Страница 27 из 46
Машина выдала последние расчеты. В шестнадцать часов тридцать минут, полтора часа спустя после начала опыта, Яков Иванович оттолкнул стол. Поднялся.
– Бесполезно далее тянуть время! Я настаиваю – антенна перегружена тридцатью – сорока килограммами живого груза. Дальше решайте сами. Установка – ваша. Я бы прервал опыт.
Он сделал символический жест – умываю, мол, руки – и снова потащил к себе бумажную ленту. Радист-оператор из глубины зала прокричал:
– Бухара передает! «Ясень» жалуется на жару, просит послать холодного пива!
Кто-то засмеялся. На него цыкнули. Директор института утирал пот, как будто ему тоже было жарко.
Тогда начальник Проблемного отдела, молодой академик, решительно вышел к пульту управления.
– Гайдученко прав, товарищи… Прерываю опыт. «Ясеня» предупредить о досрочном возврате через…
Вот здесь и затрещал звонок. Академик сердито обернулся. И раздался отчаянный голос бабушки Тани:
– Яков, сынок!..
Странная наступила тишина. Испуганная. Резко застучал секундомер в затихшем зале. Яков Иванович пролетел к двери, на ходу спросив у директора:
– Разрешите?
Директор замахал на него платком: «Иди, иди». И все смотрели, как Гайдученко вынесся за порог. Академик первым отвел глаза, кашлянул и открыл было рот, но дверь опять распахнулась и, пятясь, вошел Яков Иванович. Он вел за плечо Квадратика.
Все так и подались вперед со своих мест и вытянули шеи.
Яков Иванович наклонился к Игорю.
– Говори толком, хлопец! Что случилось?
– Вы Яков Иванович? – неторопливо спросил Игорь.
От любопытства у него разбегались глаза – он старался смотреть на собеседника, а глаза косили.
– Ну говори поскорее!
– Катерина ваша… переместилась! – решился Игорь.
Его поняли сразу. Академик подскочил к нему, теряя булавку из галстука.
– Откуда переместилась, живее?!
– С Верхних Камней в пятнадцать ровно, как раз запищало по радио, – обстоятельно ответил Квадратик.
И снова стало тихо.
В тишине Яков Иванович подошел к расчетному столу, поднял бумажку за уголок и проговорил:
– Ну вот, видите? Тридцать пять килограммов!
И сейчас же резко, звонко крикнул академик:
– Операторы, связь! Срочный возврат! Передать «Ясеню» – он остается в Бухаре, пусть немедленно выйдет из зоны! Немедленно! Всю мощность на возврат из лепестка, всю мощность, вы меня поняли, Зимин?! Стянуть лепесток сюда, сюда! – Он потопал сверкающим ботинком по полу. – Все по местам! Внимание!
Лаборатория замерла. Директор замер с платком в толстой руке. Гости приподнялись на стульях. Оператор кричал в микрофон:
– «Ясень», «Ясень»! Немедленно покиньте зону, повторяю – немедленно покиньте зону! Для вас – всё, вы остаетесь в Бухаре, повторите, как поняли. Прием!..
С потолка зала на пол опустился толстый резиновый ковер. Тоскливо, бархатно взвыла сирена.
– «Ясень» покинул зону, – доложил оператор.
– Отсчет от десяти до нуля! Десять!.. Девять!..
Кто-то взял Игоря за руку и повел к выходу. Он подчинился. По дороге подобрал булавку из галстука сердитого ученого, положил на стул.
– Пять!.. Четыре!.. Три!.. – звенел голосом академик.
Дверь закрылась. Было шестнадцать часов тридцать восемь минут по местному времени.
23. ОБВАЛ
Капитан выхватил пистолет, повернулся и шагнул – одним движением. Пистолет черной дырой уставился Кате в лицо.
Она крепко зажмурилась. Капитан тихо свистнул, зашевелился. Катя приоткрыла один глаз. Капитан прятал пистолет в карман, отогнув полу тужурки, и рассматривал Катю – даже голову наклонил к плечу.
Спереди его длинное лицо не казалось таким узким и щучьим, как сбоку. Глаза были темно-синие, вполне человеческие и смотрели даже с сочувствием.
– Добрый вечер, сэр! – прошептала Катя.
– Гм, доброе утро…
Капитан прошелся от стены к стене, постукивая фанерой.
Катя ждала, не вылезая из угла, крепко закусив кулак.
– Как вас зовут?
Катя молчала.
– Вы любите шоколад? – Он вынул из бокового кармана плитку. – Не бойтесь, берите!
Катя пробормотала:
– Огромное спасибо! Не хочется.
– Понимаю вас. Послушайте, юная леди… Послушайте-ка меня внимательно. Отведаете шоколада, может быть?.. Как вам угодно… – Он подошел и присел на корточки. – Я вас пальцем не трону. Буду кормить шоколадом до отвала. А вы мне скажете, кто вас сюда привел. Я – капитан «Голубого кита», Эриберто Солана.
…Серо-голубой квадрат отсека, дрожащий синий свет, циферблаты приборов – все это качнулось и поплыло перед Катиными глазами. Сухой корабельный запах сменился спиртовым духом «бутылочного войска», и послышался ленивый сиплый голос:
«Морского дракона» купило неизвестное лицо… Хотите знать фамилию? Солана… бразильский подданный. Я думал, что бразильские вояки обзаводятся атомной субмариной…"
Значит, вот оно как… Значит, она попала на атомную подводную лодку. Игорь был прав: на ту самую подводную лодку, о которой говорили англичане.
Ой, неужели ей все это не снится?
Капитан Солана спрятал шоколад в карман таким жестом, каким только что прятал пистолет. Катя почему-то заметила, что указательный палец на его правой руке блестит, как позолоченный. От золотых мундштуков сигарет.
– Молчите? Совсем, совсем напрасно. Понимаю, вы боитесь своего приятеля. Да, правда? Не следует его бояться, на корабле все – мои подчиненные. Я защищу вас.
Он прошелся еще раз от угла до угла, легко поднимая длинные паучьи ноги. Ох, не зря Катя заочно прозвала его Пауком! Таких людей она еще не видывала. Она могла поспорить, что он не врет. Честно собирается кормить шоколадом. Как Мака – живой рыбешкой. Чтобы слушалась.
– О, вы непростая девочка!.. Это внушает уважение. Мне жаль даже, что вы видели рыбу… Ведь видели?.. Опять молчите? «Жуткий молодец», а? Нет, серьезно, мне жаль, что вы с ней говорили. За это придется продержать вас взаперти до конца рейса.
Он вдруг приблизил свое лицо к Катиному и спросил:
– Вы обрадовались? Чему это вы обрадовались? – Он трагически заломил брови. – Какой вы интересный экземплярчик!
Катя упрямо молчала. Пусть взаперти, лишь бы остаться на месте до перемещения. Потому она и обрадовалась. Сообразила, что ее здесь и оставят, только запрут.
– Лю-бо-пытный экземпляр… – бормотал Солана, разыскивая что-то в ящиках. – Будет очень-очень жаль, м-да… Я поклясться могу – здесь был моток провода… целый моток! Провод вы не съели?
Опять его длинные глаза остановились на Катином лице. И она еще немного подалась назад.
– Совсем, совсем напрасно вы меня боитесь, мисс. Если вы мисс, а? Напрасно, напрасно… Без нужды я никого, гм, не обижаю… – Он бормотал это, выуживая из ящика тонкий ярко-синий провод. – Например, если вы расскажете, кто вас привел на субмарину, обращение с вами будет хорошее. А так – неважное… мисс. Пожалуй, провода мало. Где-то был еще, потолще… Я должен кое-что подключить… подключить…
Катя молчала. Пусть запирает. Отстать от перемещения – вот что ей казалось хуже смерти…
Пол качнулся. Гулко булькнуло за стеной, прошуршала фанера. Капитан, еле устояв на ногах, пробежал налево и схватился за какой-то прибор – вытянул цилиндрик на железной гармошке. Тихий, отчетливый голос проговорил:
– Тревога! По местам стоять, по местам стоять. В отсеках осмотреться.
Пол наклонился довольно сильно, ноги заскользили по фанере. Катя схватилась за железный шкаф и машинально заметила время. Четыре часа сорок минут.
– Говорит капитан. – Паук шептал в цилиндрик. – Говорит капитан. Старшему помощнику доложить обстановку. Я в носовом отсеке.
– Есть доложить обстановку… – начал голос.
Капитан перебил его вопросом:
– Глубина, глубина?
– Пятьсот, капитан. Глубина не увеличилась, дифферент одиннадцать градусов, сэр. Очевидно, донный оползень, сэр. Вы придете в центральный пост? Следовало бы продуться.