональный анализ на основе двух замеров пяточной кости.

Оказалось, что нога принадлежит чернокожему мужчине, хотя типичные признаки и апостериорные вероятности указывали на бессмысленность этого результата. Я прибегла к сравнению «мужчина или женщина», исключив зависимость от происхождения, – но программа все так же утверждала, что нога мужская.

Что ж, ладно. Сильный пол сообразуется с подагрой. Быть может, покойный был карликом. Неточность расовой классификации можно объяснить именно нетипичным ростом.

Вернувшись за контейнером, я прошла в секцию идентификации, где на столах стояла добрая дюжина компьютеров, а по полу, точно змеи, извивались десятки кабелей. За этими столами трудился учетный персонал: вводил в компьютеры сведения, полученные из центра помощи семьям, а также информацию от экспертов – отпечатки пальцев, рентгеновские снимки, антропологические, патологические и стоматологические данные.

Я приметила знакомую фигуру – полукруглые очки едва держатся на кончике носа, верхние зубы покусывают нижнюю губу. Примроуз Хоббс тридцать с лишним лет проработала медсестрой отделения реаниматологии, прежде чем сменила дефибрилляторы на папки, перейдя в архив медицинской документации пресвитерианского госпиталя в Шарлотте. Но с миром травматической медицины она окончательно не порвала. Когда я вступила в ОЗЧС, Примроуз уже была испытанным ветераном группы Четвертого региона. Разменявшая шестой десяток, она была терпелива, расторопна, и ничто на свете не могло выбить ее из колеи.

– Можно кое-что проверить? – спросила я, пододвигая к ее рабочему месту складной стул.