Возрождение (ЛП)

Пока я думал, что учусь жить,

я учился умирать.

Глава 1

Факелы мерцали и колебались высоко на башнях Дворца Веккьо и Барджелло, и только несколько фонарей освещало площадь перед кафедральным собором. Также были освещены пристани по всей длине вала реки Арно, в которых, как и в любом городе, где большая часть горожан с наступлением ночи предпочитала ложиться спать в помещении, сквозь темноту проглядывались фигуры нескольких моряков и портовых грузчиков. Некоторые из моряков все еще крутились возле своих кораблей и лодок, подготавливали снасти и аккуратно складывали скрученные веревки на темные, шершавые доски, а грузчики торопливо отволакивали или перевозили груз для хранения на ближайшие склады.

Огни также мерцали у трактиров и публичных домов, но на улицах было очень мало людей. Прошло уже семь лет с тех пор, как 20-летний Лоренцо Медичи был избран правителем города, принеся с собой хоть какое-то ощущение порядка и мира в серьезное соперничество между семьями лидирующих международных банкиров и купцов, которые и сделали Флоренцию одним из богатейших городов мира. Злоба эта никогда не переставала кипеть в городе, время от времени достигая точки кипения, и как каждая группировка боролась за контроль, так и некоторые из них заключали альянсы, а некоторые оставались постоянными и непримиримыми врагами.

Во Флоренции, в год Господа нашего 1476, как раз стоял весенний, пропахший нежным жасминовым запахом, вечер, когда вы бы смогли почти не замечать зловония из Арно, особенно если ветер дул справа. Впрочем, выходить на улицу после захода солнца было бы не самым разумным решением.

Луна восходила в темно-синем небе, правя над множеством сопровождающих ее звезд. Свет падал на площадь перед мостом Веккьо, на множество лавок, темных и молчаливых в такой час, вплотную прилегающих к северному валу реки. Свет также лился на фигуру, одетую в черное, застывшую на крыше Церкви Санто Стефано аль Понте. Юноша, семнадцати лет, высокий и горделивый. Осматривая лежащие внизу окрестности острым взглядом, он приложил ладонь к губам и свистнул, негромко, но резко. Отзываясь на призыв, сперва один, затем трое, потом дюжина, а после и двадцать человек, выглядящих так же молодо, как он сам, большинство закутанные в черное, некоторые в кроваво-красных, зеленых или голубых капюшонах или головных уборах, все с мечами и кинжалами на поясах, вышли на площадь из темноты улиц и арок. Банда опасно выглядящих юнцов развернулась веером, дерзкая и самоуверенная в своих действиях.

Юноша посмотрел вниз на напряженные лица, бледные в лунном сиянии, пристально смотрящие на него. Он вскинул над головой кулак в дерзком приветствии.

– Мы на одной стороне! – воскликнул он, и они тоже вскинули кулаки с зажатым в них оружием и, потрясая им, одобрительно поддержали: "На одной!"

Юноша быстро спустился, подобно коту, вниз по незаконченному фасаду с крыши на портик церкви, спрыгнул, взметнув за спиной плащ, и припал к земле, прямо в центре собравшейся группы. Они обступили его, ожидая.

– Тише, друзья мои! – призвал он, подняв руку и останавливая их, потом мрачно улыбнулся. – Вам известно, зачем я позвал вас, своих ближайших друзей, сюда в такой час? Чтобы просить вас о помощи. Слишком долго я молчал, пока наш общий враг, вам известно, о ком я, о Вьери Пацци, безнаказанно распространял по городу клевету о моей семье, смешивал имя Аудиторе с грязью и не оставлял жалких попыток унизить моих близких. Обычно я не опускаюсь до того, чтобы марать руки о шелудивого пса, но…

Он не договорил, потому что большой, каленый камень прилетел со стороны моста и упал возле его ног.

– Прекрати нести чушь, глупец, – раздался голос.

Юноша и группа вокруг него, как один, обернулись на голос. Парень уже знал, кому он принадлежит. Другая группа под предводительством молодого человека пересекала мост с южной стороны. На их предводителе был роскошный красный плащ, удерживаемый пряжкой в виде эмблемы – золотые дельфины и кресты на синем фоне, поверх темного бархатного костюма, ладонь его лежала на эфесе меча. Он считался красавцем, но впечатление портили жестоко сжатые губы и слабый подбородок, также он был полноват, что, впрочем, не сказывалось на силе его рук и ног.

– Добрый вечер, Вьери. – Невозмутимо ответил юноша. – Мы как раз разговаривали о тебе. – Он поклонился с преувеличенной учтивостью, хотя и выглядел удивленным. – Но ты должен простить меня, я не ожидал увидеть здесь тебя. Обычно Пацци действуют чужими руками.

Вьери двинулся вперед и остановился вместе со своими людьми на расстоянии в несколько ярдов до противников.

– Эцио Аудиторе! Ты избалованный щенок! Да твоя семейка прячется за спины охраны при первых же признаках неприятностей. Трус! – Он схватился за рукоять меча. – Боишься сам взяться за дело?

– Что тебе сказать, толстяк Вьери. В последнее время твоей сестре Виоле нравилось, как я за нее брался, – Эцио широко улыбнулся врагу, с удовольствием слыша за спиной одобрительный смех своих союзников.

Но он понимал, что зашел слишком далеко. Вьери покраснел от ярости.

– Тебе это не под силу, ублюдок. Посмотрим, дерешься ли ты так же хорошо, как треплешься.

Он развернулся к стоящим у него за спиной людям и подняв меч над головой, крикнул:

– Бей ублюдков!

Еще один камень просвистел в воздухе, но на этот раз он был брошен прицельно. Он вскользь ударил Эцио по лбу, оцарапав кожу до крови. Эцио мгновенно отшатнулся, когда град камней полетел в них, брошенный руками сторонников Вьери. Его собственным людям едва хватило времени, чтобы собраться вместе, пока банда Пацци не налетела на них. Борьба началась так стремительно, что уже не оставалось времени вытащить мечи и кинжалы, и две банды сцепились в рукопашную.

Бой был тяжелым и беспощадным – жестокие удары и пинки сопровождались характерным хрустом ломающихся костей. Эцио, которому кровь из рассеченного лба мешала нормально видеть, разглядел, как двое из его лучших людей оступились, упали, и были растоптаны убийцами Пацци. Вьери рассмеялся, совсем рядом с Эцио, и снова замахнулся, целясь последнему в голову, его рука сжимала тяжелый камень Эцио упал на корточки, и удар пропал впустую, но расслабляться было рано, сторонникам Аудиторе приходилось хуже всего. Прежде чем Эцио сумел подняться, он сумел вытащить кинжал и кинул, целясь в бедро крепко сложенного головореза Пацци, который оказался рядом с ним с обнаженными мечом и кинжалом в руках. Кинжал Эцио прорезал ткань и вошел в мышцы и сухожилия, мужчина закричал от мучительной боли и отступил, бросив оружие и схватившись обеими руками за кровоточащую рану.

Эцио огляделся и увидел, что Пацци, окруженный союзниками, оттеснил людей Эцио к одной из стен церкви. Чувствуя, что силы к нему возвращаются, Эцио побежал к своим. Увернувшись от скифского меча другого бандита Пацци, Эцио ударил его в покрытую щетиной челюсть и с удовлетворением заметил, как вылетели зубы, а нападающий упал на колени, оглушенный ударом. Он призвал своих людей поздравить его с этой победой, но, по правде говоря, мысли Эцио были сосредоточены на том, как отступить, сохранив достоинство. И вдруг он услышал хорошо знакомый веселый и звучный голос, перекрывший шум битвы, окликнувший его из-за спин банды Пацци.

– Эй, братишка, какого черта ты тут творишь?

Сердце Эцио забилось от радости, и он сумел восстановить дыхание.

– Федерико! Что ты здесь делаешь? Я думал, ты как обычно кутишь где-нибудь.

– Ерунда! Я знал, что ты что-то задумал, и решил посмотреть, сможет ли мой братишка постоять за себя. Но, как вижу, тебе еще понадобится урок или два!

Федерико Аудиторе, на несколько лет старше Эцио, был старшим сыном Аудиторе. Это был крупный человек с большими аппетитами во всем – в еде, в любви и в драке. Он набросился и столкнул лбами двух Пацци, ударил в челюсть третьего, и, раздавая удары направо и налево, встал спиной к спине с братом. Федерико казался островком спокойствия среди царящего вокруг насилия. Собравшиеся вокруг члены его группы удвоили их успех. Наемники Пацци терпели поражение. Несколько работников верфи собрались на безопасном расстоянии, наблюдая за дракой. В неверном свете Пацци принял их за сторонников Аудиторе. Именно это, а также зубы, выбитые стремительными ударами рычащего в пылу драки Федерико, заставили Пацци запаниковать.