Мирная профессия

На самом деле, как раз Лена-то и заснула, едва коснувшись головой подушки – вымоталась за день до предела. А вот Галина Андреевна, часа два вертелась с боку на бок, прислушиваясь к ровному дыханию дочери. Если бы она могла хоть чем-нибудь помочь! Познакомить Лену с кем-нибудь из молодых людей? А где их взять? В поликлинике, где работала Галина Андреевна, мужчин не дотягивающих до предпенсионного возраста, было совсем немного, да и те на роль прекрасного принца не очень подходили. Поспрашивать знакомых, может у кого есть приличные неженатые сыновья? В конце концов, и разведенный годится, мы не гордые. Был бы человек хороший. Да, а человек, похоже потребуется очень хороший, что бы Ленка перестала вспоминать про своего Саранцева каждые пять минут. Надо же, какое у нее лицо было, когда она рассказывала про него. Хорошо бы посмотреть бы на этого Толю, составить собственное мнение…

Проснулся Анатолий в настроении самом гадком. Как будто мало было вчерашнего телефонного разговора, еще и сны дурацкие всю ночь снились. Сейчас он уже не помнил, в чем там было дело, но ощущение осталось неприятное. Анатолий выкатил из-под дивана гантели, посмотрел на них с отвращением.

– Каждые десять минут упражнений с гантелями утром, гарантируют хорошее настроение и добавляют час бодрости и работоспособности днем, – гнусаво процитировал он пассаж из какого-то физкультурного пособия (во времена спортивной молодости пришла ему фантазия купить пару подобных книжечек).

Пособие, впрочем, не обманывало. Уже заканчивая зарядку, Анатолий заметно успокоился, а когда вылез из-под душа – холодного, в связи с массовыми летними, плавно переходящими в осенние, отключениями горячей воды, – даже повеселел.

Из-за чего, собственно, переживать? Ничего же не случилось! Был неприятный разговор? Наплевать и забыть! И даже если эти типы нарисуются снова, подумаешь! Они с Борькой молодые, здоровые ребята, у них крепкая, солидная фирма, которую они сами, между прочим, создали, вытащили, поставили на ноги… так неужели теперь не смогут разобраться с какими-то гадами, которым пришла фантазия ограбить их клиентов? Даже голову себе забивать такой ерундой не стоит!

Он бодро промаршировал на кухню и, поколебавшись между яичницей и пельменями, сделал выбор в пользу яичницы. Ее можно со сковороды есть, а после пельменей и кастрюлю надо мыть, и тарелку.

Порезанные кольцами кабачки, лук и помидоры, залитые взбитыми яйцами уже запекались под крышкой, а Анатолий продолжал шарить в холодильнике, пытаясь найти еще что-нибудь, что можно бросить на сковороду.

– Был же кусочек сыра, – ворчал он, переставляя с места на место несколько полупустых баночек, – сейчас бы его натереть… не иначе барабашка в доме завелся и сыр уволок…

Телефонный звонок отвлек его от этого увлекательного занятия. Настроение моментально вернулось на первоначальную, ниже нуля, отметку. Почему-то, ничего хорошего он от этого звонка не ждал. Интуиция, наверное. Анатолий поднял крышку, взглянул на яичницу, убавил огонь до минимального и только тогда подошел к телефону.

– Слушаю.

Голос в трубке зазвучал совсем другой – гораздо моложе и веселее:

– Ты чего так долго?

– Кто это? – хмуро спросил Анатолий.

– А сам не догадываешься? – коротко хохотнула трубка. – Скажи лучше, что надумал? Берешься за дело?

– Я еще вчера сказал, что не собираюсь с вами связываться. Идите к черту и не приставайте ко мне больше!

– У, какой ты сердитый. Зря. Все равно ведь сделаешь по-нашему. Не по хорошему, так по плохому.

– Что, прессовать будете? – Анатолий постарался сказать это равнодушно-презрительно, но получилось зло.

– И прессовать и рихтовать и много еще чего интересного, – голос в трубке вдруг стал рассеянным. – Ты подумай об этом, а завтра мы еще разок поговорим. Да смотри, чижик, не гуляй в темноте, а то стукнешься еще о какой-нибудь угол, ушибешься.

Короткие гудки раздались прежде, чем Анатолий успел ответить. Поэтому от незатейливо обматерил телефонную трубку и вернулся на кухню. Можно было, конечно, попробовать снова связаться с Борисом, но какой смысл? Через полчаса они увидятся в офисе.

Утренний аппетит пропал начисто. Анатолий все-таки запихал в себя яичницу, просто чтобы не пропадала, залил ее чашкой черного кофе без сахара – горечь была как раз в тон настроению. Потом сменил домашние шорты и футболку на брюки и футболку уличную и вышел из дома. Во дворе его ожидал крайне неприятный сюрприз: все четыре колеса его БМВ были спущены.

– …! – Анатолий подошел поближе и снова выругался, – …!

Покрышки были очень аккуратно разрезаны, а в правой задней торчал нож.

– Честное слово, если бы не двадцатипятилетие, не устраивала бы эту гулянку! – снова вздохнула Лена, осматривая сумки, выстроившиеся в коридоре. – Так: это я взяла, это я взяла… мам, а где конфеты? Они на столе лежали.

– Ты их в синий пакет сунула, вместе колбасой, – ответила Галина Андреевна.

– Правда? – Лена заглянула в пакет и покачала головой, – надо же, действительно здесь.

– Где твой Гена? – мать с сочувствием смотрела на нее. – Одна ты эти сумки никак не унесешь, а там еще торт в холодильнике.

– Торт! Его же выставить надо, а то не дай бог, забуду! – всплеснула руками Лена. Она вынесла в коридор и аккуратно поставила на тумбочку для обуви большое круглое блюдо на котором возвышалось внушительное сооружение из бисквита, безе и крема. Посмотрела на него с гордостью, – очень удачный пирожок получился. Как ты думаешь, попробовать накрыть фольгой или не стоит?

– Не стоит, весь рисунок смажется, – покачала головой Галина Андреевна и снова спросила: – Так когда Гена должен приехать?

– Должен был явиться еще пятнадцать минут назад, но он ведь в жизни, по-моему, ничего вовремя не сделал. Ладно, приедет, куда он денется. А опоздание мне сегодня простят. Посмотри лучше, я глазки ровно нарисовала?

– Идеально. А вернешься ты когда?

– Понятия не имею Считай сама: сядем за стол мы не раньше пяти. Час, другой, третий…

– Господи, вы что, три часа есть будете?

– Ой, мам, ну ты как будто сама ни разу на работе не праздновала! Лиля магнитофон принесет, потанцуем. Раньше девяти никак не разойдемся.

– А где девять, там и десять… в общем, понятно. Ты хоть попроси, чтоб тебя проводили.

– Обязательно, – с самым честным видом соврала Лена. Интересно, как мама это себе представляет? Может, встать в дверях и с несчастным видом хватать уходящих мужиков за руки: «Проводите меня домой, пожалуйста, а то я темноты боюсь!» Нет уж, до такого позора она еще не дошла. – Ты меня не дожидайся, ложись спать.

– Не говори ерунды, – пожала плечами Галина Андреевна. – Разумеется, я буду тебя ждать. Если вы разойдетесь в девять…

– Мам, я сказала не раньше девяти!

– Хорошо, даже если вы разойдетесь в полдесятого, то к десяти ты вполне успеешь вернуться.

– К одиннадцати!

– К половине одиннадцатого. В одиннадцать я уже буду волноваться, в половине двенадцатого у меня начнется истерика, а в двенадцать, если тебя еще не будет дома, я звоню в милицию.

– Господи, мамочка, мне только что исполнилось двадцать пять лет! А ты требуешь, чтобы я возвращалась домой к половине одиннадцатого, словно школьница! Вот скажи, ты бы в двадцать пять лет такое терпела?

– Милая, что ты сравниваешь? В двадцать пять лет я была матерью трехлетнего ребенка и уже собиралась разводится. Ладно, я тебя поняла, можешь гулять до одиннадцати.

– До половины двенадцатого!

– Ленка, ты что, сдурела? Где ты собираешься болтаться до половины двенадцатого?

– Нигде. И вообще, что мы – ненормальные, до полуночи праздновать. Завтра же на работу. Но из принципа, договариваемся на половину двенадцатого.

– Ну, если только из принципа. А если вдруг действительно загуляетесь, то позвони, предупреди.

– Хорошо.

– И чтобы тебя проводили. До самых дверей.