Воин ночи

Но Ривгольд в своей жизни повидал немало. И твердо научился понимать одно:того, кто сражается обычным оружием, можно таким же оружием и убить. А потому он перехватил поудобнее рукоять меча и со всем мужеством, на которое был способен, сказал:

‑ Я победил тебя живым, и не побоюсь мертвым!

Страшный противник размахнулся и с силой ударил сверху, пытаясь одним ударом разрубить голову вожака разбойников, но Ривгольд отразил удар, едва устояв на ногах. Оба они сражались, держа мечи обеими руками, так как не имели ни щитов, ни дополнительного оружия, и в голове разбойника мелькнула мысль, что отбивая такие удары, он попросту выдохнется…Богам он не молился. Он понимал, что это ‑ РАСПЛАТА.

В бешеном темпе поединка Ривгольд просто не успевал сам атаковать. Вот опять вампир нанес горизонтальный удар, пытаясь достать до груди противника, но разбойник увернулся. Однако если бы обычный человек, промахнувшись, на секунду потерял бы равновесие и открылся бы для удара, то меч живого мертвеца без всякой заминки устремился вперед и вниз, и Ривгольд еле успел перепрыгнуть лезвие, чтобы не остаться без ног.

Сбежавшиеся виллены с ужасом следили, как на фоне пылающей постройки рубятся две черные тени. Со стороны было хорошо видно, что постепенно они меняются местами, и таинственный враг разворачивает Ривгольда спиною ко входу в воинский дом, объятый огнем.

Понял это и Ривгольд. Спиною он чувствовал страшный жар за спиною. Там уже горели тела тех, кто годами делил с ним невзгоды и радости жизни вне закона…И тогда Ривгольд неожиданно рванулся вперед, пытаясь если не достать врага, то хотя бы спастись от смерти в огне. Косой рубящий удар встретился с летящим навстречу клинком вампира, а секундой позже меч вырвался из руки вожака разбойников и отлетел далеко назад. Встречный же удар вампира, которым он выбил оружие Ривгольда, снизу вверх неглубоко распорол живот, грудь и горло противника, остановив лезвие в подбородке. Хейд выдернул оружие и рубанул опять, на этот раз ‑ сверху вниз, оставив на теле врага еще одну кровавую полосу. А Ривгольд был еще жив, он стоял на ногах, и из горла слышался хрип. Вампир торжествующе занес меч в третий раз ‑ и вдруг ударил разбойника рукоятью в лицо. Ривгольд рухнул назад ‑ в объятия языков пламени.

Когда страшный жар охватил его изувеченное тело, он каким‑то предсмертным отблеском мысли усмехнулся тому, что умирает райксом, а не разбойником ‑ на плахе или виселице, как ему всегда представлялось…

Виллены так и не смогли понять и внятно объяснить пришедшим на следующее утро воинам райкса, что произошло, и кто уничтожил ватагу Ривгольда, долгие годы наводившую ужас на все окрестности. Однако пепел разбойников ничего поведать не мог, а таинственный освободитель Равенлоу после победы над вожаком попросту вложил меч в ножны и исчез в темноте. Не преследовать же его было?

После того, как выяснилась еще и таинственная, но кровавая смерть Белого Старца и пятерых разбойников, шедших его "убеждать", было решено, что Ривгольд настолько запятнал себя преступлениями, что милосердные Боги послали мстителя, который сперва покарал убийц мудреца‑лекаря, а затем в ореоле огня явился пред остальными (от этого огня, несомненно, и начался пожар) и уничтожил всех до единого. Райкс будет несомненно доволен, ибо таинственный спаситель лишний раз доказывает святость его власти, и виллены с еще большим воодушевлением будут трудиться на потомка избираемых некогда тингом вождей ‑ полководцев…

Вельга спускалась к реке между зеленеющих берез. Она очень любила это место, и приходила сюда еще маленькой девочкой. Какая‑то особая тишина, некий покой, порождаемый и небесной синевой, и тихим плеском воды у ног, и шепотом ветвей, и голосами птиц, и еще чем‑то неосознаваемым до конца, притягивали ее сюда, заставляли возвращаться вновь и вновь. Сюда она приходила и тогда, когда сердце девушки грызла печаль, и просто сидела на траве под березами, плела венки из цветов, вслушивалась в звуки, порождаемые жизнью вокруг. Новый венок был почти готов.

Девушка была очень красива. Но это была не та вызывающая красота, которой в наше время особенно никого не удивишь, которую и красотой‑то не назовешь, а скорее ‑ наглостью и вызовом, а некая симфония длинной русой косы, доброй и застенчивой улыбки, бездонных голубых глаз, красота скромная, сродни облику нашего, европейского, позднего лета, которое для нас куда дороже, чем всякие тропические заросли с немыслимым и надоедающим буйством красок и ароматов…

‑ Ты не хочешь подарить мне этот венок? ‑ хрипловатый, с затаенной насмешливой интонацией, голос заставил Вельгу вздрогнуть. Она обернулась и в первый момент очень испугалась. Но человек в черном плаще с откинутым капюшоном и мечом на поясе, на рукояти которого лежала его рука, стоял за три шага от нее под березами и не делал ничего угрожающего. На вид ему было сколько угодно лет от двадцати до сорока. Странно серая кожа и совершенно седые волосы, придавая ему угрюмый вид, контрастировали с ярким и неукротимым огнем горящих глаз. Что‑то знакомое вдруг почудилось Вельге в облике воина, и она пригляделась повнимательнее.

‑ Хейд? Это ты, Хейд?

Человек медленно кивнул, затем сделал шаг вперед, и видя, что девушка не пугается, подошел к ней и опустился рядом на траву. Он всегда мечтал вот так вот сидеть рядом с нею, и его мечта исполнилась. Но что‑то внутри мешало ему радоваться, было лишь некое ощущение победы ‑ его желание наконец‑то исполнилось.

‑ Да, Вельга, это я. Я вернулся. К тебе…

‑ Но почему ты так выглядишь? Что случилось? И где ты был все это время?

‑ Где я только не был…Мне было плохо без тебя, Вельга. Я всегда мечтал, что вот так вот вернусь в Равенлоу, и мы будем с тобою вместе. Именно здесь, под этими березами.

Хейд взглянул на нее, такую близкую сейчас. Она отвела взгляд и ничего не сказала, но он тем не менее почувствовал, что с их последней встречи многое изменилось.

И тогда он обнял Вельгу за плечи, прижал к себе и начал негромко рассказывать о своих странствиях. Время летело незаметно, березы шелестели над ними, и плакучие ивы в тишине склонялись над водою, а сонная речка медленно несла свои воды в неизвестность…

‑ …а когда Ривгольд упал в огонь, я просто ушел, чтобы не раскрывать своей тайны, ведь в темноте меня никто не узнал. Но я не мог уйти, не поговорив с тобою, любимая.

Вельга теперь смотрела ему прямо в глаза. В ней не было ни страха, ни неприязни, все эти чувства отошли на задний план, и девушка поняла ‑ все это время она любила по‑настоящему только его ‑ Хейда, пусть теперь и мрачного странника с кожей пепельного оттенка и седыми волосами. Кем бы он не был ‑ человеком, вампиром, демоном ‑ это не имело значения… И она прошептала, прижимаясь к его груди:

‑ Если ты все‑таки должен идти, я уйду с тобой.

Хейд качнул головой:

‑ Я сам не знаю, куда мне теперь идти. Колдун должен сам сообщить мне об этом. Но в любом случае …Я понимаю, что мне предстоит ‑ войны, сражения, переходы. И это не для тебя, любимая.

"Любимая"! Сколько раз он мечтал сказать Вельге эти слова так, как сейчас ‑ без насмешки, глядя в глаза! Но какого‑то счастья Хейд не испытывал, он скорее чувствовал какой‑то обман, словно гость, проделавший долгий путь в предвкушении чудесных яств на столе у хозяина, а дойдя ‑ почувствовал, что его угощают совсем не тем, что он ожидал, и нет никакого желания есть, да и в гостях больше делать нечего! Впрочем, желание‑то было, но не такое светлое, как когда‑то, когда Хейд мечтал просто сидеть, прижав к себе Вельгу, у реки, шептать ей ласковые слова, гладить по волосам ‑ нет, теперь из глубины его претерпевшего немыслимые метаморфозы существа поднималось нечто темное, как раздувшийся паук из глубокой ямы. Нечто подобное ощущает берсеркер, когда стоит, весь израненный, среди трупов и осознает, что еще миг ‑ и он с диким ревом кинется убивать, не разбирая своих и чужих, пока его не сразят или пока он сам не рухнет без сил и сознания на глинящуюся от крови землю…