Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 47

Через неделю похода Умань осталась позади справа и, не дойдя до Буга с десяток верст, молодой гетманыч приказал остановиться на отдых. Возов и артиллерии у казаков не было, поэтому они не могли оборудовать табор и ограничились тем, что, разметив местность, выкопали ров и насыпали валы. Для патрулирования левого берега Буга, где имелся брод, по которому обычно путники переправлялись через реку, Тимофей выслал усиленные разъезды. Время шло, но ничего подозрительного замечено там не было.

Спустя два дня, когда казаки уже отдохнули и были готовы к продолжению похода, в их тылу появилось облако пыли, постепенно затягивающее весь горизонт. Хотя Тимофей не ожидал какой-либо опасности с этой стороны, все же он решил проверить, что бы это могло значить. Оставив за себя в лагере одного из есаулов, гетманыч с небольшой охраной отправился на разведку. Каково же было его удивление, когда он понял, что это движется казацкая конница, а за ней следуют пехотные полки. Впереди, под развернутым знаменем ехали Богун и Дорошенко.

— Вот теперь, — сказал Богун, стоя на валу лагеря рядом с Тимофеем и Петром, — мы по-настоящему готовы идти на свадьбу в Яссы. Дополнительных двадцать тысяч сватов тебе не помешают, да и пушек у нас тут достаточно, чтобы произвести славный салют в честь молодых.

Тимофей, обрадованный встречей с Богуном и Дорошенко, подошедшими с таким неожиданным подкреплением, с энтузиазмом ответил:

— Да, с такой силой никакой Калиновский не страшен. Но тогда, почему мы не продолжаем поход. Мы уже торчим здесь четыре дня без толку. Чего ты ждешь, Иван?

— Да я и сам не знаю, — пожал плечами кальницкий полковник, — гетман дал четкие указания, соединившись с тобой, без его приказа Буг не переходить.

— Странно все это, — нахмурился Тимофей, — к чему такая секретность среди своих? Тем более непонятно, зачем столько войска? Ведь отец написал польному гетману, чтобы он свободно пропустил меня. Не могу взять в толк, что все это значит? Сначала отец отправил меня с горсткой казаков, затем подошли ты и Петро с целым войском. А чтодальше?

— Твой отец что-то задумал, — медальный профиль полковника озарила улыбка, — и, будь уверен, свой замысел держит в тайне не случайно. Но, я думаю, что скоро все станет ясно. Глядите!

Богун указал рукой в сторону Черного Шляха, где далеко из-за горизонта показалось облако пыли, выглядевшее в ослепительных солнечных лучах темной грозовой тучей. Облако разрасталось, постепенно занимая весь гарнизон, ширилось по степи, клубилось, поднимаясь к небосводу и грозило закрыть собой солнце. Спустя некоторое время можно было уже различить движущуюся плотную массу всадников, и услышать пронзительный звук дудок и глухой рокот цимбал. К казацкому лагерю приближался с юга татарский чамбул, впереди которого ехали на буланом аргамаке запорожский гетман, а рядом с ним на гнедом бахмате Карачи-мурза.

— А ты, сынку, и вправду поверил, что я тебя отпущу к Лупулу свататься с горсткой казаков? — добродушно похохатывал Хмельницкий, обнимая сына за плечи. — Не такой я дурень, чтобы поверить, будто Калиновский не использует представившейся ему блестящей возможности свести со мной старые счеты. А вот теперь, когда вас с татарами сорок пять тысяч, пусть попробует устроить западню. Истинно сказано: «не рой другому яму, сам в нее попадешь». Эх, жаль, что я сам не могу стать во главе войска. Ну, да ничего, Богун с Карачи — мурзой справятся не хуже.

Запорожский гетман действительно оказался прав в своей предусмотрительности. Узнав через своих людей в Чигирине о выступлении в Молдавию шеститысячного отряда казаков во главе с Тимофеем Хмельницким, польный гетман заблаговременно вышел со своим двадцатитысячным войском ему навстречу. Помимо собственных панцирных и казацких хоругвей польного гетмана, оно было усилено десятитысячным отрядом немецкой пехоты, ветеранами многих битв. В пяти верстах от Буга в районе урочища Батог под горой с одноименным названием Калиновский разбил свой лагерь, преградив дорогу казацкому отряду. Он был абсолютно уверен в своем более, чем трехкратном превосходстве над молодым Хмельниченко, поэтому допустил несколько ошибок, непростительных для столь опытного военачальника.





Прежде всего, польский лагерь был разбит на открытом ровном пространстве (в районе современного с. Четвертиновка Тростянецкого района Винницкой области) без использовании рельефа местности в целях обороны, хотя целесообразнее было бы иметь гору Батог в своем тылу. Мало того, польский лагерь оказался растянутым по фронту более чем на целую милю. Конечно, польный гетман исходил из недооценки численности отряда Тимофея, полагая, что даже при самом неудачном исходе сражения уж от шести тысяч казаков он сможет защитить свой лагерь в любом случае. Полагаясь на свое численное преимущество, Калиновский даже не стал проводить глубокую разведку местности и не знал, что на самом деле Буг перешло сорокапятитысячное казацко-татарское войско, а не один лишь малочисленный отряд Тимофея.

Поэтому, когда на рассвете 1 июня небольшой татарский отряд, вынырнув, словно из-под земли в клубах густого тумана, с криками «Алла!» обрушился на польский лагерь, выпуская тысячи стрел, для польного гетмана его появление оказалось неприятной неожиданностью. Все же он посчитал, что это лишь один из отрядов татар-волонтеров, которых было немало в войсках запорожского гетмана.

— Похоже, этих басурман тут всего тысячи полторы-две, — пренебрежительно произнес он, обращаясь к стоявшему рядом полковнику Чарнецкому. — Думаю, шельма Хмельницкий придал их отряду сына для пущей важности. Возьмите, пан полковник, две панцирные и две казацких хоругви. Надо преподать этой сволочи хороший урок.

Стоя на валах, Калиновский наблюдал, как Чарнецкий, выполняя его приказ, строил хоругви, а затем повел их в бой. Кони крылатых гусар, набирая разгон, устремились вперед, выставив свои грозные копья, в то время как легкоконные хоругви обтекали их с флангов.

Подкручивая ус, польный гетман с удовлетворением наблюдал за развернувшимся перед валами сражением. Хоругви Чарнецкого, как он и рассчитывал, без особого труда отбросили нападавших от лагеря, а затем, рассыпавшись по двое-трое начали гоняться по всему обширному полю за спасающимися от них татарами.

— Так их, пся крев, так их лайдаков, травите их, как зайцев! — кричал он с валов, подбадривая своих всадников.

Увлеченный этим зрелищем, Калиновский даже не уловил момента, когда вдруг из тумана, словно огромная черная туча саранчи, вынырнуло все двадцатитысячное войско Карачи-мурзы. Появление такого колоссального количества татарской конницы, о которой он не имел никаких сведений, заставило польного гетмана немедленно спуститься свалов и заняться организацией обороны лагеря.

Панцирные и казацкие хоругви польного гетмана в мгновение ока из охотников превратились в жертв и, пустив коней в карьер, устремились к спасительному лагерю. Но уйти от конного татарина не так просто, поэтому часть убегающих поляков погибла от метко выпущенных стрел, а других просто захлестнули волосяные татарские арканы. Несмотря на значительные потери в их рядах, польским хоругвям все же удалось доскакать к валам, и уже под зашитой изрыгающих шквал огня и картечи орудий укрыться в своем лагере. Искусный в военном деле Карачи-мурза немедленно отвел своих татар на безопасное расстояние от валов, однако окружил польский лагерь со всех сторон. Вот когда Калиновскому пришлось пожалеть о том, что у него такой растянутый лагерь, так как эффективную его оборону на всех направлениях организовать было невозможно, а сузить не хватало времени.

Ситуация стала критической, когда на следующий день, 2 июня, сюда подтянулось и все казацкое войско. Не теряя времени, Богун, Дорошенко, Носач, Глух и другие полковники, окружив польский лагерь плотным кольцом со всех сторон, пошли на штурм. Двадцатипятитысячный казацкий корпус состоял из опытных, закаленных в сражениях воинов, прошедших Желтые Воды, Корсунь, Збараж и Берестечко. Это были ратные мастера, профессионалы боя, та самая запорожская пехота, которая, создавалась в огне сражений и теперь с успехом могла противостоять даже коронным панцирным хоругвям. Спустя несколько минут казаки уже оказались на валах и ворвались в лагерь. Немецкие наемники, выстроенные в каре, героически сопротивлялись, отражая атаки копьями и ружейным огнем, но в это время обозная челядь из числа русского населения, подожгла сено и солому, заготовленные для коней. В лагере поднялась паника, чем воспользовались казаки, усилив натиск на немецкую пехоту.