Страница 7 из 8
При этом Пахомий жил задолго до великого спора между нестяжателями и иосифлянами, который будет сотрясать в XVI веке церковь Московии (не называю ее русской, так как церковь в Великом Княжестве Литовском была не менее русской). Но и Пахомию взрывоопасность темы церковного землевладения была уже видна. Корректно позицию нестяжателей в начале XVI века сформулирует ученик преподобного Нила Сорского Вассиан Патрикеев, отвечая Иосифу Волоцкому: да, византийские и древние русские святые владели селами, но бесстрастно, а вы, иосифляне, полагаете в них и в земном богатстве монастырей смысл вашей монашеской жизни, и поэтому вам селами владеть нельзя (Вассиан и с ним все нестяжатели считали, что и вообще в России монастырское землевладение надо запретить; это исполнила только в 1764 году Екатерина Великая).
Вот и Кирилл, и его близкие преемники, а точнее, не они лично, а возглавлявшийся ими монастырь, владели селами, но бесстрастно, и сами селяне от этого сильно выигрывали. Но, увы, до поры до времени.
Самое же главное, что дарственные грамоты на села соединились в смертный приговор тому монастырю, в котором единственно видел смысл Кирилл.
Так бывает: нечто не имеет в себе греха, но является ошибкой с фатальными последствиями.
Интеллектуальная жизнь
Наряду с физическими трудами, монашеская жизнь по уставу Кирилла предполагала труды интеллектуальные. Неграмотного мальчика Мартиниана он обучил чтению и переписыванию книг. Грамотность для монашествующих считалась нормой, пусть и не всегда достижимой для тех, кто принимал монашество в зрелом возрасте. А круг чтения, помимо богослужебных книг и Евангелия, составляли прежде всего аскетические писания, обучающие монашеской жизни в целом, трезвению (то есть контролю над помыслами) и внутренней молитве. Читали и житийную литературу. Таков, приблизительно, был состав библиотеки монастыря при святом Кирилле. Об этом можно судить по тем книгам, которые дошли от той библиотеки до нашего времени. Их не так уж мало – целых двадцать четыре томика, о которых точно известно, что они были созданы в Кирилловом монастыре при жизни основателя, причем двенадцать из них относились к личной келейной библиотеке Кирилла. Кроме того, были некоторые книги практического назначения: выписки из сборников церковного и светского права, пособия по календарным вычислениям, а также – далеко не в последнюю очередь – по медицине.
В сборнике, который Кирилл понемногу собирал для личных и практических нужд, наряду с наставлениями об умной молитве, молитвами и церковными правилами находятся медицинские выписки и, в частности, фрагменты перевода грекоязычного трактата римского врача II века Галена с толкованиями на Гиппократа (это и важнейший для потомков источник текстов самого Гиппократа, и вообще медицинская классика на протяжении всего Средневековья). Также Кирилл записывал для себя, по каким числам можно, а по каким нельзя лечить кровопусканием (универсальное медицинское средство средневековой медицины) и как это все связано с фазами Луны. Лет через пятьсот наши современные медицинские учебники вряд ли будут выглядеть намного разумнее.
Состав монастырской библиотеки точно передает интеллектуальную атмосферу. То, что мы видим в библиотеке времен Кирилла, соответствует такому образу жизни, когда для монахов на первом месте молитва, а на втором – помощь людям в их разнообразных нуждах, среди которых медицинские обычно самые главные. О Кирилле рассказывается много чудес, когда он исцелял молитвой, но, очевидно, ему приходилось быть и обычным врачом.
При игумене Трифоне состав библиотеки резко изменится. Аскетическая литература почти исчезнет, а наставления об умной молитве исчезнут вовсе.
Утратится и интерес к медицине. Зато появятся учебники по догматике, как, например, «Точное изложение православной веры» Иоанна Дамаскина. Учебники-то хорошие и бесспорные, но система обучения, не основанная на умной молитве, не могла привести к их адекватному пониманию (ведь и сами авторы подобных текстов, святые отцы, писали их не для аудитории философов или студентов философии, а для аудитории православных верующих; сами они жили внутренней молитвой, и читателей подразумевали таких же).
Но при Трифоне интеллектуальные труды монахов монастыря были переориентированы на другую задачу – на штамповку биороботов для церковного чиновничества, которым важны внешние знания, а всякая излишняя религиозность неуместна.
Той же цели штамповки биороботов – только не для одной лишь церковной бюрократии, а для разнообразных нужд, – был подчинен введенный Трифоном устав, который он назвал общежительным. Общежительности как таковой в нем было не больше, чем в предыдущем уставе, но принципиальным нововведением стало отлучение учеников от старцев. Теперь послушники и новоначальные монахи жили отдельно и уже не только не могли добровольно выбирать себе старца, но и вообще почти не имели возможности общаться со старшими монахами. Вместо этого они оказались под контролем нескольких специально назначенных монахов, которые следили только за внешней дисциплиной. Это принципиально другой подход к человеку, когда особенности его личности не просто не учитываются в духовном воспитании, но нарочито уничтожаются до создания из монашествующих однородной биомассы. Так в монастырских лабораториях Средневековья предварялись промышленные разработки тоталитарных режимов ХХ века.
Икона-портрет
В Третьяковской галерее хранится маленькая икона из Кирилло-Белозерского монастыря, на которой святой Кирилл запечатлен портретно. Это не уникальный, но редкий случай для Средневековья. По кирилловскому монастырскому преданию, икона написана за три года до смерти Кирилла, в 1424 году, пришедшим к нему иконописцем Дионисием, игуменом Глушицким.
Дионисий сам был одним из замечательных святых Северной Фиваиды – не связанный с кругом Сергия Радонежского, но воспитанник той же исихастской традиции. Он унаследовал ее в юности, в 1380-е годы, от тогдашнего игумена Спасо-Каменного монастыря на Кубенском озере (это по дороге от Вологды на Кириллов), тоже Дионисия, у которого постригался в монахи. Этот Дионисий был греком, афонским пострижеником и иконописцем. Он передал юноше Димитрию свое монашеское имя Дионисий, искусство иконописца и подлинный, то есть внутренний монашеский настрой. Сам Спасо-Каменный монастырь
Кирилл Белозерский. Икона письма Дионисия Глушицкого. 1424
Искусствоведы оспаривают достоверность монастырского рассказа о происхождении иконы-портрета святого Кирилла, основываясь в особенности на том, что Кирилл был сразу изображен с нимбом. Ясно, что если бы на месте иконописца Дионисия оказались сами эти искусствоведы, то они бы нимба не нарисовали. Не менее ясно, что и Кирилл не разрешил бы рисовать себе нимб. Но при чем тут Дионисий? Едва ли он не почитал 87-летнего уже Кирилла во святых, пусть и при жизни, и он не был обязан Кириллу послушанием, чтобы спрашивать его разрешения нарисовать нимб. О таких вещах со святыми лучше не советоваться.
Молитва
Житие положено заканчивать молитвой к святому. О чем бы помолиться именно святому Кириллу? Конечно, тем, кто приходит к месту его подвигов и к почивающим под спудом его святым мощам, лучше там помолиться обо всех вообще своих нуждах. Но некоторые молитвы особенно уместны со стороны двух категорий граждан: монашествующих вкупе со стремящимися к тому и верующей интеллигенции; обе эти категории могут пересекаться.
Монашествующим, пожалуй, хорошо бы помолиться о том, чтобы и в нашем современном мире мы не оставляли умной молитвы и укреплялись через поддержку богоустановленных «сотовых структур» монашеской организации.
А интеллигенции, пожалуй, стоит молиться о познании смысла и приобретении дара спасительных Депривации и Медитации (иначе говоря, аскетики и умной молитвы).