Страница 3 из 5
Еле мы его списали по статье «оволосение мозга».
Так вот, док сидел в кают-компании и заполнял свои бумажки. А я за ним наблюдал.
После криков насчет взрыва он стал быстро сгребать бумаги в портфель, а потом стал застегивать портфель, а он у него не застегивается, а потом он бросил все это, упал на диван, вжался в угол, где и закрылся незастегнутым портфелем.
А я тихонько к нему подобрался, постоял над ним, понаслаждался его хриплым дыханием, а потом выставил палец, больно ткнул им его в жопу и сказал:
– Что? Страшно, блядь?
О коренных
– Андрей Антоныч, надо провести работу по вопросам национализма!
Это наш зам беспокоится с самого утра. Мы с ним и со старпомом стоим на пирсе перед лодкой.
– Чего надо сделать? – старпом непрошибаем. Он вчера у командующего был и сегодня выглядит не слишком весело.
– Провести работу! – отзывается с величайшей готовностью зам. – По моим сведениям, матрос Петров вчера заявил, что он является коренной национальностью в России, и поэтому он не будет мыть посуду на камбузе.
– Кто такой Петров? – вопрос старпома адресован мне.
– Андрей Антоныч, он из экипажа Лаптева к нам переведен. Экипаж расформировали, вот нам его и отдали.
– Сергеич! – старпом иногда очень ласково говорит с замом. – Ты от меня чего хочешь?
– Я?
– Ты!
– Я хочу ваших указаний…
– Сейчас я тебе дам эти указания. С Петровым, Сергеич, провести работу по вопросам роста национального самосознания. И сделать это следующим образом: взять его за ноги и окунуть головой в трюм.
– Андрей Антоныч!
– У нас трюм давно не чищен. А я с платком белым потом весь трюм обыщу, и если найду хоть пятнышко, я ему корень оборву! И оборву я его очень аккуратно – как коренной национальности!
– Андрей Антоныч!
– Нет! Не так! Если будет хоть пятнышко, я палкой выгоню все наши национальности на пирс и оборву им всем корень одновременно. Чтоб у них на всех была одна национальность. Бескоренная. Вы что, с матросом не можете справиться?
– Мы, Андрей Антоныч…
– Я еще и этой чушью буду заниматься? Я буду ходить и рассказывать всем про то, как у нас на Руси появилась коренная национальность? Так, что ли? Как всех нас трахали сначала обры, потом хазары неразумные, а потом пришла орда? Вот так и ковалась наша необычность с помощью пришлой национальности! И таким настойчивым макаром национальность пришлая сформировала-таки нам нашу коренную! Для гордости! С помощью одного очень длинного корня! Коренные с пристяжными! Лошади раскосые! Я с вами скоро рожать ежа буду прямо на пирсе! Я должен думать ежечасно о лодке, о людях, о том, чтоб ничего здесь не взорвалось, о снабжении, о боевой подготовке и о том, чтоб в ходе ее ничего тут не сперли! Представители коренной национальности! А теперь еще я должен думать о том, как бы мне получше взлелеять все эти потуги отечественного самосознания! Молодцы! В трюм мерзавца, и там до него все дойдет! Не хочет он посуду мыть, и с этим они ко мне заявились? Сергеич! Ты временами наступаешь мне на мозоль! Интернациональную! Что вам еще не ясно?
Все нам стало ясно.
Через полчаса Петров уже был в трюме.
Гроб с музыкой
Город С. – это наш секретнейший город, в котором или строят подводные лодки, или их ремонтируют. И это настоящий город с троллейбусами, автобусами, такси, светофорами, женщинами.
И женщин здесь великое множество.
А когда женщин великое множество, то до боевой подготовки ли тут?
Нет! Не до боевой подготовки, и потому после построения на подъем военно-морского флага все сразу куда-то деваются до следующего построения на следующий день.
И возврата к прошлому нет.
Нет возврата к суровым будням ратного труда.
Нет этого труда, а вместе с ним и будней.
Вообще ничего нет, есть только рай, да и только.
Вот почему вновь назначенные на экипаж командиры сейчас же начинают бороться с этим явлением.
А как они борются?
Они устраивают построения – в 8.00, в 12.30, в 15.00, в 18.00 и в 21 час.
Пришел на экипаж новый командир, и стал он бороться. И боролся он целую неделю.
А в воскресенье? А в воскресенье можно уже не бороться и подольше полежать в постели с женой. Командир так и сделал. В воскресенье он лежал в постели.
А потом в дверь позвонили. В восемь утра.
Он очумело посмотрел на часы – точно, восемь – и пошел открывать.
За дверью стоял какой-то мелкий мужик.
– Свиридов здесь живет? – спросил мужик.
– Здесь, – ответил ему командир.
– Тогда мы к вам, – сказал мужик и внес в квартиру гроб, стоящий за дверью у стеночки.
– Принимай! – заявил изумленному командиру мужик.
– Что принимать? – не понял командир.
– Товар! Гроб!
– Какой гроб?
– Сосновый! Как заказывали!
– Тут какая-то ошибка, товарищ!
– Какая ошибка? А заказ? А наряд? Ты Свиридов?
– Ну?
– Что «ну»? Деньги давай! Еще сорок рублей!
Надо заметить, что в те времена сорок рублей были большими деньгами. С ними до Магадана можно было доехать.
– Всего восемьдесят, так? – не унимался мужик.
– Ну, допустим, так, а я-то здесь при чем?
– Сорок за тебя ребята заплатили, остальное – ты!
– Какие ребята?
– Вася! – крикнул мужик за дверь, – тут платить не хотят!
– Кто? Где? – послышалось с лестницы, а потом там раздались шаги. От них сотрясался весь дом. Когда Вася зашел в прихожую, заполнив ее под потолок, стало ясно, что деньги придется отдать.
Причем все.
– Да ты смотри, какой товар! – никак не унимался мужик. – Дерево, не хухры-мухры! А запах? Смолой же пахнет! Ему там хорошо будет! Год пролежит чистенький! Доски! Ни одного же сучка! Материя! Чистый шелк! А бантик?
Получив деньги, мужик успокоился, сделал себе скорбное лицо и, выходя, пропел:
– Пусть в вашем доме это будет последнее горе!
Жена от всех этих разговоров все-таки проснулась.
– Кто там? – спросила она, потягиваясь.
– Гроб! – сказал командир.
– Что? – сказала она.
– Гроб!
В этот момент в дверь позвонили. За дверью стоят тип в черном пиджаке. У него был очень прилизанный вид.
– Вы Свиридов? – спросил тип очень вкрадчиво.
– Мы! – сказал командир, и ему внесли в дом венки.
– Обратите внимание! – заговорил при этом тот, в пиджаке. – Надписи на лентах: «От друзей и просто так, знакомых», «От скорбящих неуемно женщин», «От родных и любящих ни за что» и «Я ушел от тебя, непрестанно рыдая».
– Может быть, «неприлично рыдая»? – усомнился командир.
– «Неприлично»? Сейчас проверим! – тип достал какие-то бумажки, порылся в них, нашел нужное и сказал: – Нет, все так! Проверили остальные?
– Проверили, – немедленно кивнул командир.
– Тогда с вас еще двадцать рублей.
После ухода того, в пиджаке, какое-то время было тихо.
– Что это, Саша? – спросила жена.
– Это? – задумчиво протянул командир.
Ответить ему не дали. В дверь позвонили. За дверью была целая команда.
– Оркестр когда подавать?
– Оркестр?
– С катафалком!
– С катафалком?
– Ну да! Кстати, надо утвердить репертуар. «Прощайте, скалистые горы» сказали обязательно надо.
– Хорошо!
– И «Варяга»!
– И «Варяга».
– Тело сами обмывать будете?
– Тело?
После оркестра, катафалка и обмывалыциц с плакальщицами наступило относительное затишье.
– Надо гроб вынести на лестницу, – осенило вдруг командира. – Может, кто-нибудь его там украдет! – Вид у него был самый безумный, отчего жена сейчас же кивнула и начала бестолково метаться по квартире.
Через пять минут после того как он вынес гроб, в дверь позвонили.
За дверью мялся какой-то субъект.
– Там ваш гробик… – откашлялся он.
– Ну?
– Гробик, говорю, ваш…
– Ну?
– Его могут скоро украсть…