Четвертый Рим

В ночное время Москва была столь же безопасна, как минированный укрепрайон перед наступлением противника, но обманывать брата ему вовсе не хотелось.

Пообещав тренеру завтра быть уже в спортивном костюме, правда, не зная, где его взять, Луций ополоснулся, причесал мокрой пятерней разлохмаченные после занятий волосы и вышел на порог лицея. Было девять часов вечера. Весенняя светлая Москва, казалось, тихо дремала за стенами домов и темными кустами сквера, но Луций знал, насколько обманчива эта тишина. Разбитый вдребезги шкаф валялся в кустах, куда определила его орава беспризорных подростков. С проспекта, невидимого за поворотом улицы, изредка доносилось рычание мчащихся на больших скоростях машин или цоканье копыт какой-нибудь блатной пролетки. Пахло гарью, где-то в ближайших дворах жгли костер из старой мебели. Пустынная в этот час улица казалась спящим ручьем, могущим мгновенно привести к водопаду.

Луций еще помедлил на пороге, пытливым взглядом окинул весь проулок, часть сада, растущего на противоположной стороне, и решился было идти.

— Какая же она должна быть, чтобы ради нее рисковать жизнью? — услышал он за спиной. — Показал бы хоть.

Луций обернулся и заметил тренера в белой кепке, который, зевая, встал на пороге.

—Вы о ком? — спросил Луций и сделал шаг в сторону, освобождая для тренера пространство перед домом.

—Молодец! Мне давеча Эол объяснял, что из тебя лишнего слова клещами не вытянешь. И с шивапоклонниками держался здорово. Так что, проводить тебя к ней?

—Да не к ней, а к нему, — досадливо отвечал Луций.

Тренер отшатнулся в сторону.

—Я ваши римские штучки-дрючки не одобряю, — презрительно сказал он. — Я еще понимаю — за решеткой, там народ богом и жизнью обиженный, а здесь зачем? Все тянетесь к древней империи, не понимая, что она была сильна мужественным духом граждан, а не извращениями аристократов...

—Да к брату я, — перебил его тираду Луций и с этими словами рванул за ограду.

Тренер, обрадованный, что его подозрения оказались напрасны, догнал его уже у поворота на Кутузовский проспект и пошел рядом.

—Экий ты запальчивый малый, — укоризненно произнес он. — Бога благодари, что у меня сегодня есть свободные пара часов в запасе, и Эол в ответ за молчание просил за тобой приглядеть вечерок-другой. Куда это ты собрался, смею тебя спросить, и как? Пешедралом?

—На метро.

—Да будет тебе известно, — прокричал тренер, подделываясь под быстрый шаг своего спутника, — что с сегодняшнего дня отменены дежурства полицейских в электричках и на перронах метро. У властей нет средств на их содержание. Тебе нужен интернат? Или ты идешь домой к родителям?

—Интернат. Линия прямая: метро " Кунцево".

—Ну что ж, рискнем. Переходами сейчас может пользоваться только самоубийца. А по прямой, чем черт не шутит, может, и прорвемся.

Как ни странно, до своей остановки они доехали вполне благополучно, прождав всего полчаса на пустынном перроне, где кроме них стояли лишь две малолетки, которые, видимо, раз и навсегда положили никого и ничего не бояться.

Пустой вагон с разбитыми окнами под свирепый свист и перепляс туннельных огней домчал их мигом до "Кунцево", где выплюнул всех четверых и погнался назад. Промежуточных остановок не было. Не было и выхода с перрона в город, потому что обе круговые лестницы были искорежены и разбиты во время военных действий. Во всяком случае, пожар затушили только что. Тлеющие головешки еще резвились по покрытому осколками камня и пепла перрону, густой дым валил из тоннеля наверх в город. Высокомерные малолетки, которые вышли вместе с ними, так как поезд дальше не шел, повернули к Луцию свои кукольные личики тринадцатилетних школьниц, отлученных от знаний ради постели, и, преодолев гордость, поинтересовались, не знает ли он, как подняться наверх. Практически были искорежены только нижние ступеньки, будто кто-то задался целью не допустить бегства врага из подземелья.

—Все, девочки, — весело сказал тренер. Квадратный, маленький, он доставал Луцию всего до плеча, так что подружки были повыше его. — Придется вам обратно ехать, спасение ваше, если только руки у вас цепкие.

—У нас все цепкое, — гордо сказала одна из девчушек, одетая в огненный рыжий свитер и такого же цвета лыжную шапочку.

Без колебаний она позволила Луцию взять ее за талию и поставить ножками в белых носочках, туфли она предусмотрительно передала подруге, на плечи тренеру. Потом она распрямилась, перебирая руками по железным скрученным стойкам, дотянулась до последней целой ступеньки и стала медленно подтягиваться на пальцах, причем Луций, распрямляясь, потихоньку подталкивал вверх ее оторвавшиеся от плеч тренера ноги. Потом ноги ее оказались на вытянутых руках Луция, и девчушка встала коленями на первую висящую в воздухе ступеньку.

Потихоньку освоившись, она поднялась на ноги и храбро шагнула на следующую ступень.

—Машка, подожди, — закричала снизу вторая школьница и, аккуратно размахнувшись, послала точнехонько ей в руки одну туфлю за другой.

Надев туфли, Маша спокойно стала подниматься вверх и вскоре исчезла за поворотом.

—Что ж, прошу, — предложил тренер второй девице, — займись гимнастикой. — И он похлопал себя по плечу.

—Там тусовка, — сказала девица, не поворачивая к нему головы. — Сейчас Машка им накрутит шеи, быстро прибегут с лестницей.

—Где же они лестницу возьмут, твои тусовщики? — поинтересовался Луций, любуясь тонкой талией и длинными светлыми волосами малолетки.

—Где хошь, — безразлично отвечала малолетка и вдруг зарделась под пристальным взглядом Луция.

—Когда наши придут, ты на меня не смотри так, а то живым не уйдешь, — серьезно сказала она Луцию... — Ты кто, студент?

—Как угадала?

—Одет как нищий. И руки не распускаешь, словом, лох.

—А ты бы хотела, чтобы я приставал к тебе? К тебе... к тебе... такой, как ты есть, — так и не сумел он подобрать слов, чтобы выразить впервые в жизни испытанное восхищение просто от вида собеседницы... — и неуклюже закончил: — Ты бы больше берегла себя и не ездила одна вечером в метро.

—Я не одна, а с Машей, и потом, за нас не боись, студент, к нам никакой залетный не прилипнет, слово знаем, какое тебе и не снилось. Кто меня обидит, он и неделю не проходит на этом свете, какой бы крутой из себя ни был.

—А если какая-нибудь банда южан или прибалтов, которые местных людей не знают, как себя оборонять будете? — вмешался тренер. — Или ублажите всех и дальше пойдете. Ножки в стороны, руки в боки...

—Ты, дедок, наверно, сексуальный маньяк, — насмешливо отпарировала девчонка. — Таких в кино показывают. Сам маленький, а дрын как пенек. У тебя мысли все в одну сторону капают.

—Дура ты, — озлился "дедок", которому от силы было лет тридцать пять — сорок. — Дочка у меня такая же шалава растет, только еще моложе. Страшно же за вас, тоже болтается неизвестно где и день и ночь. У него вот брат тебе ровесник, едем его проведать.

—Ты меня с твоей дочкой не ровняй, — сверкнула глазами девица. — Ей в мою тусовку отроду не попасть.

—Жаль, что нет у меня такой сестрички, — вздохнул Луций, продолжая любоваться девочкой. — Я бы ее жалел.

—Только жалел? — вспыхнула девочка и отвернулась... Потом, справившись со своим лицом, мягко, даже нежно посмотрела на Луция.

—Я найду тебя, студент. Я знаю, ты из лицея. Вас там разные идиоты учат. Я тебя обязательно найду...

—Лина, — послышалось сверху, — принимай канат!

Два парня спустились почти на последнюю уцелевшую ступеньку лестницы, сверху за ними тянулся толстый канат с узлами. За ними на верхних ступеньках стояли, смеясь, юные девушки и парни, причудливо разодетые в яркие кожаные и нейлоновые куртки. Как только канат опустился на землю, Лина уцепилась за него и стала легко подниматься вверх, не сводя тревожного взгляда больших голубых глаз с лица Луция.

Спрыгнув на лестницу, она на мгновение задержалась, глядя вниз, потом помахала им открытой ладошкой и исчезла за поворотом... Парни, державшие канат, тоже враз его выпустили и стали карабкаться вверх. Через мгновение на лестнице никого не было. Только канат вибрировал от недавних прикосновений.