Страница 29 из 34
Однажды Комптон летел на самолете и задремал. На борту возникла какая-то неразбериха с билетами, и стюардесса спросила ученого:
– Простите, сэр, как ваша фамилия?
– Напомните, пожалуйста, куда мы летим? – попросил спросонья физик.
Карл Вильгельм Шееле
(1742–1786)
шведский химик
Собираясь делать опыты с хлором, Шееле предупредил своих студентов:
– Как вы знаете, хлор является ядовитым газом. Если я потеряю сознание, прошу расстегнуть мне воротничок и вынести на свежий воздух. После этого вы можете идти домой, но не забудьте, что следующее наше занятие состоится в среду.
Артур Стэнли Эддингтон
(1882–1944)
английский астроном
Как-то раз Артура Эддингтона спросили, правду ли говорят, будто бы он является одним из трех человек в мире, которые понимают теорию относительности Эйнштейна. Наступило молчание – ученый явно затруднялся с ответом.
Тогда вопрошавший решил исправить положение:
– Простите, сэр, мне следовало бы догадаться, что вы, сэр, при всей вашей скромности, сочтете мой вопрос несколько бестактным. В таком случае, сэр, позвольте…
– Ничего страшного, – прервал его Эддингтон. – Просто я задумался, пытаясь вспомнить, кто же этот третий.
Альберт Эйнштейн
(1879–1955)
физик-теоретик, работал в Германии, Швейцарии и США
Некий репортер спросил Эйнштейна, куда он записывает свои великие мысли. Великий физик ответил, что великие мысли приходят в голову так редко, что их можно и запомнить.
Одна знакомая просила Альберта Эйнштейна позвонить ей по телефону, но предупредила, что номер очень трудно запомнить: 24361.
– И чего же тут трудного? – удивился Эйнштейн. – Две дюжины и 19 в квадрате.
Пауль Эрлих
(1854–1915)
немецкий врач, бактериолог, химик, биохимик
Эрлих с юных лет был увлечен естественными науками в ущерб гуманитарным. Однажды, когда он учился в гимназии, учитель словесности задал классу сочинение на модную в то время тему «Жизнь есть мечта».
Пауль написал следующее: «Мечты являются результатом функции нашего мозга, а функции мозга есть не что иное, как окисление… Иначе говоря, мечты – это нечто вроде фосфоресценции мозга…»
Учитель, естественно, был крайне возмущен:
– Если так рассуждать, то «Мона Лиза – это всего лишь определенное количество размазанной по холсту краски!
Портрет П. М. Третьякова (фрагмент). Репин И. Е.
Из жизни художников
Буря над Евпаторией (фрагмент). Айвазовский И. К.
Иван Константинович Айвазовский
(1817–1900)
русский художник
По случаю пятидесятилетия своей творческой деятельности Айвазовский дал парадный обед, на который пригласил многих художников. В конце обеда юбиляр произнес такую речь:
– Извините, господа, что мой повар не приготовил заключительного сладкого. Поэтому я прошу принять от меня блюдо, приготовленное лично мною…
И слуга подал на подносе каждому гостю маленький пейзажик кисти Айвазовского с автографом.
Апеллес
(2-я половина IV в. до н. э.)
древнегреческий живописец
Апеллес, придворный художник македонских царей и близкий друг Александра Великого, завершив картину, обычно выставлял ее на балкон своего дома, а сам прятался за шторой и слушал, что говорят о его творении прохожие. Очень часто люди высказывали довольно дельные замечания, которые художник принимал во внимание и вносил изменения в картину.
Однажды проходивший мимо сапожник заметил, что Апеллес неточно изобразил сандалии.
«Что правда, то правда», – согласился про себя художник и внес нужные поправки.
На следующий день сапожник опять проходил мимо дома Апеллеса и, увидев изменения в картине, сделанные в результате его замечаний, начал высказываться относительно неправильно изображенной ноги.
Апеллес не выдержал несправедливой критики и крикнул из-за шторы:
– Ты рассуждай не выше башмака!
Александр Македонский рассматривал в городе Эфесе свой портрет, написанный Апеллесом.
Царь молчал. Картина ему не понравилась. Он даже отошел в сторону, и портрет попал в поле зрения его коня Буцефала. И вдруг конь заржал.
Апеллес радостно воскликнул:
– Царь, клянусь Зевсом – твой конь узнал тебя!
Франсуа Боше
(1703–1770)
французский художник, график и декоратор
Однажды Боше очень расхваливал известного врача.
– Жаль, – произнес кто-то из присутствующих, – что господин профессор не высказывается столь лестно о вашем творчестве.
– Что ж, – ответил художник, – возможно, мы оба заблуждаемся.
Карл Павлович Брюллов
(1799–1852)
русский художник
Как-то раз приятель Брюллова художник Иван Дурнов хотел подшутить над ним и, указывая на весьма посредственную картину, сказал:
– А ведь тут много брюлловского стиля.
– Нет, – ответил Брюллов, – тут, Ваня, много дурного.
В Петербург приезжала одна англичанка, известная портретистка. Брюллова спросили, что он думает о ней.
– Талант есть, – ответил он, – но в портретах ее нет костей, все одно мясо…
Однажды Брюллов писал портрет одной состоятельной дамы, которая сильно злоупотребляла косметикой.
Когда портрет был закончен, он не понравился заказчице, так как был написан без всяких прикрас. Однако, не зная, к чему придраться, заказчица сказала:
– Уж я, право, не знаю, но портрет мне совершенно не нравится.
– Чем же, сударыня? – спросил Брюллов.
– Наверное, вы нехорошие краски покупаете, – проговорила дама.
– Краски, сударыня, я покупаю в лучшем петербургском магазине, в том самом, где вы покупаете свои белила и румяна, – ответил художник. – Так что портрет должен быть очень на вас похож.
Художник и его модель. Мецмахер Э. П.
Однажды в мастерскую к Карлу Брюллову приехало семейство, для того чтобы познакомиться с его учеником Николаем Александровичем Рамазановым, будущим известным скульптором и искусствоведом.
Брюллов был рассержен на Рамазанова и, обращаясь к посетителям, сказал, представляя своего ученика:
– Рекомендую – пьяница.
– А это – мой наставник, – ответил Николай Александрович.
Ученик Карла Брюллова Мокрицкий был родом из Малороссии и хорошо знал, как живут его земляки в Петербурге. Он и показал выдающемуся живописцу рисунки талантливого крепостного Тараса Шевченко, страдавшего от прихоти своего грубого хозяина, помещика Энгельгардта.
Шевченко был приведен к Брюллову и так заинтересовал его, что Брюллов сам отправился к Энгельгардту на Моховую улицу с ходатайством об отпускной, но после разговора с помещиком долго не мог прийти в себя от возмущения и иначе как «свиньей в торжковских туфлях» Энгельгардта не называл.
Тогда за дело взялся художник Венецианов и со свойственной ему практичностью сразу узнал цену, за которую помещик отпустил бы крепостного. Энгельгардт назвал ни много ни мало – 2500 руб. Брюллов обратился за помощью к Василию Андреевичу Жуковскому и графу Матвею Юрьевичу Виельгорскому, и они вместе составили план будущих действий.