Таверна «Не уйдешь!»

Воздух был прозрачен, небо с высокими облаками, светло-голубое вверху, было затянуто у горизонта тёмной полоской, ветви кипарисов, встрепенувшись, тянулись вверх, к солнцу. Клара Юргенс стояла возле могильного камня и думала свою тяжёлую думу. Рядом находился её 18-летний сын Клэй, также думавший свою юношескую думу. Тени, едва обозначенные солнцем сквозь облака, так мистически действовали на душу, что, казалось, будто свои «думы» есть у травы, у деревьев, у неба и даже у надгробия с начертанным на нём именем: Удо Юргенс. Ровно шесть лет прошло с тех пор, как изуродованное тело попавшего в ДТП мужа Клары, Удо Юргенса, было похоронено здесь.

— Слушай, ма, мы приедем домой, и я буду свободен, а? — спросил Клэй. Бледный и худой, как жердь, разговаривавший так, будто его рот забит кашей, постоянно бормотавший что-то под нос, словно рэпер, он стал выспрашивать, не будет ли сегодня каких-либо дел — ему хотелось, не отвлекаясь, пройти все уровни новой компьютерной игры.

В этот момент туловище миссис Юргенс накренилось, и она стала прохаживаться, корчась от боли.

— Проклятая спина, — кряхтела она.

— Спина? — пробормотал Клэй, поддерживая мать.

— Спина, голова, всё вместе, что-то во мне там, на хрен, происходит.

Приступ скоро закончился, и миссис Юргенс возвратилась к надгробию, чтобы поговорить с покинувшим её супругом.

— …дикарское и чувственное восприятие мира лишило тебя многих душевных возможностей, есть вещи, которые навсегда остались для тебе недоступны, тебе недоступен был мир возвышенных чувств. И посмотри, чем ты кончил… Но я всё равно любила тебя таким, каким ты был…

Оказавшись дома, в своей комнате, Клэй вскрыл коробку с игрой «Rage» и запустил её на приставке. Герой на экране очень суров, настоящий мужик. Его преследует вооруженная банда. Клэй стал расстреливать бандитов. В дверь просунулась голова матери: «Я приготовила обед». Клэй, не оборачиваясь: «Окей, щас приду». Она ушла, затем вернулась.

— Ништяк игра! — бросил он через плечо.

— Это прислали от Spydee?

— Да, мам.

— Уж очень воинственная.

— В самый раз.

Клэй превратил голову бандита в кровавое облако. И продолжил беззаботно отстреливать остальных злодеев — бах, бах, бах, бах! Понаблюдав некоторое время за игрой, заботливая мама сказала:

— Ладно, оставь на потом, а то всех расстреляешь, некого будет убивать после обеда.

После совещания, в холле, заместитель директора клиники Артур Уомак взял под руку и решительно отвёл в сторону Майкла Гудмэна. И в своей обычной жестковатой манере предложил куда-нибудь съездить пообедать. Майкл нехотя согласился.

Встреча с Артуром проходила не в его любимой байкерской таверне, а, по настоянию Майкла, в отделанном розовой штукатуркой и украшенном зелёными навесами Cafe Vida, заведении, специализирующемся на здоровой пище. Майкл первым делом заказал себе напиток из капусты.

Холодным взглядом рассмотрев девушек за соседним столом, судя по всему, лесбиянок-феминисток, Артур сказал:

— Давно хочу спросить: отчего у тебя такая привязанность к этим блеклым цветам — бежевый, зеленый, желтый? Ни разу не видел тебя в строгом тёмном костюме. Да и все твои машины каких-то невзрачных расцветок.

— Гм… на вкус и цвет приятелей нет.

— Что значит «на вкус и цвет»? У тебя мужественная внешность и характер соответствующий, ты успешный парень и добьёшься в жизни ещё больше, и цвета должен выбирать соответствующие! — доверительность и теплота, возникавшие из интонаций голоса Артура, обожженного виски и сигаретами, смягчали резкость высказываний; к тому же у собеседников давно сложились дружеские отношения, позволяющие подобные замечания.

— Ну не знаю. Моя жена Адель любит строгие тона, в частности обожает чёрный. Мы прекрасно уживаемся, и она не считает, что мои любимые цвета — немужественные.

В данный момент Артур Уомак был облачен в тёмно-синий, как ночное небо, костюм, который, как и все остальные его костюмы, мрачной глубиной своего тона гармонировал со всем его величавым обликом.

Артур сказал:

— А я считаю, что чёрный, синий… на худой конец тёмно-серый… в общем, я уверен, что настоящему мужчине пристало носить одежду строгих оттенков.

— В теме внешнего вида в последнее время происходит сплошная подмена понятий, — многозначительно сказал Майкл, с тревогой отмечая, что его собеседник уже навеселе, и дело не в бокале вина, который он осушил залпом и попросил повторить. Очевидно, он поддал ещё на работе и сел в таком виде за руль своего чёрного-пречёрного Lincoln Town Car. — У тебя цветовая нетерпимость — одна из разновидностей фобий. Надеюсь, это лечится.

Получив отпор, Артур переменил тему и заговорил о женщинах. Он находился в припадке откровенности и необходимости поговорить, особенно характерном именно для выпивших людей его размашистого типа. Обычно, находясь в подобном состоянии, он описывал свои любовные приключения, причем во многих случаях явно фантазировал и преувеличивал. Майкла приятно удивляло, что ни об одной из своих многочисленных жертв он не отзывался дурно; во всех его воспоминаниях было нечто вроде смеси разгула с нежностью. Это был очень особенный оттенок чувства, характерный именно для него, в нём была несомненная и невольная привлекательность, и Майкл понимал, почему этот человек мог иметь успех у многих женщин.

В этот раз он заострил внимание на одной из них — на Элле Минетта, «которую никто никогда не затмит».

— …но лучше за всю жизнь не было никого, чем моя Элла, — вздыхал он.

Вот и сейчас, сделав несколько жадных глотков вина, он рассказал Майклу то, что ему уже было известно во всех подробностях, а именно то, что Элла обладала всеми решительно достоинствами (что само по себе удивительно), но удивительнее всего было то, что она ездила на мотоцикле лучше любого байкера.

— А уж как она работала языком… о боги!

(в устах стареющего плэйбоя любая пошлость вдруг оказывалась исполнена суровой и пугающей значительности).

— Одного ей не хватает — фантазии, — отметил Майкл, которому довелось однажды побывать в компании Эллы, во время одной из вечеринок в доме Артура, половину времени которой Элла томно вздыхала, другую половину — шутила на тему вагины.

Впрочем, в этот раз Артур ограничился кратким монологом, посвящённым прелестям бесовки Эллы, прошёлся, с употреблением эксплицитной лексики, по тому, как она внезапно исчезла из города, не попрощавшись и не сообщив, куда направляется, и подробно остановился на том, как обнаружил её фото в интернете.

— …да-да, не просто фото, а парочка изображений в голом виде на пляже, потом в обнимку с каким-то мужиком. Было много других фотографий, с другими девушками, я стал искать, где оставить сообщение, но нажал на какую-то ссылку и оказался на другом сайте, опять на что-то нажал, и потом не смог найти ту страницу, где была Элла.

— А что это был за сайт?

Артур пустился в объяснения:

— Я толком не понял, я вообще искал в Гугле тренажеры для отделения реабилитации, для тредмила, выскочили фотографии по этой тематике, я стал их просматривать, и тут увидел фотографию Эллы, перешёл на какой-то сайт, а там целая галерея. Я так и не понял, что за фигня, потому что бабы все разные, в разной обстановке. Черт, надо было мне раньше освоиться с интернет-особенностями, вот как мне теперь её найти?

— Знаешь, сейчас очень много таких пользователей, я их называю интернет-онанистами, которые вывешивают в своих блогах фотки голых баб. Какая-нибудь девушка выложит своё обнаженное фото, и через день оно красуется на тысячах интернет-страницах, возбуждая интернет-пользователей.

— Ну… Элла кого хочешь перевозбудит.

Майкл усмехнулся:

— Чтобы появиться в дрочерском блоге, необязательно обладать красотой Эллы. Они всеядны. Даже если мы с тобой сфотографируем свои голые волосатые задницы и выложим их в интернете, то найдутся охотники подрочить и на них.