Страница 2 из 15
Я добралась до стенки и медленно съехала вниз, туда, где по моим предположениям находился обладатель голоса. Он не возразил против моего соседства, и я украдкой стянула на своей груди разорванную робу.
– Позвольте представиться. Мирандус Толкен, к вашим услугам.
Речь случайного спутника меня слегка позабавила. Он выражался как джентльмен в романах о викторианской Англии, которые мне с трудом удалось разыскать в хранилище своего города. Видимо, поняв мое удивление, добавил:
– Профессор истории Всемирной академии Земли. Осужден за покушение на жизнь Премьер-Координатора межпланетного Союза.
– Шания Перил, - немного запнувшись, ответила я. Мои глаза начали привыкать к темноте, и собеседника удалось рассмотреть довольно подробно. Не более полутора метра ростом, рыжая, взлохмаченная похлеще моего шевелюра, и очки, спадающие с носа совершенно не вязались в моем понимании с образом матерого убийцы. Впрочем, учитывая мою собственную историю, меня трудно было чем-то удивить.
– О, как я невнимателен, прошу меня простить, - Толкен суетливо отлип от стены, и стянул с себя что-то, наподобие длинного, широкого шарфа, - вот, прошу. Если это вас не оскорбит, возьмите.
– Не оскорбит, - не давая себе протянуть руку к теплой, пахнущей шерстью материи, я отрицательно замотала головой, - но путь неблизкий. Вы замерзнете.
– Что вы, - запротестовал профессор, - я не мерзляк, и не могу позволить очаровательной молодой леди превратиться в сосульку.
Его настойчивость, а, скорее, даже дрожь, охватившая все мое тело после вынужденного путешествия снаружи заставили меня принять столь щедрый дар. Я на мгновение сжала шарф в руках, пытаясь припомнить, как давно я не получала таких щедрых и искренних подарков. Почему-то я сразу поверила в то, что этот человек сделал его от чистого сердца.
– Значит, это вы та самая особа, что находилась в одиночной камере? – нерешительно начал Толкен.
– Боюсь, что да.
– До нас доходили слухи, что на корабле находится преступник планетарного масштаба. Вот только я и предположить не мог, что им окажетесь вы.
– И вы не боитесь? - с неожиданным интересом спросила я моего невольного попутчика.
– Чего? – удивился он.
– Ну… - я запнулась, пытаясь представить какое зло мог бы причинить преступник моего уровня человеку, которого уже лишили всего, - что я вас убью, к примеру?
– Дитя мое, - вздохнул профессор, - считайте меня чересчур самоуверенным, но в этой жизни стоит бояться лишь самой жизни.
Я замолчала, украдкой оглядывая помещение, в которое нас согнали как скот. Оно было сырым и темным. К стенкам прижимались люди, которым не посчастливилось быть приговоренными к заключению на заснеженную планету. Мужчины, несколько женщин. Одна из них, молодая девушка со слегка простоватым, но довольно милым личиком, изо всех сил прижимала к груди маленького ребенка. Ребенок молчал и испуганно жался к материнской груди.
– Что с ним будет? - невольно вырвалось у меня.
Профессор проследил мой взгляд и слегка нахмурился:
- Он родился при перелете и выжил. Ему повезет, если их с матерью оставят в главном корпусе. Она молода и привлекательна, возможно, кто-то из офицеров пожелает иметь при себе бесплатную служанку и… любовницу. Иначе им не прожить.
– А с нами? – решилась я задать вопрос, - что будет с нами?
– Обычно всех новоприбывших снабжают одеждой, едой на пару дней и оставляют посреди этого ледяного ада. Кому-то везет, и они выживают в одиночку. Многие сбиваются в группы. Но рано или поздно и тех и других настигает неизбежный конец.
– Смерть?
Я не стала ждать ответа, он и так был очевиден. Если бы существовал хоть малейший шанс выжить на этой проклятой планете, меня бы никогда не отправили сюда. Вспомнив, как вырывалась из рук скрутивших меня полицейских, крича и угрожая вернуться и отплатить за все, я горько улыбнулась. Иногда глупость и самоуверенность излечиваются весьма кардинальным способом. Там, в теперь уже таком далеком доме заключение на Утлагатус расценивалось как пожизненное изгнание. Никто не говорил об узаконенном убийстве. Все лицемерно верили, что система не может ошибаться. Когда-то я тоже верила в справедливость.
Нас ощутимо качнуло, и я поняла, что неказистый транспорт тронулся с места. Перелет оказался недолгим, но тяжелым. Через два часа непрерывной болтанки, корабль, наконец, опустился на замерзшую почву. Отсек открылся с тихим скрежетом, в проеме показались двое вооруженных охранника. Нас поодиночке отводили в огромное многоэтажное здание, выкрашенное в белый цвет. Оно сливалось с общим пейзажем и на миг мне показалось, что людей проглатывает снежная мгла.
Я завернулась в подаренный мне добрым профессором шарф, и трясущимися ногами ступила на снег. Ноги тут же погрузились в рыхлый сугроб. Сделав несколько шагов, я остановилась, поджидая Толкена, но, получив ощутимый удар по почкам, решила не злить охрану. Главное, и, похоже, единственное здание такого размера на всей планете неумолимо приближалось. В голову пришла странная мысль, что попав туда, у меня уже не будет шансов. Шансов на что? Я толком не понимала. Но меня вдруг охватило щемящее чувство, что все кончено, и нет пути назад.
2
– Шания Перил, двадцать пять лет, рост метр 68 сантиметров, глаза голубые, нос прямой, шатенка, хронических заболеваний и жалоб…, - тюремный врач бегло посмотрел на меня, и ответил сам себе, - нет. Над ключицей и под лопаткой, зажившие шрамы, предположительно, следы от выстрела. На запястьях рук и щиколотках ног следы от кандалов. На щеке, шее, брюшной полости и ногах гематомы. Других повреждений, или ранений, угрожающих жизни не выявлено.
Я смотрела на врача – уже немолодого, с виду уставшего мужчину, средних лет, и с горечью думала, что вся моя жизнь уместилась в две строчки на его планшете.
Поспешила натянуть на себя все еще мокрую, мерзко липнущую к телу одежду, так как сменить ее на сухую нам никто не предложил. Снег, тая, стекал по одежде, образуя под нами грязные лужицы. Нас провели через терминал, завели в большое, а, следовательно, плохо отапливаемое помещение, заставили выстроиться перед красной линией, видимо, в этом месте происходило отделение "семян от плевел", и ненадолго предоставили самим себе.
«Бастилии в конце концов падут, и замки Иф на их останках возведут[1]...» - Толкен склонился ближе к стене и пытался прочитать стершиеся от времени слова. Видимо, это был девиз заведения.
– Меня они так ни о чем и не спросили, - к нам подошла женщина с ребенком. Малыш был завернут в старое ветхое тряпье, спокоен, и с большим вниманием рассматривал окружающую обстановку, будто и не было изматывающего путешествия по снежным заносам.
– Почему они вас не пожалели? Неужели судья не видел, что вы в положении? – удивился профессор.
– Я Марта. Выросла в небогатой семье. Прилетела с Земли на Хаумею, чтобы заработать немного денег. Ну, вы же понимаете…
Я понимала. Хаумея славилась богачами и шикарными дворцами. Несмотря на все ее великолепие, казалось, этот маленький мир источает гнилостный запах разложения, который охватывает всю Солнечную систему. Планета была терраформирована около сорока лет назад и сейчас считалась символом роскошной жизни, вседозволенности и распущенности.
– Мне предложили работу горничной, это же такая удача – семидесятилетний старик, живет один, близкой родни нет. Вопреки моему ожиданию он оказался интересным дяденькой и мы подружились. А потом… Не знаю, как и сказать…
– Вы оказались в одной постели. И судя по тому очаровательному младенцу, что ты держишь в руках, вы там не только спали, - закончила я за нее.
– Ну да, - девушка помялась. – А потом я забеременела. Ну и мистер Гарри предложил мне родить. Детей у него не было, как-то не получалось, он хотел признать ребенка. И я согласилась.
– И что же потом?
– А потом его убили… Размозжили голову тяжелой вазой, - девушка всхлипнула, - а меня… а я… Не понимаю, почему его родственники, которых я даже не видела за все то время, что работала у него, обвинили в убийстве меня?