Страница 15 из 24
‑ Вот что! Я подумал господа, почему‑то о другом.
‑ О чем7 Уж не о райских ли птичках в садах Аллаха? – иронизирует «гадальщик» и это вызывает дружный хохот.
Чеку бросает короткий взгляд через плечо вверх – приятель почти вскарабкался на верхотуру стены, минута – другая и он будет недосягаем для преследователей – говорит:
‑ Я знаю, что вам надо, господа… Горшки для ночных потребностей – вот о чем вам надо позаботиться господа!
«Гадальщик» багровеет – кричит:
‑ Взять! Живым!
Неравная схватка, тем не менее, длится достаточно продолжительно. Запомнится: одного из преследователей, того, который каким‑то образом пробравшись к лазу, пытался карабкаться вслед за приятелем, сабля Чеку достала вовремя. Чеку сразил и второго, третьего… Но вот он споткнулся, упал и стая со всех сторон наваливается на него, крепко держит за руки… Чеку устал, он весь в кровоточащих ранах и тем не менее в своем духе: эпатирует, сыпет оскорбительные словечки…
Доволен и приятель его: наконец‑то он наверху стены недосягаем, а потому, сняв штаны, он в знак этого демонстрирует свою…
«Гадальщик» взбешен, едва ли не с кулаками набрасывается на своих воинов – кричит:
‑ Болваны! Почему никто из вас не удосужился захватить стрелы и лук!?
Чеку, напротив, хохочет.
61
Самарканд. Тюрьма. Мрачные, то и дело изгибающиеся, разветвляющиеся коридоры… По одному из них с факелами в руках шествует группа людей, среди которых нетрудно узнать знакомых нам «гадальщика», лопоухого, торговцев горшками и арбузами и… Джамаля, правителя Самарканда. Группа проходит мимо ниш в стене, в которых за толстыми железными прутьями видны измученные фигуры узников. Такого примерно рода камеры и в полу коридоров. Это‑зинданы. Люди останавливаются около одного из зинданов, факельщики освещают чрево зиндана, на дне которого видна фигура заключенного. Факельщики – тюремщики со знанием дела показывают повелителю свой «товар».
‑ Имам Дауд, – информирует тюремщик – об обитателе зиндана – богохульник. Богоотступник…
Джамаль не считает нужным далее вникать в дело имама Дауда и следует дальше, останавливается у другого зиндана…
‑ Это Джафар. Бунтовщик. Смутьян…
‑ Почему они молчат? – наконец произносит Джамаль.
‑ У них… отрезаны языки, а у этого, мой повелитель, еще и руки.
Повелитель Самарканда ковыляет дальше.
‑ Господин повелитель… Господин повелитель! – слышится отовсюду – справа и слева из‑за решеток на шествующих смотрят изможденные лица заключенных.
Но вот перед шествующими открываются двери – свита оказывается в камере пыток. Внутри помещения по обе стороны камеры и в глубине ее – предметы, необходимые для пыток. Тут же – трое людей. Двое из них, судя по всему, работники тюрьмы, третий – Чеку…
Работники раскланиваются, усаживают повелителя Самарканда Джамаля в кресло… Один из его свиты что‑то шепчет ему на ухо – тот едва уловимым кивком принимает к сведению сказанное, затем немигающее взирает на Чеку.
‑ Ведомо ли тебе, кого изволят лицезреть твои, да будут они прокляты, глаза? – спрашивает глава тюрьмы.
‑ Это – повелитель славного города Самарканда. И да будет к ним всегда милостив Аллах! – отвечает Чеку.
Глава тюрьмы наклоняется снова к Джамалю – тот коротко что‑то шепчет. Глава тюрьмы обращается к Чеку:
‑ Почему ты здесь?
‑ Я с приятелем гулял по базару и тут…
‑ Гуляли?
‑ Свидетель Аллах – гуляли…
Слова Чеку встречены дружным и довольно продолжительным смехом.
‑ Ты полагаешь, тебя взяли по ошибке?
‑ Именно так: по ошибке. Вы проницательны, господин повелитель.
Снова смех.
‑ За арбузы и дыню забыли заплатить?...
‑ О, вы всевидящие и всезнающие люди – да, забыли! Забыли – чертова память!...
Веселое оживление.
‑ Сотню изделий из высококачественной самаркандской глины разбили! Может быть тоже по ошибке!?
Вперед выступает знакомый торговец, он плача говорит:
‑ Видит Аллах, они разорили меня.
‑ Не беспокойтесь, господин горшечник, я восполню ущерб.
Повелитель города снова что‑то шепчет главе тюрьмы.
‑ Ты погубил двух лучших воинов повелителя – тоже нечаянно?
‑ О, у вас, всемилостивый повелитель, замечательные воины! Двое? Вы сказали “двое”? Клянусь, я не хотел их убивать… Они сами… споткнулись и …
‑ Хватит лжи! – рявкнул глава тюрьмы. – Прикуси свой грязный язык!
Повелитель города дает знак главе тюрьмы – шепчет и тот, смирив гнев, обращается к Чеку:
‑ Где содержится девица Жамбы? Ты знаешь, что ее разыскивает родной племянник нашему всемилостивому – да поможет его деяниям Аллах! – повелителю Самарканда – лучшему из лучших городов нашего солнечного Мавераннахра?
‑ Я несчастный бродяга – да покарает меня Аллах! – а потому ни о какой девушке… Ж…амбы… не слышал… но в нашем Кеше много добрых слов говорят о всемилостивом повелителе Самарканда.
Повелитель что‑то шепчет снова – в который уже раз! – главе тюрьмы – тот жестом подзывает лопоухого.
‑ Говори, как назвал нашего… всемилостивого?
Лопоухий мнется.
‑ Говори!
‑ У меня не поворачивается язык – да отсохнет он! – произнести это богопротивное слово…
‑ Говори! – наконец‑то, минуя посредничество, как бы взрывается повелитель Самарканда.
‑ Он…он… Назвал нашего… всемилостивого, богоугодного повелителя… э… кривым…
‑ Так и назвал? – спрашивает тюремщик.
‑ Он… “кривой Джамаль”… Клянусь, это его слова!
Тут происходит следующее: повелитель встает, показывая этим, что на этом дело Чеку закончено – идет к выходу. За ним шумно устремляются другие. На миг‑другой задерживается глава тюрьмы, дает знак работникам камеры допросов – один из них понимающе кивает головой, идет к угольям, достает оттуда раскаленный железный стержень…
62
Снова – мрачный, темный коридор. Вдали, словно светлячки – огоньки. Это – удаляется с факелами свита повелителя. За кадром жуткий вопль. Ясно: “допрос” Чеку продолжается….
63
А вот он, Чеку, собственной персоной стоит перед вершителями его судьбы. Глава тюрьмы в окружении других работников тюрьмы зачитывает приговор:
“… За богопротивные деяния, выразившиеся в обмане, воровстве, нанесении ущерба верным Аллаху и законопослушным гражданам, а также великому Самарканду, убиение двух славных воинов гвардии повелителя, человека без доброго рода по имени Чеку сына барласовца из Кеша, приговариваю к заточению сроком на 5 дней в зиндан, а по истечении 5 дней – лишению языка, а затем и головы…”
Чеку выслушивает приговор молча…
64
Чеку по знакомому нам темному пещерообразному коридору подводят к зиндану… С грохотом открывают решетчатый люк… опускают лестницу. Шурф высотой метра 3 сверху освещают факелом – предстает перед нами картина отнюдь далеко не из приятных.
‑ Ну, что? – издевательски спрашивает глава тюрьмы.
‑ Рай! Сам Аллах был бы рад вкусить его плоды. – отвечает дерзко Чеку.
‑ Не богохульствуй – иди! – подталкивают заключенного в спину. – Иди в свой рай! Ха‑ха‑ха. Ты заслужил его! Ха‑ха‑ха. Доволен!?
Чеку на дне зиндана, лестница тотчас же убирается.
‑ Доволен! – кричит Чеку снизу под лязг захлопнувшегося сверху решетчатого люка. – Я в раю!... Я в раю!... Я в раю!... – еще некоторое время слышится голос заключенного…
‑ Собака! – слышится голос главы тюрьмы в темноте…
‑ Очень скоро развяжется у него язык. – Он, запомните мое слово, заговорит иначе, – говорит кто‑то другой из тюремщиков.
‑ Будет рад, – хихикает третий, – рассказать об этой девушке… Ж… Ж.
‑ Жамбы. – подсказывают ему.
‑ Поздно. – снова слышится в темноте на фоне удаляющихся вдали факелов. – Расскажет – не расскажет. Итог один: в…ж‑жик! И – язык в руках палача – в…ж‑жик… головы нет…
Последние слова главы самаркандской тюрьмы вызывает угодливый хохот тюремщиков.
‑ … А девку найдем… обязательно разыщем… и без этой собаки!...