Страница 12 из 73
Однако представление о Незамае у Арышева скоро изменилось…
…Сегодня утром Незамай был чем‑то обеспокоен и раздражен. Он накричал на дежурного по роте, грубо отчитал Старкова в присутствии солдат. Потом собрал в канцелярии командиров взводов.
– Так вот, голубчики, – заговорил он тревожным голосом, – получено известие – завтра к нам в полк приезжает комдив. Строевой смотр проводить будет. Дело сурьезное, – погрозил он толстым указательным пальцем. – Что мы должны показать на этом смотру? – Глаза его быстро заморгали. – Конечно, не слабость, а силу, чтобы нас потом не поминали лихом. А это все зависит от нас, как мы сумеем развернуться. Так давайте же покажем, что на сегодняшний день мы чего‑то добились, чего‑то достигли…
Незамай старался поднять дух у офицеров, чтобы заручиться их поддержкой. Но они холодно слушали его. Быков рассматривал висевший на стене плакат противотанкового ружья. Воронков, глядя вниз, постукивал пальцами по лежавшему на коленях планшету. Арышев что‑то записывал в блокнот.
– Ас твоим взводом, голубчик, – уставился Незамай на Арышева, – не знаю что и делать. Боюсь, подведешь. – Он долго раздумывал, потом хитровато улыбнулся. – Сделай так: каких похуже – оставь в казарме, а остальных – в строй!
– Как это, оставить? – возразил Анатолий. – А если проверят?
– Вряд ли кто догадается.
– А если все‑таки догадаются, – сказал Воронков, – будут большие неприятности.
– Это я и без тебя знаю! – побагровел Незамай. – Не можем же мы из‑за каких‑то трех‑четырех разгильдяев позорить всю роту! – И, взглянув на Арышева, приказал – Делай, как я сказал, а там видать будет.
Офицеры вышли из канцелярии.
– Опять крутит Незамай, – возмущался Быков. – Смотри, Анатолий Николаевич, как бы тебе с ним в историю не влипнуть!
– Но ведь его приказание, он и за последствия будет отвечать.
– А ты думаешь в стороне остаться? – Быков так посмотрел на Арышева, что стало ясно: выполнить приказание – значит быть соучастником Незамая. Нет, на это он не пойдет, поступит так, как подсказывает совесть.
Вечером, в землянке, Быков опять спросил его:
– Ну и как решили?
– Возьму весь взвод. Чего мне изворачиваться.
– Правильно!
– А вы не боитесь за своего Савушкина?
– Теперь нет, а когда‑то пришлось мне с ним нянькаться. Я и по‑хорошему и по‑худому – пререкается с командирами, и баста. Все‑таки нашел подход.
– Какой же?
– Да вот Александр Иванович посоветовал написать в его колхоз. Я целый рапорт накатал о его службе. Вскоре получаю письмо от председателя колхоза и от матери. Зачитываю всему взводу. До слез парня проняло. Вроде за ум взялся.
За несколько минут до подъема Незамай прибежал в казарму и приказал поднять роту.
Целобенок, вскочив с постели, напустился было на дневального за то, что тот рано подал команду, но увидев командира роты, осекся. Он вспомнил, что сегодня полковой смотр и, возможно, комдив вздумает пройти по казармам. Тотчас же отдал приказания командирам отделений произвести уборку помещения, всем побриться и подшить свежие подворотнички.
Когда пришли командиры взводов, в казарме все преобразилось: пол был основательно выскоблен, постели на нарах заправлены белыми простынями, хранившимися до особого случая в каптерке. Даже Незамай был неузнаваем: в новой гимнастерке и хромовых сапогах. Окинув офицеров недовольным взглядом, он строго выговорил:
– Поздно, голубчики, на службу являетесь.
– То есть как поздно? – Воронков взглянул на стенные часы, которые показывали без пятнадцати восемь. – Как всегда.
– Сегодня надо не как всегда, а раньше. Думаю, вам известно почему. Приказываю немедленно вывести взводы на улицу и заняться строевой.
– Говорят, перед смертью не надышишься, – обронил Воронков.
– Хватит зубы скалить! Умник нашелся! К сурьезному делу и относиться надо по‑сурьезному. Выводите людей!
В течение двух часов солдаты готовились к смотру. Сначала маршировали по отделениям, затем по взводам и, наконец, в составе роты. Ротой командовал Незамай. Это был его конек. До самозабвения любил он подавать команды, слушать, как гудит под ногами земля. Если солдаты шли плохо, он останавливал.
– На месте! Дробь! Выше ногу, выше! Потом быстро посылал вперед:
– Марш! Ать, два, три. Коси глазами, руби ногами, чтоб из сухой земли вода брызнула!
Без пятнадцати десять Незамай подвел роту к штабной землянке, где уже заканчивалось построение батальона. Приняв рапорта от командиров рот, Сидоров повел батальон к плацу. Со всех сторон туда стекались взводы, роты и батальоны, выстраиваясь во фронт.
В кругу командиров прибывших подразделений стоял начальник штаба капитан Смирнов, поджарый, затянутый ремнями кадровик. Около него Арышев увидел Померанцева. Иван отпускал шуточки вслед проходившим подразделениям. Он много знал анекдотов, побасенок, иронических фраз. Со старшими по званию говорил с шутками и прибаутками, козыряя положением полкового адъютанта.
– Батя на горизонте! – крикнул он, и офицеров будто ветром сдуло.
От штаба к плацу неторопливо шагал командир полка – высокий, прямой, с поседевшими висками. Подполковник Миронов был строг не только к боевой подготовке воина, но и к его внешнему виду. Поэтому офицеры тщательно осматривали своих солдат – нет ли каких упущений.
Незамай в последний раз обежал вокруг своей роты и занял место на правом фланге.
Полк выровнялся и замер по команде «смирно». Начальник штаба отдал рапорт, и подполковник направился к первому батальону.
…Миронов не закончил осмотр всех подразделений, когда к плацу подкатила легковая машина. Из машины вышли двое – командир дивизии и начальник политотдела.
Миронов подал сигнал оркестру. И как только раздались звуки, направился к машине. Оркестр смолк. В наступившей тишине все услышали рапорт командира полка.
Выслушав Миронова, комдив окинул взглядом полукилометровый строй, громко поздоровался.
В ответ громыхнуло:
– Здравия желаем, товарищ полковник!
– Поротно мимо трибуны шагом марш! – скомандовал Миронов. Грянул оркестр. Замаршировали роты.
Пока бронебойщики выходили на центральную дорожку, Незамай выравнивал строй, наказывал солдатам тверже держать на плечах винтовки, соблюдать интервалы между рядами. При построении он учел и рост, и выправку, и выучку. Слабых рассортировал между сильными.
Некоторые изъяны были скрыты. Но успех еще зависел от старания солдат. Незамай использовал и этот фактор.
– Не подведем роту, голубчики! Не уроним в грязь лицом!.
Трудно сказать, или постарались солдаты, или командование сделало скидку, только противотанковая прошла без замечаний. Незамай от радости объявил благодарность всему личному составу.
Второй раз нужно было пройти повзводно, с песней, без музыки.
Незамай первым пустил взвод Воронкова, считавшийся лучшим, последним – взвод Арышева.
Анатолий беспокоился. Неужели вернут его взвод? Так делали, если бойцы показывали плохую строевую выучку. Но ведь за то время, как он стал командовать, солдаты немного подтянулись. Значит, не должны подвести.
– Как, товарищи, не подкачаем?
– Нет! – дружно отозвались бойцы.
– Только всем петь. Ясно?
Прошли последние подразделения третьего батальона. К трибуне направился первый батальон. Полк замкнулся в цепь, связанную из мелких колец‑взводов. Над плацем стоял гвалт разноголосых песен.
Сидоров с Дороховым приблизились к трибуне. Высоко подняв голову, едва касаясь носками сапог земли, комбат не шел, а летел на длинных ногах. За ним в колонне шагали офицеры впереди своих взводов. Еще минута, и противотанковая выступит на вторичное испытание.
Трогается взвод Воронкова. За ним выступает Быков. Илья Васильевич частит, не «тянет» носок. Получается у него как‑то не по‑военному. Зато солдаты идут хорошо.
Арышев подает команду.
– Взво‑од! – и обрывает резким движением руки. – Марш! Круто повернувшись, командует на ходу, сверяя шаг: