Страница 11 из 13
Обчистив жильцов, воры исчезали так быстро, словно им в спину дул самый быстрый ветер – норд-ост. И вскоре огоньки города таяли в воздушно-водяной взвеси[18], разделявшей Читтерлингс на две части – Верхний и Нижний секторы. Парни спускались в этот странный туман и уже не спеша направлялись к своему пристанищу. Им уже было почти по четырнадцать, а не каких-нибудь там сопливых девять, и чувствовали они себя настоящими мужчинами.
Проныра не испытывал жалость к чужим людям, пусть и проявившим к нему сочувствие. Иначе – как жить? В ужасы преисподней, которые живописали проповедники, он не верил. А существование рая подсознательно считал воплем человеческого одиночества, возлагающего надежды на несуществующий потусторонний мир. К чему переживать из-за гнуси реальной жизни.
– Чего молчишь? – снова осведомился Штопор.
– Я бы просто заморил червячка… – обронил Проныра. Запах кроличьего мяса пощекотал ему ноздри и заставил сглотнуть накатившую слюну. – Брюхо уже полчаса как поет… – И добавил: – Кажись, будет буря.
– Чего? – не понял Штопор, делая бутерброды. – При чем тут буря к моему предложению выпить?
– Шустрик, Косой, Прыщавый и Рыжая Дорин ушли к старой пристани еще днем и до сих пор не вернулись, а обещали быть к вечеру, – пояснил Проныра, сдвинув брови. – Надо бы Дикому сообщить. Как думаешь?
– Иди, выпьем по глотку, – не унимался Штопор, сделав вид, что пропустил мимо ушей слова друга. – Чего ты чумного гоняешь?
– К Дикому вместе пойдем?
– Я к нему не пойду. Он спит, а разговаривать с зубами ротвейлера мне нет охоты.
– Раньше ты больше боялся Джека, а не его пса…
– Дикий Джек может оторвать быстрее нос, чем яйца, – ответил Штопор.
– Гы! Ты их так ценишь, словно они у тебя от Фаберже! – хохотнул Проныра.
– Нет, – насупился Штопор и буркнул: – Яйца у меня – от папы с мамой.
Проныра промолчал. А Штопор открыл портсигар, закурил сам и предложил приятелю, но тот отказался.
На минуту воцарилось молчание.
Штопор хлопнул себя по щеке:
– Черт, москиты совсем осатанели! Не спится им…
Проныра поднялся с кресла, потянулся к ручке окна. Стоило ему открыть створку, и ветер, бешеный, со свистом, влетел на чердак, разметая все на своем пути. Найдя выход, ветер распахнул дверь и устремился вниз по лестнице долгой, тоскливой песней. Помещение наполнилось запахом морской соли, гниющих водорослей и чего-то еще.
– Закрой! Закрой! – заорал Штопор, схватив бутылку и закрыв собой импровизированный стол. В зубах он зажал сигарету и его крик был больше похож на громкое мычание. – Какого черта ты делаешь?! Хочешь жратву с пола собирать?!
Кот задрал хвост, шикнул и шмыгнул в темноту с такой скоростью, будто собрался по стенкам бегать.
Огонь под колпаком лампы судорожно задрожал, готовый вот-вот погаснуть.
Проныра захлопнул окно и повернул ручку.
Наступил относительный покой.
– Буря будет, – снова проговорил он задумчиво. Медленно подошел к Штопору.
– Да и фиг с ней, – ответил тот, протягивая подельнику стакан и бутерброд. Сигаретный дым попадал ему в глаз и тот начал слезиться. – Держи. А за наших не переживай. Если не полные мудаки, то заночуют в заброшенных доках или на Корабельном кладбище. Туда и ящерицы не ходят. Мазуту и прочую грязь нашей цивилизации эти суки не любят.
При упоминании о пришельцах, которых Штопор презрительно назвал «ящерицы», Проныра поморщился, а когда опрокинул в рот содержимое стакана, то скривился еще больше.
– Подделка… – выдохнул он.
– Уверен? – Штопор внимательно заглянул в дно своего стакана, поднес к носу и по-собачьи понюхал. Затем взял бутылку и посмотрел на нее так, словно там были заключены чьи-то злые души, которые отчаянно пытаются выбраться наружу. – По-моему, ништяк пойло.
Проныра откусил от бутерброда хороший шмат и стал жевать. Гроздь сенсорных клеток кролика, внедрившаяся в эпителии языка, послала в мозг удовлетворенный импульс: «Мм-мм-ммм! Вкусно! Обалденно вкусно!»
– В прошлую пятницу я пил подобный суррогат с Джо Снежком и Угрюмым, – чавкая набитым ртом, поведал Проныра и указал на бутылку. – Потом целый день ходил с сушняком и головной болью. Несколько раз меня вычистило в ведро. Думал, аппендицит выблюю вместе с желудком. Не помогли даже пиво и аспирин.
Штопор поднял глаза от бутылки, которую рассматривал так пристально, словно уже вошел в телепатический контакт с командой парусника на этикетке. И философски изрек:
– Что поделаешь, дружище, в нашем мире нищеты и угнетения тяжело отыскать что-то стоящее. Приходится довольствоваться тем, что имеем.
– Угу, ждать подачки ни от кого не приходится, – согласился Проныра. – Ты где такой хрени наслушался, что начал рассуждать, как Башка?
– Его интересно слушать, хотя и не все понимаешь. Он такой же спец по болтологии, как ты по метанию пончиков, – парировал Штопор и хохотнул. – Иногда мне кажется, что Башка проглотил всех умников мира и их ноги торчат у него изо рта, как у старого пердуна Ницше.
– Не порть аппетит, – буркнул Проныра, поморщившись. – То, что одни считают обжорством, другие люди называют здоровым аппетитом. Лично меня еда всегда утешает. – И осведомился: – А кто такой этот Ницше?
– А хрен лысый его знает! Слышал где-то. Кажись, от Башки.
Штопор плеснул себе еще джина, хотел было налить и товарищу, но тот накрыл свой стакан ладонью:
– Нет. Я больше не буду. – И взял кусочек рыбы.
– Чего так? – удивился Штопор.
– Пьянство – не мой конек.
– Ты хоть имеешь представление о пьянстве?
– Имею. Мой старик пил так много, что откинул копыта. Бутылка одолела. Одолевала-одолевала, чуть сильнее с каждым годом, а потом прибрала целиком. Зачем мне эта карусель?
– Не знал, извини.
– Теперь знаешь.
– Веришь в круговорот дерьма в природе? – поинтересовался Штопор и его и без того узкие глаза превратились в настоящие щелочки.
– А ты? – вопросом на вопрос ответил Проныра и мысленно обозвал дружка козлом.
– Аналогично. – Штопор набрал полный рот джина, скорчил гримасу и проглотил.
– Такой удел большинства раздолбаев, кто не верит. Эта хреновина знает свое дело.
– Лучше раньше сдохнуть, чем вникать во все это.
– Как знать, как знать… – произнес Проныра, задумчиво пережевывая рыбу. – Как говаривал мой отец: «Жизнь не сборник кроссвордов, где на последней странице можно найти все ответы».
Из-за ящика выглянул испуганный кот, осмотрелся, успокоился и начал тереться о ногу Проныры, выпрашивая добавку. И получил ее.
Проныра указал на кота и заявил:
– Уверен, что и Рыжий имеет свое мнение.
– Ну – и? К чему ты котяру сюда приплел?
– Он сейчас рыбу слопал, верно? Как думаешь, кот, насытившись, когда-нибудь скажет: «Прошли те дни, когда я убивал мышей». А?
– Хрена с два! Никогда не скажет, – хохотнул Штопор и почесал в затылке. – Потому что коты так же не умеют разговаривать, как и исполнять танец живота. А мыши всегда будут убегать от них в нору и оттуда показывать им «нос».
– Да пошел ты…
– Мяу-мяу! – подразнил товарища Штопор. – Ты реальный псих, Проныра. Пытаешься говорить, точно в море ссышь, чтобы оно стало соленее. Видно, что ты наблатыкался у Башки умно говорить, аж уши трубочкой сводит. Но как птички роняли свои какашки с небес на нас, Проныра, так и дальше будут это делать.
На полу кот вгрызался в свой живот, пытаясь поймать блоху.
– Мой отец едва ли не каждый день клялся бросить пить, – сказал Проныра, наблюдая за котом. – Сначала – нам с матерью, потом – сам себе у зеркала. И вспоминал прежние времена. Как-то он сказал, что во время прилива тонут лишь те лодки, у которых короткая цепь. Врубаешься?
– Белая горячка, точно тебе говорю. Во что тут врубаться? Зачем он столько пил?
– Я как-то спросил его: «Папа, зачем ты пьешь?» И, знаешь, что он мне ответил?
– Что?
– Он сказал: «Пройти мимо колодца, не напившись, невозможно, сынок».
18
Речь идет о странном «тумане», искусственно созданном пришельцами в Центральной Америке, некоторых областях Средиземноморья, а также в низменностях и побережьях Центральной Африки и Австралии. Его высокая влажность позволяет расе инопланетных амфибий очень долго находиться вне моря и постепенно колонизировать эти территории. Концентрация этой воздушно-водяной, в которой могут дышать как люди, так и рыбы, везде разная – в зависимости от средней годовой температуры. Нередко – между людьми и амфибиями – там происходят стычки.