Девятая рота (сборник)

Пацаны скучали. Чугун, подперев щеку ладонью, мучительно боролся со сном. Лютый, прикрываясь учебной тетрадью, писал письмо. Джоконда рисовал портрет капитана: карикатурно длинный английский подбородок, кружевное жабо вместо воротничка над погонами. Стас и Ряба ухмылялись, поглядывая с двух сторон на рисунок.

– Ислам – не просто другая религия. Это другой мир, живущий по своим законам, другое отношение к жизни и смерти. Правоверный мусульманин не боится смерти в бою – тот, кто погиб, сражаясь с неверными, то есть с нами, немедленно попадает в рай, где его ждет то, чего не хватало в этой жизни: вода, плоды садов и пышногрудые девы – гури…

Пацаны оживились, загудели. Капитан чуть заметно улыбнулся.

– Отношение к женщине в исламе – особый разговор. Главная святыня для мусульманина – его дом, «харам». Отсюда, кстати, произошло слово «гарем». Второе значение этого же слова – «нельзя», «запрещено». Нельзя смотреть на мусульманских женщин – «харам». Все, что касается половых отношений – «харам». «Харам» – показывать мусульманину непристойные жесты, которые всем вам так привычны, – за это можно получить пулю даже от мирного жителя. С другой стороны, мусульманин никогда не осквернит свой дом кровью. С того мгновения, как вы попали в кишлак – вы гость. Убить гостя, даже неверного, – «харам». Запомните, пока вы находитесь в кишлаке, – вы в безопасности. Но как только вы ступили за границу кишлака, тот же хозяин, который пять минут назад поил вас чаем, может выстрелить вам в спину, потому что убить неверного – это подвиг, это ступенька в рай…

Капитан остановился у стола Лютого.

– Я рассказываю это для вас, солдат, – так же ровно, не повышая голоса сказал он и требовательно протянул руку.

Лютый хотел было спрятать письмо, но капитан перехватил своими тонкими пальцами его запястье. Лютый пригнулся к столу, едва сдерживая стон. Капитан, глядя на него сверху ледяными глазами, с прежней невозмутимой улыбкой сжимал стальной захват. Письмо выпало, капитан взял его и спокойно положил на свой стол. Лютый, скалясь от боли, растирал онемевшую пятерню.

Пацаны разом подтянулись, с невольным уважением и опаской глядя на капитана. Джоконда спрятал рисунок в тетрадь.

– Итак, – капитан, как ни в чем не бывало, отошел к доске и взял указку. – Афганистан – многонациональная страна, здесь проживает более двадцати народностей. Основные: таджики, – показал он на север страны, – узбеки, туркмены, вдоль границы с Пакистаном – пуштуны, на западе – хазарейцы: монголоиды, осевшие здесь, видимо, со времен монгольского нашествия. Собственно само слово «хазар» в тюркских языках означает «тысяча»… Вам не интересно, солдат? – резко обернувшись, спросил он Рябоконя.

Тот, растерявшись от неожиданности, поднялся, пожал плечами.

– А не все равно, кого мочить?

Капитан терпеливо вздохнул и покачал головой.

– Я много раз видел вот такую щенячью самоуверенность, и до добра она никого не доводила. Если вы хотите вернуться домой живыми, научитесь уважать и понимать противника. За всю историю никому и никогда не удалось завоевать Афганистан. Ни властелину мира Александру Македонскому, ни полчищам арабов, ни монголам, которые, кстати, перед этим разорили всю Русь. Здесь трижды терпели поражение англичане.

– Но мы же победим?

– Разве мы воюем с Афганистаном? – удивленно поднял брови капитан. – Солдат, что мы делаем в Афганистане? – указал он на Стаса.

Тот вскочил за столом.

– Выполняем интернациональный долг по оказанию помощи братскому народу Афганистана в отражении империалистической агрессии! – отрапортовал он.

Капитан иронически улыбнулся и развел руками.

С криком в сто глоток сто мозолистых кулаков ввинтились в воздух. Синхронный поворот – удар ногой. Шаг назад – блок. Вперед – удар. Бой с воображаемым противником – устрашающий, почти первобытный ритуальный боевой танец…

… – Стволом! Прикладом! Рожком! Стволом! Прикладом! Рожком! – орал сержант.

С диким криком сорванных уже голосов, разбрызгивая пот с вывернутых губ, с остекленевшими глазами солдаты работали рукопашный бой с набитыми песком манекенами. Стволом в корпус. С короткого замаха – тяжелым затыльником приклада. Торцом магазина в безглазую брезентовую голову.

– Не слышу! Громче! Под дых! По печени! В морду! – все ускоряя ритм, командовал Дыгало.

Он подскочил к Стасу.

– Ты что, урод, физкультурой занимаешься? Убей его! Убей, я сказал! Убей первым! Один удар у тебя будет, чтоб жопу свою спасти! – Он вырвал автомат и отшвырнул Стаса в сторону. – Вот так! Так! Так! – Он с нечеловеческой ненавистью ударил манекен, чуть не сорвав ему голову. Бросил автомат Стасу. – Ну! Громче! Не страшно! Не боюсь! Убей!

Стас отчаянно, уже почти теряя сознание от жары и усталости, заорал и с безумными страшными глазами бросился на манекен.

– Так! – удовлетворенно крикнул сержант. – Ребра ломай! Зубы ему в глотку вбей! Убивай!!..

… – Захватил! Подсек! Бросил! Добил!

Разбившись попарно, пацаны бросали друг друга на жесткую землю.

– Добей, я сказал! – Дыгало рванул к себе за плечо Рябу, заорал в лицо. – Бросил – добей, ты понял меня, урод? В спину только мертвые не стреляют! – Он швырнул Рябу на противника. Отступил, чтобы видеть всех сразу. – В полную силу работаем! Что вы жметесь, как целки? Лишний раз по морде полезно получить – крепче будет! Давай, вмажь ему! Ну, давай! – натравливал он пацанов друг на друга. – Стоп! – заорал он. Упер палец в Воробья. – Воин, ко мне!

Воробей подошел, стал напротив.

– Слушай, сынок, – сказал сержант. – Ты дрался когда-нибудь в жизни? Во дворе? В детском саду хотя бы, за лопатку в песочнице?

Воробей молчал.

– Ко мне! – кивнул Дыгало Стасу. – Смирно!.. Бей его по лицу! – велел он Воробью.

Тот посмотрел на Стаса, стоящего навытяжку с опущенными руками.

– Ты понял приказ, воин?!

Воробей неловко замахнулся, пересиливая себя, и ударил вскользь.

– Девочку свою по трусам гладить будешь! – заорал Дыгало. – Я сказал – выруби его!

Воробей ударил чуть сильнее, сдержав в последнее мгновение руку.

Дыгало досадливо дернул головой.

– Бой! – коротко велел он.

Оба стали в стойку, закружились друг около друга. Стас несколько раз достал Воробья по лицу.

– Давай, Воробей! Ну, давай! – пытался подбодрить он, но тот только защищался, стараясь захватить его за руку.

– Кончай бальные танцы! – крикнул Дыгало. – В полный контакт, я сказал!

Стас, постепенно входя в азарт, ударил Воробья с правой, разбив ему нос. Тот упал на колени, растирая хлынувшую ручьем кровь.

– Встать! – Дыгало пнул его по ребрам. – Встать, я сказал! Бой!

Они снова закружились среди обступивших их пацанов. Воробей уже только прижимал руки к разбитому лицу, пытаясь закрыться от ударов.

– Давай, Воробей! – не выдержал Лютый.

– Давай, пернатый! Давай!

Стас сильно и точно пробил ему между рук в челюсть, и Воробей повалился на землю. Сержант подошел, наступив тяжелым ботинком у самого лица, глянул на него сверху. Воробей в залитой кровью хэбэшке пытался отжаться от земли дрожащими руками.

Дыгало брезгливо перешагнул через него. За спиной сержанта Стас и другие пацаны бросились поднимать Воробья.

Вечером они, обессиленные, отупевшие от усталости, молча сидели на траве за учебным городком. Воробей время от времени шмыгал разбитым носом, трогал языком распухшие губы. Солнце подсвечивало верхушки гор, в тишине пронзительно звенели цикады.

– Скорей бы в Афган, что ли… – тоскливо сказал Ряба.

– Воробей, – вяло окликнул Чугун. – Слышь, пернатый!

– Чего тебе?

– Отнеси мой хрен поссать – сил нет.

– Да куда ему, надорвется, – сказал Серый.

Все коротко, невесело посмеялись и снова замолчали.

– Гляди, Белоснежка! – вдруг в восторге крикнул Ряба.

– Ты чо? Где? – вскочили следом еще несколько человек.