Страница 65 из 111
«Что делать? Что делать? – только одна эта мысль и билась сейчас у него в голове, лишая всякой способности соображать. – Сейчас на помощь к нему подоспеют другие, меня убьют или схватят, а это значит, что меня возьмут в плен, а плен для советского офицера – это же хуже смерти…»
Шаги немца на лестнице между тем смолкли, и Петр подумал, что это очень плохо. Видимо, тот решил обойти его по лестницам, что шли наверх справа или слева, во всяком случае, такое вполне могло быть. Тут он сообразил, что если этот немец приехал сюда на машине, и та от школы отъехала, то это значит, что его ребята могут подъехать к ней буквально в любую минуту. Пойдут в школу его искать и могут запросто нарваться на выстрел. «Значит, с этим немцем необходимо кончать немедленно! Но как? Уж больно громко отдаются тут шаги, полы‑то ведь каменные…»
И тут его осенило! Так быстро, как он не делал этого еще никогда, старший лейтенант Скворцовский стащил с себя сапоги и прямо в портянках побежал на цыпочках в конец коридора, где громоздилась целая куча из парт. Стараясь не произвести ни звука, он, словно уж, заполз между ними и осторожно просунул дуло своего нагана в оказавшееся сквозным отверстие для чернильницы. Сердце у него билось так сильно, что, казалось, вот‑вот должно было выскочить из груди. Однако в самой школе было очень тихо! Потом он услышал легкий шорох, и в конце коридора показался его фриц, поднявшийся, как Петр и предполагал, по шедшей наверх боковой лестнице. И самое интересное, что он тоже был без сапог! Впрочем, шел по коридору он очень уверенно и всякий раз, проходя мимо двери класса, распахивал ее настежь. «Ишь, думает, что я такой дурак, чтобы прятаться в классе, – усмехнулся, увидев это, Петр. – Ну, держись…»
Он не стал, подобно героям кинофильмов, произносить сакраментальной фразы типа: «Поворотись лицом к смерти, гад!», а просто выстрелил ему в спину, когда немец оказался поблизости от его убежища. Эсэсовец взмахнул руками, рухнул на пол, да так и остался лежать не шевелясь.
Первым делом после этого Петр Иосифович надел сапоги и только после этого подошел к своему убитому противнику. По знакам различия это был обер‑лейте‑нант. Причем явно большой пижон, так как вместо табельного оружия у него был бельгийский «Браунинг» образца 1922 года с удлиненным стволом, а на поясном ремне для чего‑то был привешен небольшой японский кинжал для харакири в черных лакированных ножнах, расписанных золотыми цветами. Из нагрудного кармана торчала толстая коричневая сигара…
Ничтоже сумняшеся старший лейтенант Скворцовский тут же забрал у него пистолет, кинжал, вытащил из кармана сигару, стащил через голову сумку с бумагами. «Рудольф фон Бергов», – прочитал он в его офицерской книжке и тут же понял, что где‑то уже встречал и эту фамилию, и даже видел лицо этого немца, едва ли не столь же молодого, как и он сам.
За окнами школы послышались гудки его машины. Он начал спускаться вниз по главной лестнице и тут вдруг увидел фотографию только что убитого им фашиста, висевшую… на доске почета! Да‑да, это был точно он, его лицо, зачесанные на прямой пробор русые волосы, прямой честный взгляд. «Рудольф Бергович Бергов окончил школу с золотой медалью в 1939 году», – прочитал он сделанную ниже фотографии надпись и только сейчас наконец‑то понял, что этот самый фашист, эсэсовец, оказывается, когда‑то был здесь учеником!
В машину он уселся с таким лицом, что Остап с Нанавой тут же поняли, что за то время, что они отсутствовали, с их командиром случилось что‑то неприятное. Однако он не дал им времени на расспросы.
– Быстрее! – крикнул он. – Сейчас сюда немцы пожалуют, они уже приезжали… – И их Остап тут же надавил на газ.
– Что случилось? – спросил он, выруливая на дорогу. – На вас просто лица нет!
– Я там в школе убил немца.
_ ?
– Да‑да, пока вы ездили за продуктами. Я пошел по лестнице вниз. Смотрю – а тут он поднимается мне навстречу… Обер‑лейтенант, эсэсовец… И давай он за мной по всей школе гоняться… Ну я его тут же и шлепнул, а он, оказывается, когда‑то в этой школе учился, вы представляете? И даже в 1939 году ее с золотой медалью окончил. Рудольф Бергов – вот как его звали, а это вот все, что я у него забрал, – и Петр предъявил Остапу с Нанавой свои трофеи. – Сентиментальный, однако, даром что эсэсовец. Приехал на родную школу взглянуть, а может быть, искал помещение для штаба или чего‑нибудь еще… – стараясь казаться спокойным, закончил он свой короткий рассказ.
Они успели свернуть с улицы влево, когда позади них возле самой школы, откуда ни возьмись, появился немецкий легкий танк и дал им вслед пулеметную очередь.
* * *
– А мы, – стараясь также выглядеть непринужденным, но все время оглядываясь назад, прокричал ему Остап, – нашли склад, а там все вверх дном перевернуто, но кое‑что мы все‑таки там взяли. Нанава вино даже какое‑то свое грузинское нашла… Несколько ящиков! Видно, с вином никто не захотел связываться, вот они там его и бросили…
– Какое вино, Нанава?
– Киндзмараули, – ответила та, – это такое сухое вино…
– Вот как бывает! – восхитился Остап. – А я всегда думал, что вино мокрое! Ха‑ха!
Проехав через большой пустырь, они оказались возле железной дороги и проехали под ней через небольшой, однако выложенный камнем подъезд. Затем, оказавшись среди каких‑то деревянных домишек, опять куда‑то повернули и вдруг оказались возле самого тюремного замка, от ворот которого к ним наперерез вдруг бросился какой‑то пожилой майор с петлицами войск НКВД.
– Стойте, стойте! – закричал он, придерживая на бегу обеими руками фуражку, которая так и норовила свалиться с его совершенно лысой и потной головы. – Вы куда? Вас же ко мне должны были прислать…
– Я старший лейтенант Петр Скворцовский, офицер связи из штаба обороны города. Имею приказ отходить вместе со всеми на правый берег Суры. Вот мы и отходим…
– Никуда вы не отойдете, – закричал майор, – пока мне не поможете! Я начальник этой тюрьмы. С утра прошу прислать мне команду для ликвидации собранных здесь особо опасных преступников, а у меня даже мою собственную тюремную охрану забрали! Говорят, пришлем вам людей, а их все нет и нет…
– И что же вы мне предлагаете?
– Я не предлагаю, а приказываю вам, лейтенант, немедленно, я повторяю, немедленно поступить в мое распоряжение и идти со мной выполнять приказ по уничтожению отъявленных врагов нашей Родины: немецких агентов, предателей‑власовцев, фашистских наймитов и диверсантов. Вы понимаете, что будет, если сейчас же их не уничтожить? Они же опять к немцам придут и нам такое устроят…
– А почему же их тогда не эвакуировали?
– Какая там эвакуация?! Вы что, в своем уме? Их, понимаете ли, надо, необходимо всех немедля расстрелять, а вы какую‑то мне чушь несете… Эвакуация! Смерть за смерть! Кровь за кровь! Они же все предатели Родины, вы что, не понимаете?!
– Ну раз предатели… – лейтенант Скворцовский вылез из джипа и подошел к майору. – Приказывайте…
– Мне будут нужны все ваши люди, – затараторил обрадованный майор, вытирая большим клетчатым платком вспотевший от жары лоб. – А то у меня всего лишь два стрелка военизированной стрелковой охраны и те женщины в годах, – и он указал на двух женщин в мешковатой форме тюремной охраны с двумя какими‑то странно большими автоматами в руках, которые они держали как грабли.
– Нет, Нанава пусть останется здесь, в машине, – заявил Петр, – и дежурит с пулеметом у входа, а то мы видели немцев всего лишь в километре отсюда. Как бы они и сюда к нам не пожаловали. – Майор согласно кивнул головой, и они пошли в тюремное помещение, где по сравнению с жаркой духотой летнего знойного дня было настолько прохладно, что у лейтенанта Скворцовского по коже пробежал озноб.
По дороге майор объяснял:
– У нас тут самые отпетые. Три этажа, 36 камер, в них что‑то около 900 человек. Нам привезли четыре ящика гранат, но я, честно говоря, не знаю, как ими нужно пользоваться. У них по два кольца, и я не знаю, какое из них снимать первым.