Воин ночи

Вельга не сопротивлялась, когда он впился в ее губы и начал мять ее тело. Она давно мечтала об ЭТОМ, и боялась, и представляла запредельные радости плотской любви. Хейд повалил ее в густую траву. Его ласки постепенно становились все более грубыми, почти что причиняющими боль, но Вельга лишь тихо стонала, обнимая возлюбленного. Только один раз она коротко вздрогнула ‑ когда по‑настоящему соединилась с Хейдом. Но на дне ее голубых глаз вампир видел лишь счастье и радость открытия нового мира.

И тогда его полуоформленные злобные мысли выкристаллизовались в единый черный монолит. Он понял, что попросту завидует Вельге! Она может любить, может испытывать простую человеческую радость, а он ‑ нет. Что осталось ему в жизни? Мрачное торжество от убийства, от того, что кто‑то оказался слабее? Чувство превосходства бессмертного над обреченными на дряхлость и болезни? Этого было мало для того, чтобы ЖИТЬ. А то неуловимое, чего у Хейда больше не было… Как можно возвратить потерянную частицу души, быть может ‑ самую главную?

Его рука соскользнула по бедру Вельги и остановилась на рукояти меча. Ни любви, ни даже отдаленного намека на какую‑то привязанность не осталось ‑ лишь темная злоба обитателя холодной тьмы, обреченного на вечный мрак и на зависть ко всему светлому и к прекрасной дочери Закатных Земель, чьи волосы подобны золотым лучам Солнца! Он перевернулся на спину, и Вельга теперь была сверху. Она звонко расхохоталась, запрокинув голову назад, и солярный диск, словно нимб, встал точно за ее затылком. До ее сознания так и не успел дойти услышанный ею змеиный звук ‑ звук выползающего из ножен клинка… За секунду до воплощения Жажды Убийства глаза вампира и смертной встретились. И она содрогнулась: глаза Хейда пылали ненавистью, светились жутким потусторонним огнем! Когда Вельга очередной раз опустилась вниз и вперед, между ее обнаженных грудей вонзилось лезвие.

Женский крик боли и ужаса, и почти что неосознанной обиды, разнесся по лесу, зазвенев между деревьев и ударившись о небосвод. И Хейд вырвал меч из ее тела, приникая к зияющей ране, к хлещущему ему в лицо и на грудь кровавому потоку оскаленным ртом, со звериным рыком.

Через некоторое время вампир поднялся, бездумно посозерцал распростертое перед ним полуобнаженное тело той, которую он совсем недавно считал своей любимой, и шатаясь, не разбирая дороги, двинулся вглубь леса. В его душе было пусто, словно черная тварь по имени Ненависть еще лакомилась чужим страданием, не торопясь возвращаться в свое логово. Но Хейд понимал, что это ‑ не на долго.

4.

Он сидел у костра на каком‑то полусгнившем пне и вглядывался в пламя. Конечно, холод не мог тревожить существо, холоднокровное, как рептилия, но одежду следовало высушить, да и вообще огонь помогал концентрировать мысли, зримо являя те образы, которые в форме обрывочных мыслей или даже подсознательных теней приходили к Хейду.

Пламя. Сотни, тысячи сотканных из таинственной материи огня существ боролись за пищу ‑ древесину, которую следовало обратить в пепел, чтобы просуществовать еще миг. Миг для Хейда, но как знать ‑ может быть, вечность для самих огненных существ? Порождения пламени карабкались, сбрасывая друг друга, на хворост, брошенный в костер, свивались в кольца, подобно сражающимся драконам, победитель поглощал слабого, чтобы через миг сойтись в новом сражении и уже самому раствориться в новом триумфаторе или одержать новую победу…Отдельные языки пламени, словно испуганные беспощадной борьбой за жизнь, пытались покинуть своих братьев, рвались вверх или отползали от костра ‑ и тухли, исчезая среди серого пепла, подобно самоубийцам, бегущим от собственной слабости в объятия загробных иллюзий. Каждому языку пламени приходила своя пора умирать ‑ но сам Костер не умирал, постоянно возрождаясь в новых существах огненной материи.

‑ "Не так ли и люди?" ‑ внезапно подумал Хейд. Сам круг Жизни ‑ что это, если не постоянная череда сражений и схваток, гибель всего отжившего, всего, что хоть в чем то уступало противнику? В Жизни есть победители и побежденные, и победитель всегда прав, ибо побежденного в той или иной мере уже не существует, а как может быть прав несуществующий? И самовосхваление империй, созданных великими завоевателями, становится историей порабощенных ими народов, поколениями униженно ползающих перед тронами самодержцев. В Жизни есть и те, кто отрицает истинную Правду существования, и строит иллюзии об иной, лучшей жизни, но это ‑ лишь следствие их собственной слабости, которое заканчивается безумием или вскрытыми венами. И непонятые мудрецы затухают, подобно слишком далеко отошедшим от костра языкам пламени, и презираемая ими толпа сыто хохочет, а после мир этих позабытых философов разрушают варвары, и их повозки с награбленным добром грохочут над могилой бросившего вызов миру…Как знать, не послужит ли свиток мудрых изречений задохнувшейся в собственном гигантизме империи растопкой для жертвенного пламени пред идолом дикого, первобытного бога войны новой, более молодой и агрессивной расы? Которая обречена основать на костях поверженных народов свою державу, достичь ее расцвета и пасть, выродившись, пред ордами новых захватчиков. Царства ‑ как люди. А Жизнь ‑ это круг.

Но почему не гаснет Костер? Почему не прекращается вращение Колеса Жизни? Хейд подкинул хвороста в огонь… и замер: как же все‑таки просто и одновременно невероятно сложно устроено мироздание! Людям, народам, империям и цивилизациям во все времена нужен был свой "хворост", свой стимул для выживания. И не Боги подкидывают "правоверным" дровишек за истинную преданность, но напротив ‑ религии и великие идеи служат стимулами для совершения подвигов, для движения вперед. И тогда Человек, вырвавшийся из этого Круга, осознавший суть манипуляций, взявший в свои руки управление живущими за счет великих идей ‑ кому уподобится он тогда, подкидывая хворост в пламя мировой истории?..

‑ Приветствую тебя, Хейд! ‑ негромкий голос с затаенной насмешкой заставил вампира вздрогнуть и резко обернуться.

‑ А, колдун… Ты доволен тем, как я отомстил? Или я поступил не так, как должен убивать врагов твой идеальный полководец?

‑ О! Хейд, тебе попросту не дано понять, насколько ты превосходишь прочие человеческие существа, включая даже самых "отвратительных", по мнению ничтожеств, "преступников", т.е. вырвавшихся из пут толпы людей. Даже у них в глубине оставались какие‑то из человеческих слабостей ‑ любовь, сострадание, честь… Впрочем, именно эти чувства их и губили! Ты же…Хейд, ты перешагнул и через примитивные суеверия тупых вилленов, и через непонятное для всякого мыслящего существа духовное неустройство под гордым названием "любовь"! Браво! Твоя душа открыта для воли к Власти!

‑ К делу, к делу, колдун! Я не нуждаюсь в восхвалениях.

‑ Я не колдун, Хейд, не надо уподоблять меня тем, кто на самом низменном уровне использует людские суеверия. А дело теперь от нас не уйдет! С нашим запасом бесчисленных столетий мы можем бесконечно совершенствовать свое искусство, чтобы однажды ударить.

‑ Как я понимаю, твоя цель ‑ покорение земель. Ну и где войско, которое я поведу?

‑ Со временем я покажу тебе, как пополнять ряды своей армии, производя ритуал обращения в вампира. Но для начала я хотел бы с твоей помощью попробовать собрать то, что уже есть. На самом деле в глухих местах, особенно ‑ в пещерах и развалинах, полным полно выродившегося от однообразного блуждания твоего племени, но единственное достоинство этих грязных обезьян ‑ их бессмертие. Если же обратить их в воинов, то за первым же серьезным сражением последует такое количество пригодных для перерождения павших, что твоя армия будет лишь расти от победы к победе!

Хейд кивнул. Похоже, пришло и его время подбросить свою порцию хвороста в мировой Костер!

‑ Ну и хорошо! Где мне найти их?

Человек, даже самый просвещенный и вольнодумный, никогда не сможет освободиться от страха Темноты. Он может сколько угодно отрицать существование тех или иных Богов, или даже саму идею Божества, насмехаться над бессмертием души и разумностью Природы, и быть искренним в своем отрицании, но нет и никогда не было человека, который не ощущал во всем, что связано с Темной Стороной Природы, некой тайны, загадки, если угодно. В каждом из нас есть архетип, уходящий корнями в Вечную Ночь и Зиму Фимбульветр, когда человек нынешнего типа после победы над Тенями первобытных джунглей и разделения родов людей был оттеснен на Полночь. И там нашим предкам спустя тысячелетия пришлось встретиться с теми созданиями Темных Эпох, которые были давно истреблены на Юге. Мы все подсознательно помним, что прежде, чем стать Венцом Творения, человек был рабом древних существ, правивших Землей. Самые древние Боги были богами ужаса и смерти, которым поклонялся деградировавший и оскотинившийся волосатый неандерталец, покупая кровавыми жертвами и ритуалами милость пожить еще немного…