Возрождение (ЛП)

Но толпа уже редели, теряя интерес, и, наконец, с площади ушли последние люди. Эцио двинулся вперед, обратившись к обманутому проповеднику.

– Я чувствую, что ты сам веришь в свои слова.

Проповедник рассмеялся.

– Не всем из нас нужно принуждение. Я действительно верю. Все, то он говорит – истина!

– Ничто не истинно, – отозвался Эцио. – Я делаю это с тяжелым сердцем.

Щелкнул клинок на запястье, и Эцио вогнул его в проповедника. "Покойся с миром", – прошептал он. Отвернувшись от убитого, он низко натянул капюшон.

Это был долгий, трудный путь, но под конец Савонарола невольно стал союзником Ассассина, потому что финансовая власть Флоренции ослабла. Монах ненавидел торговлю и накопление денег, – две вещи, сделавшие город великим. Судный День так и не настал. Францисканский монах предложил установить истинность учения Савонаролы испытанием огнем. Савонарола отказался, и его авторитет пошатнулся. В начале мая 1497 года молодежь устроила по городу шествие в знак протеста. Протест перерос в бунт. После этого вновь стали открываться таверны, люди вернулись к песням и танцам, к азартным играм и проституции – от души радуясь этому. Открылись предприятия и банки, медленно, но верно в город потянулись беглецы – городские кварталы были освобождены от влияния Монаха. Это случилось не в одночасье, но, в конце года, практически через день после бунта падение Саванаролы, упорно продолжавшего цепляться за власть, стало казаться неизбежным.

– Ты справился, Эцио, – сказала ему Паола, ждавшая Эцио вместе с Ла Вольпе и Макиавелли перед вратами комплекса Сан-Марко, стоя в огромной, неконтролируемой толпе, пришедшей из освобожденных районов.

– Благодарю. Но что тут происходит?

– Смотри, – кивнул Макиавелли.

С грохотом распахнулась дверь у них над головами, и на балкон вышла худая фигура, закутанная во все черное. Монах сердито посмотрел на собравшихся внизу.

– Тихо! – приказал он. – Я требую тишины!

Испытывая благоговейный трепет, толпа замолчала.

– Почему вы здесь? – потребовал ответа Савонарола. – Почему беспокоите меня? Вы должны очищать свои дома!

Но толпа лишь неодобрительно взревела.

– От чего? – крикнул кто-то. – Ты уже все забрал у нас!

– Я не хотел вмешиваться! – ответил ему Савонарола. – Но теперь вы сделаете так, как прикажу вам я. Вы покоритесь мне.

Он извлек из мантии Яблоко и высоко поднял. Эцио увидел, что на руке его не хватало пальца. Яблоко начало светиться, толпа, задыхаясь, отступила. Но Макиавелли сохранил спокойствие, предупреждающе крикнул своим, и не колеблясь бросил кинжал, вонзившийся в предплечье Монаха. С воплем боли и ярости, Савонарола выронил Яблоко, упавшее с балкона в толпу внизу.

– Неееет! – закричал он.

Внезапно он словно уменьшился, его поведение стало казаться жалким и постыдным. Для толпы этого оказалось достаточно. Они собрались и штурмом взяли врата Сан-Марко.

– Быстрее, Эцио, – произнес Ла Вольпе. – Найди Яблоко. Оно где-то здесь.

Эцио увидел его, катящееся под ногами толпы. Эцио нырнул в толпу, пропихиваясь в ней, и, наконец, оказался совсем рядом с Яблоком. Он быстро сунул его в поясной кошель для сохранности. Теперь ворота Сан Марко были распахнуты, вероятно, кто-то из братии обладал доблестью и решил спасти церковь и монастырь, а так же свою шкуру, приняв неизбежное. Среди них было немало тех, кому деспотизм Монаха стоял поперек горла. Толпа хлынула через ворота, и, несколько минут спустя, появилась вновь, таща Савонаролу, отбивающегося и кричащего.

– Отнесите его ко дворцу Синьории! – скомандовал Макиавелли. – Там будет суд!

– Идиоты! Богохульники! – кричал Савонарола. – Бог свидетель – это святотатство! Как вы смеете обращаться с Его пророком подобным образом? – его вопли частично заглушили кричи толпы, но он отчаянно цеплялся за свою ярость и страх – Монах знал, что это его последняя возможность остаться в живых.

– Ертики!! Вы все сгорите за это в аду! Слышите? Вы сгорите!

Эцио и остальные Ассассины пошли следом за толпой, уносящей Монаха прочь, который со смесью мольбы и угрозы кричал:

– Меч Господа обрушится на землю быстро и внезапно. Отпустите меня, ибо только я могу спасти вас от Его гнева. Дети мои, прислушайтесь, пока не стало слишком поздно! Есть только один путь к спасению – оставить путь материального накопления. Если вы не склонитесь передо мной, вся Флоренция познает гнев Господа – и город падет, как Содом и Гоморра, ибо знает Он величину вашего предательства! Помоги мне, Господи! Меня предали десять тысяч Иуд!

Эцио шел достаточно близко, чтобы услышать, как один из жителей говорит Монаху:

– Мы сыты по горло твоей ложью! С тех пор как ты явился сюда, от тебя ничего не слышно ничего, кроме призывов к нищете и ненависти.

– Бог может и в твоей голове, Монах, – поддержал другой. – Но вовсе не в сердце.

Они добрались до площади Синьории, и толпа, собравшаяся там, торжествующе завопила.

– Мы достаточно настрадались! Пришла пора освободиться!

– Скоро свет жизни вернется в наш город!

– Мы должны наказать предателя! Он – настоящий еретик! Он переиначил слово Божье под себя! – закричала женщина.

– Наконец-то, мы сбросим ярмо религиозной тирании, – воскликнул другой . – Саванарола будет наказан!

– Истина осветила нас, и страх отступил! – вскричал третий. – Твои слова больше не действуют на нас, монах!

– Ты утверждал, что ты Его пророк, но слова твои были темны и жестоки! Ты называл нас марионетками Дьявола, думаю, это тебя он дергает за ниточки!

Эцио и его друзьям больше не требовалось подзадоривать толпу – пришедшая в движение машина делала всю работу за них. Правители города, спасающие собственные шкуры и пытающиеся снова взять власть в свои руки, высыпали из Синьории, чтобы поддержать народ. На площади установили помост и сложили кипу хвороста и дров, вокруг трех столбов. Саванаролу и двух его самых ярых приверженцев уволокли в Синьорию для короткого и жестокого суда. Как он не оказывал милосердия, так и не было оно оказано ему. Вскоре их вывели в кандалах, подвели к столбам и привязали.

– Господи Боже мой, сжалься надо мной, – начал молить Саванарола. – Обереги меня от объятий зла! Окруженный грехом, взываю я о спасении!

– Ты хотел сжечь меня, – издевался кто-то, – теперь костры сложены!

Палачи кинули в хворост вокруг столбов факелы. Эцио смотрел, вспоминая своих родных, которые встретили свой конец на этом же самом месте много лет назад.

– Несчастный я, – молился Савонарола голосом, наполненным болью. Пламя начало подниматься, – покинутый всеми, оскорбивший небо и землю. Куда мне идти? К кому обратиться? Где найти избавление? Кто проявит милосердие ко мне? Не смею поднять глаз к небу, ибо против неба я тяжко согрешил. На земле не найти мне прибежища, ибо на земле я был предметом соблазна.

Эцио приблизился к помосту так близко, как мог. Несмотря на все беды, что он принес мне, никто, даже он, не заслуживает такой смерти, подумал он. Он вытащил из сумки заряженный пистолет и прицепил его к механизму на запястье. В этот момент Савонарола заметил его и посмотрел со смесью страха и надежды.

– Это ты, – сказал он, стараясь перекричать рев пламени, но, по сути, между ними образовалась незримая связь. – Я знал, что этот день придет. Брат, прошу, окажи милосердие, в коем я отказал тебе, оставив на милость псов и волков.

Эцио поднял руку.

– Прощайте, святой отец, – пробормотал он и выстрелил. В столпотворении вокруг костров его жест и грохот от пистолета остались незамеченными. Голова Савонаролы упала на грудь.

– Ступай с миром. Бог да будет тебе Судьей, – тихо сказал Эцио. – Покойся с миром.

Он перевел взгляд на двух приспешников Савонаролы – Доменико и Сильвестро, но они уже были мертвы, их горящие внутренности вывалились в шипящее пламя. Тяжелый запах горелой плоти ударил в ноздри. Толпа начала успокаиваться. Вскоре не осталось иных звуков, кроме треска пламени, завершающего свое дело.