Страница 18 из 24
Чеку хохочет, всем видом показывая насколько смешна трусость главы тюрьмы.
Однако Тимур серьезен. Он оборачивается к градоначальнику:
‑ Эмир надеется: Самарканд поставит Мавераннахру тысячу умелых воинов со снаряжением…
‑ Тысячу!? Со снаряжением!?
‑ Вы обрадовались? Удивились?
‑ Самарканд велик, но где взять столько воинов и снаряжения!... Второй год неурожай… Купцы скупы…, а тут снаряжения на тысячу! Нам бы до осени протянуть – не умереть с голоду эту зиму!
‑ Да, Самарканд велик, – говорит Тимур несколько задумчиво, и, наверняка ни на секунду не теряя нить разговора, срезает второй стебель розы, очищает ее от шипов. – Вы правы: Самарканд велик… А купцы? Мне кажется… процветание Мавераннахра дорого… всем самаркандцам… купцы – не исключение… Купцам… владельцам караван‑сараев благополучие Самарканда должно быть особенно дорого… Поручение нашего эмира для нас закон и мы его выполним чего бы это ни стоило! – говорит в заключение Тимур, бросает розу на пол, да так, что у Джамаля невольно отвисает челюсть.
73
К воротам Мухамада, мужа Туркан, опираясь на посох, приковыляло некое диваноподобное существа. «Существо» постучало в ворота – в щелочке с той стороны показались встревоженные глаза стражника:
‑ Что тебе надобно, божий сын?
‑ Мне бы, добрый человек, чашечку горячего чаю. – Не откажете в любезности.
По ту сторону слышится голос другого стражника:
‑ Что он просит?
‑ У него просохло горло …
‑ Стало быть, просит воды.
‑ Если бы – ему подавай чаю!
‑Чаю? А может дать чаю с щербетом? С халвой?... Эй, странник, а не желаете чаю с пловом с жаренной перепелятиной!?
‑ Меня, добрые люди, замучили жажда и голод. Плов, да еще с жаренной перепелятиной – это как раз то, о чем тоскует, – да простит ему Аллах! – мой желудок…
‑ Прочь! Прочь, богохулец! Иди в харчевню, там тебе дадут все, что пожелает твой желудок!
Стражники весело смеются.
‑ Добрые люди, я сыт от ваших слов. Примите мою благодарность… А сейчас будьте добры попросите сюда, к воротам… Чеку… барласца… сотенного из Кеша!
Стражники, судя по шумам по ту сторону ворот, в замешательстве…
74
Двор Мухамада. В глубине его (в присутствии своего непременного напарника) Чеку учит мальчика Хамида военному искусству, на лице Чеку шрам – свидетельство его недавней бурной деятельности.
‑ Ну‑ка повтори, что, мальчик, задержалось в твоей голове?
‑ Тысяча Тимура непобедима! – чеканит мальчик Хамид.
‑ Еще?
‑ Чеку – лучший воин в тысяче непобедимого Тимура!
‑ Еще?
‑ В сражениях нельзя оставлять в беде товарища!
‑ Атому, кто сделал наоборот?
‑ Смерть!
Чеку явно доволен.
‑ А теперь повторим, чему научились твои руки… Держи! – Чеку подает мальчику Хамиду, сняв со стены, саблю. – Руби меня! Не бойся!...
Мальчик после небольшого колебания делает взмах тяжелой саблей – Чеку играючи, ловко отражает удар, да так, что сабля мальчика оказывается на земле…
В этот момент к ним подбегает стражник.
‑ Чеку просят…
‑ Кто!?
‑ Неизвестный!
Чеку вместе со стражником следует к воротам, смотрит в щелочку, и увидев по ту сторону «существо», недовольно восклицает:
‑ Что понадобилось этому… попрошайке!
‑ Добрые люди, мои глаза страждут лицезреть великого воина…
‑ Ну, я великий воин, – смягчается Чеку.
‑…Чеку – барласца, который один легко справляется с сотней!
‑ Ну, я… – продолжает Чеку, но, осененный неожиданной догадкой, удивленно восклицает: – Тимур!
Вход в ворота немедленно открывают. Входит «существо», которое действительно оказывается Тимуром. Стражники, каясь, подают на землю. Тимур бросает на руки опешившего Чеку один за другим атрибуты маскарада. На шум прибегает и повар Акрам. Тимур зорко и серьезно оглядывает двор, затем – людей, замерших в ожидании. Останавливает взгляд на Чеку – говорит жестко:
‑ Произнести твое имя – значит открыть любую дверь в Самарканде – так?
‑ Будь уверен, Тимур, я сменю стражу – сюда не проникнет ни одна мышь, – выпаливает в ответ Чеку.
Стражники в ужасе, Тимур же, напротив, несколько смягчается, произносит, обернувшись к Акраму:
‑ Меня не мучает жажда, я не голоден, но от хорошего плова не откажусь.
‑ Будет исполнено, госп… господин посланник великого эмира, – говорит Акрам – ваше желание будет исполнено!
‑ Тимур! – в глазах Чеку светился прямо‑таки детская восторженность.
‑ Тимур! – докладывают Мухамаду.
В дверях появляется Туркан.
‑ Тимур!
75
За семейным дастарханом – Тимур, Мухамад, Чеку, поодаль, соблюдая «дистанцию» – Туркан. На дастархан Акрам самолично ставит блюдо с пловом.
Идет неспешная беседа.
‑ У вас, – обращается к Мухамаду, Тимур, – вся жизнь прошла в Самарканде…
‑ Не только моя, но и моих родителей… родителей моих родителей…
‑ Самарканд вы знаете как никто другой, – продолжает Тимур.
‑ Самарканд они знают не хуже своего дома, – вклинивается в разговор Чеку, но, встретившись с жестким недовольным взглядом Тимура, считает за благо отступить в тень.
‑ Самарканд и есть мой дом, – произносит, тщательно подбирая слова, Мухамад.
‑ Отлично. В таком случае не откажите в любезности просветить меня…
‑ Буду рад поделиться своими знаниями.
‑ Градоначальник Джамаль считает, что город не в состоянии набрать и содержать тысячу воинов…
‑ О, этот… кривой Джамаль! Змея с грязными руками!
‑ Так, как?
‑ Я могу вам показать в безоблачную ночь тысячу звезд на нашем небе…
‑ Как?
‑ В Самарканде не менее трех – четырех тысяч семей…
‑ Это все?
‑ Разве этого мало? Ах, да, сможет ли Самарканд содержать свою тысячу – так я вас понял, Тимур?
‑ Вы проникли в суть задачи.
‑ Самарканд разве беден?... Если потрясти наших купцов… покопаться в хранилищах… складах… по сусекам… – О… не знаю, не знаю! – качает головой, загадочно улыбаясь Мухамад. – Разве вы озабочены только этим? Вы не желаете побеседовать со своей сестрой?...
Туркан, догадываясь о том, что речь идет о ней, смущенно улыбаясь, покидает помещение.
76
И вот они вдвоем – брат и сестра.
‑ Ты возмужал, брат, и становишься похожим на покойного отца, – говорит Туркан.
‑ А ты, сестра, становишься похожей на мать.
‑ Значит, я постарела, да?
‑ Нет, для меня ты все та же. И разве в этом суть смысла нашего бытия?
‑ В чем же, брат?
‑ Главное, что мы живы и здоровы, что я хотел тебя увидеть и, слава Аллаху, мы увиделись…
‑ Но ты ведь приехал в Самарканд, – Туркан лукаво улыбается, – не только затем, чтобы навестить сестру.
‑ Да не только, ты угадала.
Подходят к задвижке с потаенным «глазком». По ту сторону стены – наши знакомые Жамбы и Фатима.
‑ Она все еще девочка… смеется… плачет… – говорит Туркан.
Жамбы, будто догадываясь, что в этот миг за ними зорко следят чьи‑то глаза, поворачивается и притом, как бы демонстрируя перед кем‑то свое очаровательное личико… Наплывает (в который раз!) видение: Жамбы, искупавшись, выходит на берег реки… А вот она, вскрикнув, закрылась платьицем… ее глаза, наполненные одновременно чувствами стыда, тревоги и чего‑то такого, что испытывает девушка, осознав в себе неотвратимость тяги к противоположному полу…
‑ Я хочу, брат, ясности…
‑ Вы о чем, сестра?
‑ О ней, девочке… Жамбы.
‑ Хотел бы я ощутить эту ясность.
‑ Как? Как понимать ваши слова?
‑ Понимайте по своему, данному Аллахом, разумению, сестра.
‑ Мне удастся это сделать?
‑ Попытайтесь разуметь… попытайтесь… – молвит рассеянно Тимур, продолжая наблюдать машинально за девушками.
Там, по ту сторону стены, происходит вот что: девушки, что‑то напевая и пошучивая, играют в шахматы. Жамбы иногда на секунду – другую становиться серьезной…
Тимур вдруг направляется к дверям в девичью. Туркан хватает его за руки: