Страница 17 из 24
‑ Я слушаю.
‑ В заточении у вас, в зиндане, находится человек по имени Чеку.
‑ Да, я слышал. Барласовец из Кеша… Вор и убийца осужден по закону, который свято чтится у нас, в Мавераннахре…
‑ У вас, в Мавераннахре, – говорит задумчиво и как бы отстраненно Тимур. – Мавераннахр не только Самарканд, но и Кеш…
‑ Восхищаюсь вашей проницательностью господин посланник. Дай вам Аллах здоровья. Позвольте полюбопытствовать почему желание ваше связано с именем человека по имени Чеку? Вы хотите знать, почему, он приговорен к отсечению головы?
‑ Хочу знать? Нет, не знать, а видеть – видеть живым и свободным. И сейчас же!
‑ Человек по имени Чеку приговорен по… – кипятится Джамаль.
‑ …вашему указанию, – перебивает Тимур.
Градоначальник откровенно обескуражен: его, повелителя великого Самарканда, перебили! И как!? И тон человека, явно недовольного.
Джамаль растерянно взглянул на главу канцелярии, ожидавшего распоряжений хозяина – тот смущенно отвел глаза, взглянул на дерзкого посланника. Тимур, как ни в чем ни бывало, словно в какой‑нибудь заурядной харчевне, спасаясь от духоты, распахнул халат…
‑ О, у вас замечательные розы! – произносит он, нарочно любуясь розарием, выращенным тут же, в помещении.
‑ О, да! – попадает как бы “на крючок” градоначальник.
Между тем, Тимур достает… нож и, не спрашивая разрешения, ловко срезает одну из роз:
‑ Вам приходилось видеть розу… без шипов?
Также демонстративно удаляет ножом шипы:
‑ Говорят не бывает розы без шипов… Вот вам роза без шипов – не находите, милостивый повелитель великого Самарканда, что это обратное общепринятому? Не находите, что у этой прекрасной розы очень тонкая шейка?
Градоначальник Джамаль бледен, с трудом скрывая ужас, бросает взгляд на главу канцелярии – тот, поняв, идет к хозяину.
‑ Человека по имени Чеку доставить… живым… – обращается к Тимуру: – Где удобнее господину посланнику будет лицезреть барласовца по имени Чеку?
‑ У вас отменный вкус, – говорит Тимур, уходя от ответа, но в действительности цепко контролируя в уме суть задуманного, внутри ликуя по поводу первой победы. – Эти ковры могли бы достойно украсить любые царские покои. Уж не из Герата ли они?
‑ Еще одно свидетельство вашей проницательности: это – дар друзей из Герата, – и, как бы спохватываясь, градоначальник дает команду канцеляристу: – Доставить во дворец.
Канцелярист удаляется, Джамаль входит в роль “гида”, говорит: “А этот ковер из Шираза…” – и, о, ужас, он видит, как Тимур, шагая, наступил… на оброненную розу… Джамалю от такого рода поступков посланника, отдающих мистикой, становится не по себе, но тем не менее странный “экскурс” по резиденции градоначальника продолжается…
‑ Удивительно! – говорит Тимур как бы машинально под впечатлением сказанных Джамалем слов. – Хороший ковер радует глаза, но…в него можно и закатать человека…
Джамаль еще пуще взволнован.
71
…На месте сооружения помоста для экзекуций на базарной площади. Некто – посыльный поднимается к рабочим.
‑ Велено прекратить работы. Все. – говорит он.
‑ А как изволите поступить с этим? – спрашивает плотник, показывая рукой на недостроенный помост.
‑ Разобрать! – следует короткий ответ.
Посыльный ступает с помоста, его тотчас же обступает толпа зевак. Тут же – знакомый нам мужчина в тюрбане с книгой подмышкой, Джафари, и мальчик Хафиз.
‑ Нам послышалось, что вами сказано слово “разобрать”. – Мы не ослышались? – остро интересуется человек с книгой подмышкой.
‑ Нет не ослышались, уважаемый апенди. Я так и сказал: “разобрать”
‑ Не означает ли это, что казнь отменена? – не унимается человек в тюрбане.
‑ Именно так. Отменена
‑ Слышали, казнь отменена, – говорит зевакам Джафари.
“Отменена… отменена…” – разочарованно проносится в толпе зевак. А на помосте в эту минуту происходит вот что. Один из рабочих со словами: “Нам что? Разобрать, так разобрать”, – обухом топора выбивает доску, которую второй рабочий складывает у подножья помоста… Поверх этой доски ложится следующая и т.д.
Джафари и мальчик Хафиз идут по безлюдной узкой Самаркандской улочке.
‑ Мой учитель, позвольте задать вам вопрос? – говорит мальчик Хафиз.
‑ О, конечно! Конечно!
‑ Я заметил…
‑ Что заметил мой сын!
‑ Я заметил учитель: вы тонко чувствуете прелесть роз, но интересуют вас и мерзости, коими полна суть человека.
‑ Я понял намек, юноша, – молвил Джафари и после долгого и обоюдного молчания говорит: – Да. Я люблю и топтать грязь, и лицезреть противные человеку вещи… Почему? Отвечаю: только тот, кто познал мерзость, грязь, сможет ощутить тончайшие прелести цветов… У – у – уф!
‑ Что с вами, учитель?
‑ Т‑с‑с! … Я вдыхаю запахи самаркандской розы!
Мальчик Хафиз удивлен. Но вот он, вслед учителю, смотрит на другую сторону улочки. – Там изящно семенит в черном покрывале в противоположную сторону молодая женщина. Почувствовав на себе взгляды незнакомых людей, женщина ускоряет шаг, исчезает за поворотом.
‑ Ах, какое личико, какие изумительные глазки! А улыбка! А уста!...
‑ Но…
‑ Что “но’, юноша?
‑ Ведь личико, если я не ослеп, было скрыто под покрывалом!
‑ Разве покрывало помеха для беспокойного зрячего поэта?! Вам юноша, – Джафари ласково треплет мальчика Хафиза по голове, – придется еще немало шлепать по грязи и учить суры божественного Корана. Не бойтесь грязи, юноша, учите суры Корана, Хафиз!
‑ И тогда я тоже стану видеть невидимое?
‑ Вы станете поэтом, юноша.
‑ Я стану поэтом?
‑ Разве я сказал вам об этом? Ах, да, кажется так и есть – сказал…
72
Резиденцию градоначальника застаем в том же виде, в котором мы ее недавно оставили, т.е. хозяина и посланника наедине (если не считать стоящих у дверей канцеляриста и охранника).
‑ Это кусок необработанной бирюзы из Бадахшана – дар…
Градоначальник на слове “дар’ осекся – причиной тому шум, громкие голоса людей за дверями. Канцелярист выходит, но тут же, вернувшись, объявляет:
‑ Человек по имени Чеку доставлен.
Джамаль взмахом руки просит войти в помещение вваливается группа тюремщиков (снова с главой тюрьмы) с Чеку. Последний выглядит печально: взлохмаченный в ссадинах, синяках, в рванной одежде. Увидев Тимура, Чеку несколько озадачен:
‑ Неужели это вы!? Нет, я не ослеп – это Тимур! Тимур, это я Чеку! Твой сотник!
‑ Сотник, откуда ты? – спрашивает Тимур строго, но и участливо.
‑ Как что! Разве не видно по мне, что я только – что побывал в раю!... Это? – показывает на ссадины. – Малость ушибся… сорвался с райской яблони, ну, и…
‑ Почему без оружия, сотник? – еще более придав голосу металл, спрашивает Тимур.
‑ Оружие? Лучше спроси, как я орудовал этим оружием! Их была сотня – не меньше! Сотня шакалов, нас – двое! Двое против сотни – нет, больше сотни жалких шакалов! Я сражался, как лев! Извивался, жалил, как змея! Десять шакалов положил на месте! Но их было больше сотни – что оставалось делать мне, доблестный Тимур! – в своем духе, преувеличив свой подвиг, выпалил Чеку.
‑ Придержи свой язык! – рявкнул Тимур и, обернувшись к градоначальнику, сказал:
‑ Властью данной мне эмиром Казанганом, я призываю вас передать в мои руки вот этого… невоздержанного на язык человека… по имени Чеку!
‑ Отныне он ваш… он свободен, – поспешно соглашается градоначальник.
Тут же с Чеку снимают цепи – он не скрывает (и, не пытается скрыть) своей фонтанирующей радости по этому случаю, едва не подпрыгивает от радости, ловким движением выхватывает из‑за пояса главы тюрьмы саблю.
‑ Извините, уважаемый господин смотритель райского сада, эта… штука принадлежала мне. Видно, она вам приглянулась, но уверяю вас: она вам не к лицу. Я этой штукой отправил в рай и… ад сотни шакалов! Вот она, родимая!
Чеку целует саблю, целует несколько ниже рукоятки – то место, где выгравировано его имя. Затем делает несколько взмахов над головой тюремщика – тот в ужасе, старается присесть, закрыть лицо руками.