Голоса на ветру

– А у Маленького Облака? – Данило почувствовал, как у него по спине поползли мурашки. – У него тоже есть родинка, похожая на ягоду ежевики…? Проверь!

Данило и хотел, и не хотел, чтобы у мальчика в шапке с хвостиком енота обнаружился знак, который, как какая-нибудь королевская печать, подтверждает принадлежность к племени Арацких. Он боялся узнать, что и на этот раз надеялся тщетно. А вдруг нет? Вспомнил, как загадывал в «игре в рабов»: если птица взлетит… если не взлетит… Многое за последние месяцы улетучивается из памяти. Именно поэтому он и приехал в резервацию, а теперь думает о каких-то родинках. Хорошо еще, что не успел поинтересоваться, нет ли у мальчика между пальцев ног перепонки, как у большинства Арацких. Такой вопрос окончательно сбил бы его с толку, подумал он. И ошибся. Когда речь зашла об отличительных знаках, Маленькое Облако с гордостью заявил, что у него есть нечто такое, чего нет ни у кого из месквоки, и это помогает ему плавать быстрее всех в племени. Такое есть только у выдр и у некоторых видов птиц.

– Перепонки между пальцами? – вылетело у Данилы, и мальчик вздрогнул.

– Откуда ты знаешь? – спросил он.

– Знаю! – ответил Данило к изумлению всех присутствующих. – А у твоего отца они были?

Маленькое Облако сказал, что не знает. Его отец перед ним не раздевался, откуда ему знать были ли у него между пальцами перепонки для плаванья, которыми восхищается все племя. Да он даже не помнит своего английского имени, которым называл его Большое Облако, когда был особенно веселым или особенно грустным, вспоминая свои старые края, куда хотел увезти его, когда он дорастет до школы.

Что подразумевал отец мальчика под «старыми краями» Данило из рассказа мальчика понять не мог. Названий тех «старых краев» Маленькое Облако не знал, так же как не знал он и названия города на двух реках, в котором стоит памятник обезьяне, которая сбежала…

Мальчик сделал паузу, а в памяти Данилы ожил рев толпы, подбадривающей сбежавшую из зоопарка обезьяну, призывая ее не слезать с крыши дома, куда она забралась, убегая от гнавшихся за ней сторожей. Толпа сочувствующих стремительно росла, слышались выкрики: «Не сдавайся, Сами! Беги!»

И Сами как на крыльях перелетал с крыши на крышу, с дерева на дерево. В конце концов, через три дня и две ночи он спокойно слез с крыши, как будто и не доводил до безумия ловивших его работников зоопарка своей борьбой за свободу, которую толпа воспринимала как свою собственную, после чего в честь Сами в городе поставили памятник обезьяне, отвергнувшей клетку.

Позже, в Нью-Йорке, Данило Арацки спрашивал себя, как, по какому руслу, потекла бы его жизнь, если бы он, вследствие интереса к «болезни забвения», не отправился в Хикори Хилл, а потом в поселение индейцев месквоки.

Если бы кто-то сказал ему, что благодаря свободолюбию обезьяны Сами, он станет некоронованным королем резервации индейцев месквоки, Данило посчитал бы такого человека ненормальным.

Между тем, все получилось именно так!

С сияющими глазами, в прозрачном полумраке, отливающем белизной снега, Маленькому Облаку и всем присутствующим казалось что они своими глазами видят обезьяну, перепрыгивающую с крыши на крышу, с одного тополя на другой, как будто те три дня свободы Сами проходят сейчас прямо здесь, перед ними, поднимая их ввысь, к звездам, которые хранят и души мертвых, и души тех, кто еще только должен родиться. Чувствуя какой-то особый подъем, они молча и с удивлением не отрывая взгляа смотрели на Данилу, словно он и был тем, кто вспрыгивает на крыши и кроны деревьев. Медленно, продвигаясь шаг за шагом, Маленькое Облако приблизился к Даниле, положил голову ему на плечо и что-то зашептал, еле слышно, перескакивая с месквоки на английский и обратно. «Боже, неужели это маленький сын Петра?» – мелькнуло в голове у Данилы, и он почувствовал, как его переполняют теплота и нежность. Если голос крови что-то значит, то это могло бы быть именно так. А вдруг нет?

В шепоте мальчика некоторые слова повторялись, но Даниле они были непонятны. Было очевидно, что мальчик чего-то хочет.

– Джорджи, в чем дело? – обратился он за помощью.

– Он хочет посмотреть на обезьяну, которая сбежала!

– Ребенка нельзя просто так взять и увезти из одной страны в другую, да и неизвестно, жив ли еще Сами после всего, что там произошло… Дело вовсе не в деньгах, за каждый из трех моих «Синих Маврикиев» можно купить квартиру на Манхеттене, а уж тем более заплатить за билеты до Югославии.

– Бывшей! – усмехнулась Джорджи. – Ты должен наконец свыкнуться с этим, Данило. И остаться там, где тебя приняли с первой минуты, как ты появился… где у тебя есть друзья и работа…

– При чем здесь работа, Джорджи! Сумасшедших повсюду полно. Проблема только в том, что у каждого народа свое безумие …

По тому, как он это говорил, по смущению в его голосе, Джорджи поняла, что его душа уже направляется в сторону той страны, которая раскололась на несколько маленьких государств, и замолчала. Решать ему. Джорджи пожала плечами. Даниле нужно только доказать, что он состоит в кровном родстве с рыжеволосым ребенком, и мальчика впишут в его паспорт, если Маленькое Облако этого действительно хочет. Месквоки не допустили бы ничего против воли ребенка. Может быть, «новый мужчина Джорджи» действительно родственник малыша? Похожи они друг на друга как две капли воды, а мальчик на белом свете один одинешенек. Если бы его родители были живы, они давно пришли бы за ним. Этого рыжеволосого мужчину Джорджи словно сама судьба послала и связала с мальчиком при помощью нескольких слов чужого языка. А язык помнит. Достаточно посмотреть на имена бывших поселений, краев, городов и станет ясно, кто тут жил испокон веков, чем занимался, каким был… «По этим названиям можно проследить переселения народов и судьбы отдельных людей!» – записал неизвестный автор «Карановской летописи», всматриваясь в затерянные пути семьи Арацких и не имея полной уверенности в том, что записанное им будет сохранено.

О том как, каким образом Данило склонил мальчика поехать с ним, ни в «Дневнике» Данилы, ни в «Карановской летописи» нет ни слова, за исключением записи, что «Данило Арацки, узнав, как индейцы понимают и как лечат «болезнь забвения», еще некоторое время оставался в Хикори Хилл у Джорджи Вест вместе с рыжеволосым мальчиком, убежденный в том, что обязан сохранить хотя бы то, что осталось от его пропавшего брата».

Жители Хикори Хилл с удивлением наблюдали за рыжеволосым малышом, привезенным из индейской резервации вместе с прирученным волком, который не отходил от него ни на шаг…

Правда, это был не волк, а сибирский хаски с голубыми глазами, редко встречающийся на американском Среднем западе. Был ли цвет собачьих глаз каким-то скрытым посланием от Петра или просто случайным совпадением, Данило понять не мог…

Зато Арону, который приехал в Хикори Хилл узнать, что происходит с Данилой, все стало ясно и страшно с первого момента. У пса были голубые глаза, а у малыша лицо, движения и голос Данилы из детского дома в Ясенаке.

«Вета все-таки не ошиблась! – как молния мелькнуло в голове Данилы. – Может быть, я действительно нашел Петра там, где не искал, изменившегося, такого, каким он мне не мог и во сне присниться…» А то обстоятельство, что в толпе мертвых Арацких Петр никогда ему не являлся, могло означать или то, что он жив, или то, что его душа живет в теле Маленького Облака.

– Так же как и наши души живут в твоей, Рыжик… – Вета с толпой теней навестила Данилу в первую же ночь после возвращения в Хикори Хилл. И снова был слышен звук воды, капающей с ее волос, и тихий, успокаивающий голос, такой же, каким она утешала его в Караново, когда ему случалось чего-то испугаться или споткнуться и упасть. Арон, который спал в одной комнате с Даниилом, не слышал ни звука капель, ни голоса Веты, и не видел теней Арацких, которые преследуют Рыжика повсюду, как бы далеко он ни уехал.