Страница 8 из 24
‑ К делу! Говори!
‑ К делу – значит к делу! А дело, доблестный Тимур, не в радость:… в дом Абдрахмана вот‑вот нагрянут сваты Саллеха!
‑ Что Абдрахман?
‑ Абдрахману все равно – было бы больше навару. Да и родственные связи Саллеха и этого… Долона – О! Как ты ловко, отправил его душу на небеса!
‑ Молчи! Речь не о Долоне!
‑ Молчу! Молчу! Ты, Тимур, единственный в мире человек, перед которым я благоговею, – говорит Чеку Барлас, целуя искренно руку Тимура.
‑ Говори! Разве мы не в состоянии помешать Саллеху? Мы в самом деле мыши!?...‑ молвит Тимур, вырвав руку и не на шутку разгневавшись.
‑ Я обдумал, Тимур. Мы освободим птичку и … упрячем в свою… клетку…
‑ Похитим!?
‑ Но зачем так грубо – мы освободим и упрячем. Скажи куда? Назови место, Тимур!
Тимур задумывается, а затем произносит:
‑ Накануне мне приснился сон: будто я сижу… у сестры Туркан в Самарканде… слушаю ее рассказ…
‑ Поистине волею Аллаха тебе приснился вещий сон! – с ходу подхватывает Чеку Барлас, – Вот мы птичку и упрячем в Самарканде! Я знаю Туркан, вашу сестру; я знаком с вашим зятем Мухаммадом! О, Тимур!..
‑ Что еще?
‑ Завтра караван из Турфана начинает торги в Кеше.
‑ Еще?
‑ Она будет там.
‑ Она прибудет в Кеш?
‑ Да, Тимур, да. У меня чешутся руки. Завтра она будет наша.
Но Тимур, полагая, что на этом деликатную беседу можно закончить, резко поворачивается, взглядом подзывает к себе Сардара:
‑ Я надеюсь, Сардар, на знания кузнеца Гуляма, я верю, Сардар, в твое усердие!.. И в твое, Чеку.
‑ Но волки ходят стаями, я один.
‑ А меч!? А твой лук!?
‑ Я один стою стаи волков – наконец‑то ты оценил меня, – восклицает восторженно и откровенно хвастливо Чеку.
‑ А ты меня, – говорит Тимур.
Тимур подводит друзей – сотников к краю проема в галерее: там продолжается тренировочная суета.
‑ Вот наша стая! – молвит Сардар. – Готова перегрызть любому горло!
‑ Молю Аллаха, – говорит задумчиво Тимур, – чтобы среди них не оказалось ни одной “газели”
32
Кеш. Большие толпы людей у прилавков, на которых разместил свои товары караван из глубин Восточного Туркестана. Масса молодых людей, в центре выделяется человек с роскошными усами и окладистой бородой, который говорит полушепотом стоящим рядом с ним людям, показывая взглядом на новых посетителей, словно комментируя:
‑ Вот… явились… этот в белом тюрбане – брат ее… эти – родственники Саллеха… Ах! Шакал не успел жениться, а уже явился с охраной!... А вот – внимание! Внимание! – Кажется, одна из этих птичек… она… Но почему обе в одинаковых платьях!? Почему!?...
Мужчина с роскошными усами и окладистой бородой в недоумении. Но вот одна из двух девушек на миг – другой приподнимает чадру, стараясь разглядеть товар – образец великолепного шелка, и этого мгновения оказалось вполне достаточно, чтобы мужчина с роскошными усами и окладистой бородой в волнении едва не воскликнул:
‑ Она!
Далее события разворачиваются так. Молодые люди вклиниваются в группу посетителей, незаметно оттирая от девушек мужчин – их охрану. В какой‑то момент один из молодых людей “гневно” набрасывается на “охранника”:
‑ Господин вы грубо толкнули меня.
На что следует не менее гневный, на этот раз искренний, ответ – начинается перепалка, а затем и всеобщая потасовка. Другая часть молодых людей еще дальше оттесняет девушек, а затем, подхватив их на руки, исчезают с ними в толпе…
33
Небольшое помещение. У стены, прямо на полу, рыдая, сидят знакомые нам девушки в чадрах. Рядом – несколько молодых (и тоже знакомых нам по предыдущему эпизоду) людей. Вот к плачущим девушкам подходит, садится перед ними на корточки человек с роскошными усами, говорит:
‑ Я не убийца, не разбойник – я доблестный воин из гвардии эмира – не бойтесь, откройте ваши… благоухающие лица! Я должен убедиться, что одна из вас очаровательная… Жамбы…, а вы… – кто из вас Жамбы?
Одна из девушек решается приоткрыть чадру – перед усатым и бородатым мужчиной возникает лицо знакомой девушки.
‑ Вы… вы Фатима из… нашего кишлака барласов!? – не на шутку взволнован мужчина с роскошными усами и окладистой бородой.
‑ Да, последние годы мои прошли среди барласцев, господин.
‑ Я вас впервые вижу, – продолжает всхлипывать девушка по имени Фатима.
‑ Я… Чеку! – продолжает мужчина. – Смотрите!
Мужчина сдирает с себя усы и бороду и действительно преображается в Чеку Барласа.
‑ Чеку! – удивлена на этот раз девушка Фатима. – Но зачем…
‑ Зачем все это? Скоро птички узнают откуда корм.
Потерпите… Не бойтесь. Вас будут содержать в золотой клетке. Вам будут подавать сладкий щербет… лучших сортов халву… О фруктах, шелках молчу…у вас будет настоящая райская жизнь!... А сейчас ответьте: кем приходится… эта… подруга?
‑ Она моя госпожа.
Сочла необходимым открыться на мгновенье, словно желая продемонстрировать себя, и вторая девушка.
‑ Не надо нам райской жизни – я требую, Чеку, отправить нас домой!
Чеку Барлас неожиданно преображается в голосе его звучит металл:
‑Это невозможно, уважаемая госпожа Жамбы… Убедительно прошу не отказываться от райской жизни!
В ответ раздается дружный рев девушек.
34
За дастарханом двое – Хусейн и Тимур.
‑ Ну, вот и наступает пора прощания, – произносит Хусейн, за этот год ты стал мне настоящим другом, разве не так?
‑ Истинно. Но почему «прощание»? Я, надеюсь, что судьба сведет нас вновь, – говорит Тимур.
‑ Судьба подобна капризной женщине: где и с кем она сведет ведомо одному аллаху.
‑ Я верю, что мы останемся друзьями, а где свидимся – здесь ли, в Кеше, Самарканде, или твоих землях… в Кабуле, Балхе ли – это не существенно и значимо. Подойдем к окну, – они встают, подходят к окну – там, за окном отчетливо виден караван Хусейна, готовый тронуться в путь. – Существенно, что я уезжаю, но существенно и то, что ты остаешься при моем деде, отце, как мой друг… Свидимся здесь – одно, у меня, в Кабуле или Кундузе – другое…
‑ Я не готов, Хусейн, к философствованию, – признается Тимур.
‑ Хорошо, скажу проще: Ты, Тимур, не только друг, но и воин – будь ими до скончания жизни…
Тимур благодарно кивает головой.
‑ Ты можешь упрекнуть меня в чем‑нибудь? – продолжает Хусейн.
‑ Нет, – коротко отвечает Тимур.
‑ Тимур и Хусейн обмениваются взглядами, в которых можно увидеть многое из того, что было сказано ими выше.
35
От городских ворот удаляется длинная кавалькада: впереди – большой отряд воинов – всадников, за ним – другая группа всадников с Хусейном во главе, далее – караван с хозяйственным и др. принадлежностями, в конце – снова воины Хусейна… Отъехав на приличное расстояние, Хусейн, отныне правитель Афганистана, невольно оборачивается, замечает на городской стене одинокого человека… Тимура, который еще долго стоит на возвышении – до тех пор, пока кавалькада, этакой людской рекой, не завернула за холм…
36
Базар в Кеше в разгаре: на прилавках и просто на земле – горы всякого рода фруктов, овощей и т.п., выкрики торговцев, расхваливающих свой товар. Вдоль прилавков – пестрые толпы покупателей, зевак…
Обращает внимание мальчик лет 10‑12, шныряющий у фруктовых рядов. Вот он продирается к груде аппетитных груш.
‑ Груши, Груши! Сочные! – выкрикивает торговец.
Нашлись и покупатели, но тут вмешивается мальчишка:
‑ Подарите, дяденька, бедному сироте одну… только одну сочную грушу!
‑ Откуда взялся, оборванец – вон отсюда! Живее!
Мальчик не теряет находчивости – парирует, обращаясь к покупателям:
Напрасно груши вас прельстили:
Снаружи хороши, изнутри –
Как зубы, с гнилью!
‑ Ах, оборвыш! Щенок! Чьи зубы ты имеешь в виду! – выходит из себя торговец.
‑ Твои зубы! – бросает мальчик убегая.
У торговца действительно гнилые зубы и это веселит покупателей и, напротив, еще пуще злит торговца: