Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 5



– Андрей Антоныч! Так мне же в одиннадцать на совещание надо! В дивизию!

– A-a-a… бля, червоточина! Как защищать все человечество от темных сил, так у вас совещание! Так! Ладно! Я сам их дождусь! Этих вертанутых проверяющих! И без мешков с песком! Я им объясню! Что такое терроризм! И где у нас война идет! И почем сегодня разруха!

Через два часа приехали на пирс проверяющие, и встретил их наш старпом, вооруженный автоматом. Он так на них орал, что я даже с мостика слышал такие выражения, как «да идите вы все на…» и «пососите такую маленькую куколку у совершенно онемевшего ежика!»

Через два дня заслон сняли.

Крутое

У адмирала Казанова отломился хххх… куй.

Хотя со словом «отломился», мы, возможно, погорячились, потому как в этом случае предполагалось бы некое внешнее и довольно резкое воздействие на обсуждаемый предмет. Поскольку ничего подобного не наблюдалось, то лучше всего сказать, что он у него отвалился или же отпал.

Да, именно так: он у него отвалился (или отпал), и произошло это в четыре утра по среднеевропейскому времени.

В эти часы адмирал Казанов Илья Ильич обычно просыпался и машинально чесал себе то, что само попадало под руку, но в этот раз он там ничегошеньки не обнаружил.

Сказать, что адмирал вспотел, значило бы сказать очень мало. Он взмок, как палуба крейсера в утренние часы под египетским небом, после чего он быстренько пробежал в туалет, судорожно зажег свет и… опять ничего.

Яйца, кстати, тоже исчезли. Совсем. Место абсолютно было чисто.

Оно было гладкое и розовое.

А по форме оно напоминало треугольник.

Только треугольник? Ну зачем же только треугольник – там еще складочки имелись.

– А-а… – сказал адмирал в полнейшем безумии, вытаращившись.

Жена адмирала проснулась от возни.

– Ты где? – спросила она.

– Я? – затравленно обернулся адмирал. – Я здесь. Спи. Мне на службу надо.

После этого он вызвал машину.

В прибывшую машину он сел, как и был, голышом, обернувшись большим махровым полотенцем. Водитель машины, давно привыкший к различным выходкам адмирала, совершенно не удивился.

– В штаб! – сказал адмирал, и поехали они в штаб.

Там адмирал проследовал мимо застывшего от усердия вахтенного в свой кабинет.

Войдя в кабинет, он тут же закрыл дверь на ключ изнутри и бросился к своему письменному столу. Он долго рылся в ящиках стола, а потом воздел глаза к небу и сказал:

– Нету!

Какое-то время он сидел совершенно отрешенно, а потом прошептал:

– Как же я служить теперь буду?

Вот в этом с адмиралом нельзя было не согласиться.

Действительно, все эти выражения, с помощью которых он и дошел до звания адмирала; все эти крики подчиненным насчет того, что он их – и так! и так! – что он им покажет, предполагали наличие все мы понимаем чего, а иначе они выглядели бы не вполне убедительно.

Что делать?

– Надо вызвать начальника штаба! – сказал адмирал.

Мудрое решение, я бы сказал. На что еще тебе нужен начальник штаба, как не на то, чтобы ответить на вопрос: где же твой хххх… туй?

Начальника штаба привезли через сорок минут. Адмирал впустил его в кабинет, закрыл за ним дверь, а потом распахнул перед ним полотенце.

Начальник штаба выглядел так, будто он осматривает мумию Тутанхамона, решая, мальчик перед ним или же девочка. Минут десять лицо его ничего особенного не выражало, а потом он спросил:

– Можно потрогать?

Эти слова почему-то вывели адмирала из себя:

– Потрогать? А что, и так не видно? Нету! Блядь! Хоть трогай, хоть не трогай! Нету!

– Как же это?

– Так! Сразу!

Лицо начальника штаба заострилось, губы вытянулись, он что-то заговорил, замямлил, а потом уши у него стремительно выросли, а сам он покрылся волосами, и еще у него обнажились зубы, отрос хвост, а на губах заиграла зловещая усмешка. Вот когда адмирал Казанов и взмок по-настоящему.

– Все еще не знаешь почему, бестолочь? – спросила у адмирала эта рожа напротив.

Именно в этот момент адмирал и проснулся. От его пота промокло все.

Первым же делом он обнаружил свой хххх… муй.

Тот был на своем месте.



По жопе

Командира дивизии зарезали у нас на нашем славном 613 проекте!

То есть не совсем, конечно, зарезали, просто он так орал, будто его зарезали.

А было вот что. У нас гальюны на лодке почти всегда не работают.

То есть они работают, но только при очень нежном к себе отношении, а поскольку такого отношения к ним никогда не было, то старшины отсеков закрывают гальюны на замок, чтоб, значит, не гадили.

И куда все ходят гадить?

Все ходят гадить наверх, когда лодка в море в надводном положении бьет зарядку батарей. Вот тогда все и гадят.

Держась за рубку или за что попало в темноте.

Почему в темноте? Потому что зарядку батарей бьют в основном в темноте.

Из-за скрытности.

Вот тогда-то и гадят. Но аккуратненько, потому что волна – океан же вокруг, и тебя может смыть как раз в тот момент, когда ты старательно тужишься и думаешь о таком о всяком.

А с нами командир дивизии в море пошел. Ночь, темнотища, хоть глаз выколи, море, надводное положение, мы с ним на мостике – давно уже болтаемся, и тут он говорит:

– Приготовиться к погружению!

И все сразу же начинают готовиться – каждый по своей части что-то отключает и сматывает. И матросик суетится рядом, а потом он куда-то пропадает.

А комдив, спросив бумажку, кряхтя – пока мы все готовимся к погружению – держась за поручни трапика, решил вывалить за борт все, что удалось накопить за несколько дней.

Только он затих, как вдруг – представляете? – его кто-то со стороны океана по жопе ладонью хлоп, а потом тихо позвал:

– Товарищ комдив!

У комдива от нахлынувшего ужаса глаза стали такой же величины, как у средней собаки из сказки «Огниво».

Он от страха затрясся да как заорет!

А это матросик раньше него за рубку вылез, опорожнился и назад в лодку двинулся, а тут ему дорогу преградила комдивская жопа, светящаяся в ночи.

Вот матросик по ней и постучал.

До взрыва в яме

Флагманские у нас идиоты.

Это всем ясно.

Другими они просто не бывают.

Наш дивизийный флагманский электрик, например, любит зайти на борт и сказать: «До взрыва лодки осталось пятнадцать минут!».

Это он имеет в виду то обстоятельство, что мы довели материальную часть до такого состояния, что она в любой миг может рвануть.

Как-то он явился к нам в субботу в самый разгар большой приборки.

Пришел, спустился вниз и сразу же полез в аккумуляторную яму.

А я сидел и писал свои бумаги. На лодке все заняты делом, механики возятся в корме с обратимым преобразователем, и на ерунду всякую у них просто времени нет.

А этот все на тележке в яме катается туда-сюда.

А я специально к нему не подхожу, потому что флагманских специалистов надо держать в строгости. Не должны они привыкать к тому, что они пришли на лодку, и тут же все, побросав дела, при них бочком держатся и каждое слово ловят.

Шли б они вдоль забора – тем более что всем некогда.

Этот дурень поездил, поездил в яме, видит – никого нет, никто не волнуется – вылез и говорит громко:

– До взрыва аккумуляторной ямы осталось пятьдесят секунд!

А я специально неторопливо так заполняю документы.

Он крикнул, вылез и пошел писать свои замечания в журнал.

Пусть пишет, урод тряпочный, одним словом.

А в кают-компании у нас в это время доктор сидел.

Наш корабельный эскулап был из новеньких и к этим выходкам флагманских специалистов он еще не привык. Не встречался он еще с сумасшедшими. Вот у нас был до этого флагманский химик, так тот врывался на лодку и начинал орать и кидаться на матросов со всякими предложениями надеть противогазы.