Волчье правило

Закончив военно-политическое училище в далеком Свердловске, он, по зову романтического юношеского характера, написал рапорт с просьбой направить его служить в ВДВ, ибо в 80-х годах об этом мечтал почти каждый юноша на территории одной шестой части суши. В Киевском Краснознаменном военном округе части ВДВ не дислоцировались, поэтому и попал Сашка в десантно-штурмовое соединение: далекий московский родственник, генерал, помог потомственному разгильдяю приземлиться «под каштаны».

Таким образом он и попал в элитную бригаду, дислоцированную в городке К. Отслужив два с половиной года, Александр считал себя опытным десантником – совершил около сорока прыжков с парашютом, принимал участие во многих учениях, хорошо стрелял из всех видов бригадного вооружения, водил технику любого назначения, защитил звание кандидата в мастера спорта по рукопашному бою.

Кроме того, по направлению политуправления округа Александр шесть месяцев провел в Белокаменной на курсах Спецпропаганды, работавших под крышей Главного Политуправления Советской армии и ВМФ, получив дополнительную специализацию: «специалист по борьбе с провокациями, слухами и распространением дезинформации».

Помимо всего вышеупомянутого, Сашка мог с вечера легко выпить пару бутылок водки, бурно провести ночь в компании, а в шесть утра по команде «Подъем!» уже бежать с бойцами марш-бросок с полной выкладкой.

Именно за такие «подвиги», с одной стороны, он был взят на контроль партийно-политическим руководством бригады, а с другой – и без того непростые отношения с супругой окончательно испортились. Поэтому, когда он начал строчить рапорт за рапортом о переводе в Афган, в политотделе вздохнули с облегчением.

Несмотря на определенные недостатки, у командира бригады он все же был на хорошем счету: фанат учений, тренировок и парашютных прыжков, постоянно с ротой – то в нарядах, то на полигонах. Именно такие офицеры способны выдерживать обозначенные Присягой тяготы и лишения воинской службы. Тем не менее руководящее слово партии дало о себе знать…

Даже далекий украинско-московский родственник с широкими лампасами на штанах ничего не смог сделать, когда Александра наконец решили отправить «за речку», выполняя решение вышестоящих партийно-политических органов – ну и основываясь на многочисленных рапортах самого Сашки.

Родители Александра жили на Урале и даже в кошмарном сне не могли себе представить, куда отправляют самого младшего сына. С родителями супруги у него (и у его родителей) были очень сложные и напряженные отношения. Стоя на перроне, они тревожно вглядывались в очередь «военнослужащих и членов их семей», входивших-выходивших из купе, где, собственно, и имел место прощальный банкет. Полуторагодовалая дочурка Аня находилась рядом с бабушкой и дедушкой; тепло одетая, она беззаботно бегала по перрону, что-то щебетала и громко смеялась, и именно ей было веселее всех в эти нелегкие минуты.

Наконец объявили об отправлении поезда, и Александр вздохнул с облегчением – уж больно тяжелым оказалось прощание. Какая-то незаметная тень промелькнула на лицах друзей, родственников и знакомых, в памяти навсегда осталось удивленное лицо дочурки и немой вопрос в ее глазках – дескать, куда ты, папусь?..

Поезд набирал скорость, и вот уже остались далеко позади в морозной мгле вокзал, дома и улицы родного городка…

В Киеве в политуправлении округа (или политуправе, на офицерском сленге) убывающих в Афган с нетерпением ждали те генералы и старшие офицеры, которые имели собственных детей – офицеров, которые, в свою очередь, могли попасть на войну, хотя бы теоретически. Поэтому каждый афганский заменщик, появлявшийся в политуправе, вызывал у них приятные и, можно даже сказать, отцовские чувства.

Пожилой и недалекий ЧВС (то есть член Военного Совета), начальник политуправления округа генерал Рудин относился ко всем одинаково: «драл как собак» (его самое мягкое высказывание), поскольку был уверен на всю тысячу процентов – его дети и внуки, даже по сумасшедшему стечению обстоятельств, не могут попасть «за речку».

К нему на прием и попали свежеиспеченные «афганцы» – группа молодых офицеров-политработников. Александр как раз встретил своего старого дружбана по училищу – коренастого старшего лейтенанта Романа Кривобоцкого из Кировоградской бригады спецназа. Они сразу стали держаться вместе, сторонясь «соляры», то есть всяческой пехоты, танкистов, артиллерии, и уж тем более – тыловиков.

– А, долбаные парашютисты! – кинулся на них, как гончак на дичь, ЧВС. – Ну-ка, подойдите поближе!

Все знали о «любви» к десантникам, спецназовцам, авиаторам, ибо вследствие перманентной организационно-штатной чехарды в «непобедимой и легендарной» соединения и части десантно-штурмового и специального предназначения вертолетные полки периодически подчиняли непосредственно Москве, потом – округам, потом снова Центру.

Тем не менее политуправы округов крепко держали вожжи партийно-политического руководства на своей территории. Сейчас грозный, все более тяготеющий к маразму генерал Рудин откровенно выплескивал наружу свою ненависть к людям, постоянно действующее паскудное настроение и плохо скрытую зависть к парням в офицерских мундирах со знаками различия ВДВ. Главным для ЧВС сейчас было желание «выдрать» очередную жертву, стоило лишь найти повод. Однако на этот раз старый Акела промахнулся…

– Докладывай, старлей! – это он к Сашке. – В чем заключается сущность перестройки?

Сашка, явно не ожидавший ничего подобного, сначала смутился: ему было не до перестройки. С вечера много выпили, прощаясь на перроне, да и вообще он никогда не был силен в «болтологии», то есть партийно-политической работе. В бригаде давно подметили эту его неспособность к громким речам, за что ему и прилепили кличку «Нетипичный замполит».

Утопая в кожаном кресле, ЧВС застыл в ожидании любимейшей картины, наподобие «избиение младенца». После пятисекундного замешательства Александр напрягся, как перед первым десантированием, внутренне сгруппировался и выдал.

– Смысл перестройки, товарищ генерал-полковник, – понесло Нетипичного по кочкам, – я понял так. В Афганистан нужно отправлять только по рапорту, то есть по собственному желанию, или же – сынков вышестоящего партийного и военного начальства. Как учит нас великий Генеральный секретарь, наконец-то созрела необходимость борьбы с протекционизмом, кумовством и…

Он не успел закончить свою корявую фразу, как прозвучал дикий рык льва, постепенно переходящий в змеиное шипение.

– Ты что, б…, старлей, твою мать, думаешь, что раз в Афган едешь, то тебе все по х…?! Да я тебя, да ты у меня… – У обозленного и брызжущего слюной ЧВС не хватало слов, он почти задыхался, покраснев как рак, глаза налились кровью.

Александр быстро просчитал ситуацию, справедливо придя к выводу, что из этого роя не выйдет ни… Он прекрасно понимал, что, назвав Рудина просто генерал-полковником без подчеркивания его «членства», он уже страшно его оскорбил, поскольку тот сам любил говаривать: «генералов до х…, а ЧВС в округе – один!»

Вдобавок чего стоила тирада о Генсеке, о необходимости борьбы с кумовством… На тот период, очевидно, здоровье пожилого генерала было не ахти.

– Старлей, ты, и ты – тоже! – это он к Сашке и Роману одновременно. – Идите на…! Я, б…, похлопочу за обоих, чтоб не возвратились из Афгана! Вы у меня туда попадете, где о куске белого хлеба раз в полгода в газетах читают… – задыхаясь от праведного партийно-политического гнева, хрипел выживший из ума старикан.

Не дослушав о том, куда их пошлют следующим матюгом, Саша с товарищем стремглав выпрыгнули из высокого кабинета, выдохнули, переглянулись и радостно заржали, чем чрезвычайно удивили офицеров, томившихся в приемной – никто не помнил случая, чтобы после нахлобучки у ЧВС кто-то вообще кисло улыбался, не говоря уже о том, чтоб хохотал.

А Александр с Романом действительно радовались, потому что избежали участия в долгоиграющей и абсолютно бессмысленной процедуре, условно называвшейся «собеседованием». Оно сводилась к тому, что перед отправкой на войну офицеров-политработников, как это говорят, до слез пытали на предмет знания материалов партийных съездов, пленумов и конференций; руководящих писем, памяток и указаний; инструкций, наставлений и рекомендаций и тому подобное, и так далее, и прочая-прочая-прочая…